"Однако враг, не терпящий мира и спокойствия между людьми, не замедлил и тут своими кознями; он научил послушавших его людей взвести против меня сильные клеветы, вследствие которых я, как безвинно страдавшая, совершенно пала духом, а другие пришли в сильное смущение. Целый месяц, однако, длилось это недоразумение и скорбь, подробностей чего я не нахожу нужным описывать; но наконец дело выяснилось: моя неповинность восторжествовала вполне, клеветники уличены и постыждены. Упоминаю здесь об этом лишь с целью сообщить и еще о путях промысла Божия, дивно вразумляющего и подкрепляющего работающих Ему от чистого сердца.
Во время этой восставшей на меня бури, я сильно падала духом; не только самая клевета и скорбь подавляли меня (против этого я имела еще врачевство, сознание, что без сего не обойтись желающему идти крестным путем), но меня сильно смущала мысль, отчего начальники духовные так недальнозорки, что не могут отличить правду от лжи, отчего так скоро они склоняются попирать то, перед чем так еще не задолго они сами умилялись и к чему относились с уважением. Я задалась вопросом: "Где же искать правды, если ее нет в представителях ее?" Горе мое было так велико, что подавляло во мне всякое рассуждение и даже здравое сознание того, что и начальники наши — такие же люди, и прозорливства, присущего святым, мы не имеем права от них требовать. Не скрою и того, что от сильного смущения я потеряла даже усердие к молитве. Когда в келье я становилась в своем уголке для совершения ее, то происходило со мной одно из двух: или, осенив себя крестным знамением, я в сильных рыданиях падала ниц, и тогда состояние души моей походило не на молитвенное, а на какое-то подавленное; или же, иногда, сряду восставал передо мной вопрос: "Где же правда, где защита невинных, где внимающие их слезам?" И чтобы не дать воли таким расстроенным мыслям, я скорее ложилась спать. Но спалось ли мне? И так прошел целый месяц, если не более.
Но вот наконец миновала буря: возвратилась мне всеобщая ласка, любовь, сочувствие, все познали, что гнали меня напрасно, что одна злая зависть хотела погубить меня и т.д. Но душа моя, глубоко потрясенная, не могла успокоиться. Вместо прежней моей общительности, простоты, веселости, я стала недоверчивой, печальной, подозрительной. Я не могла не сознавать, на опыте то изведав, что эта любовь и ласки так же скоро могут смениться злобой и ядовитыми насмешками, как скоро сменяются час за часом. Одним словом, мое прежнее состояние духа не возвращалось ко мне; я даже с пренебрежением удалялась от них, а в душе продолжала томиться, мысленно спрашивая себя: "Если нет в монастыре искренней любви, этой основы не только иночества, но и христианства, то, значит, нет и спасения, а если нет сего, то для чего же мы живем здесь." Однажды в таких мыслях я уснула. Видится мне, что я вхожу с южной стороны в какую-то небольшую церковь или часовню (не знаю). Посреди, как бы обратясь к иконостасу, или чему-то вроде того, стоят трое, равные и ростом, и одеждой, и по всему одинаковые (не знаю, как их назвать); имеют они подобие людей, только головы их как бы в тумане, я их почти не вижу. Кроме меня и их, никого нет, — церковь пуста. Меня заинтересовали эти существа, и я довольно смело стала подходить к ним то с той, то с другой стороны, стараясь рассмотреть, кто они. Когда подошла справа, то стоявший с этой стороны обратился ко мне с вопросом: "Какой это монастырь?" Я отвечала: "Введенский." Он снова спросил: "А сколько лет ты здесь живешь?" Я ответила: "Три года." На это Он говорит мне: "Три года ты живешь в монастыре, а не знаешь, какое имя твоему монастырю." Я стала оправдываться и утверждать, что хорошо знаю, что имя моему монастырю "Введенский". Тогда Он подозвал меня поближе к себе и продолжал: "Если ты не знаешь, какое имя этому монастырю, то я скажу тебе: он — Крестокрещенский." Я и тут противоречила Ему, продолжая спорить, и даже возразила, что "и слова-то такого (крестокрещенский) нет".
В это время я увидела главу Его, как главу Спасителя, как она пишется на иконах; в левой руке Своей Он держал огромный деревянный крест, на который Он как бы опирался, а правой рукой Он слегка касался моего плеча и, ударяя ей по плечу, продолжал: "Говорю тебе, — Крестокрещенский; не понимаешь, — так слушай, Я объясню тебе: как христианский младенец крещается водой и Духом, иначе не может быть христианином, так и младенец-монах крещается крестом, — иначе не может быть монахом. — Разумеешь ли теперь?" — прибавил Он. Я (уже и во время речи Его) познала в Нем Господа и в умилении и радости воскликнула: "Так, Господи, разумею, что надо все терпеть ради Твоего Креста." Я проснулась в величайшей радости и умилении; плечо мое еще как бы ощущало на себе прикосновение ударявшей его слегка руки. Я совершенно обновилась духом, и все мрачное настроение мое исчезло, как небывалое.
). На вольтижке как-то очень славно поработали - и выжали из меня по полной, и в то же время что-то почти прилично получалось. Так что позитив сплошной. Делали все прежнее, просто работаем над качеством: хлопки над крупом на шагу и рыси, мельница (сегодня отрабатывали отдельно перенос через холку и обратно, и перенос через круп и обратно) на шагу и на рыси, хлопки над крупом, сидя задом на перед - типа уголок, выход на шею на шагу (это сесть задом наперед на холку перед ручками, а потом вернуться обратно) и стойка на коленях на шагу и на рыси (это встать на лошадку коленками и выпрямиться) - на шагу это совсем несложно,а вот на рыси у меня почти ничего не получилось, но все-таки это был первый раз, а упражнения на равновесие для меня самые сложные - у меня с ним швах. Купила чешки, наконец-то - реально удобнее, особенно та самая стойка, просто на порядок.
