Золотая
Новичок
1. Пролог
Меня зовут Маша Затеряева. История моя начинается два с половиной года назад, тогда я училась в восьмом классе, и мне было тринадцать лет. С самого моего рождения я любила лошадей, и, если честно признаться, даже врала друзьям и подругам, что у нас в деревне есть конюшни и что я умею ездить верхом. При этом лошадей я видела только в Центральном Парке, где их сдавали в прокат… Теперь смешно, когда вспомню как я провожала взглядом коней с пивзавода, толстошеие тяжики казались мне воплощением красоты…
2. Первый раз
Будильник надрывался диким звоном. Было совсем не охота вставать, но уже пробило семь часов, и я рисковала опоздать в школу. Потягиваясь и на ходу напяливая халат, я летела в ванную и залазила под ледяной душ. Бр-р-р… Дальше быстрый, но основательный завтрак. Я всегда, когда собиралась в школу, кидала в сумку тетрадки и учебники, лежащие на столе, поэтому часто я оставляла дома нужные учебники и приносила в школу ненужные. Учителя считали меня рассеянной неряхой, но далеко не глупой, меня посылали на все олимпиады по всем предметам.
Я и сейчас очень неаккуратная, что, как я думаю, не красит меня и не возвышает в ваших глазах, но это правда. Я не красивая и даже не симпатичная. Я - довольно полная сероглазая блондинка с синяками на ногах и ссадинами на руках, ладони в огромных мозолях, волосы растрепанные, в общем, зрелище весьма малоприятное.
В школу я приходила минут за тридцать до звонка и успевала до начала уроков сделать всё домашнее задание. Это замечали учителя и громко ругались, но сделать ничего не могли.
В этот день у меня было шесть уроков. Первые три прошли быстро и легко, на четвертом мне стало скучно и я, отпросившись в туалет, пошла бродить по школе. В коридоре я встретила Лизу Фазанову, она была младше меня на год, но выглядела гораздо старше. Мы были с ней едва знакомы, у нас была общая подруга - моя соседка по парте Саша Печская. Лиза имела шикарные светлые кудрявые волосы, опускавшиеся чуть ниже плеч, высокая и худая, она умела красиво и модно одеваться. В тот день она показалась мне слегка взволнованной:
– Маша, попроси Сандру зайти ко мне на перемене. Есть супер новость, – она подмигнула мне. Сандрой она звала Печскую. Я согласно кивнула головой и пошла к лестнице, чтоб наконец вернуться в класс.
Я, зайдя в кабинет, написала Печской записку, в которой рассказала ей про встречу с Лизой. Саша удивленно пожала плечами и хмыкнула. После звонка мы спустились на первый этаж и отправились в десятый кабинет, где должен был быть урок у Фазановой, но дойти до туда нам не удалось. Лиза чуть не сшибла меня, спеша на второй этаж, к нам в кабинет:
– Какая новость! – она весело хихикнула, – вы не поверите, где я вчера была! На конном дворе!
– Где?! – в голос удивились мы с Печской.
– Вы себе не представляете как там здорово! Пошли вечером со мной!
В те минуты все во мне перевернулось… Лошади – всё было в этих звуках! И надежды, и мечты, и любовь… безграничная, беспросветная и, казалось, безответная…
– Но работать там надо! – тут же поправилась Лиза, – ездим верхом бесплатно, но за это работаем, у лошадей там чистим и всё такое…
– Все равно! – махом выпалила я, – всё равно…
Печская снова громко хмыкнула, что-то прикидывая в уме:
– Сходим посмотрим, я согласна, встретимся у ККПТУД полшестого?
Всех это устраивало, и ровно тридцать минут шестого мы собрались у колледжа. Путь наш продолжался относительно недолго, минут через десять мы подошли к воротам, на которых болталось предостережение, написанное красной, наполовину облупившейся, краской: «ТЕРРИТОРИЯ ОХРАНЯЕТСЯ СОБАКАМИ», на другой вывеске более крупного размера красовалась надпись: «ОСТОРОЖНО! ЛОШАДИ!». От этих слов сердце мою затрепыхалось, грудь сдавила судорога страха. Мы зашли во двор. Под навесом были навалены тюки с сеном, на пригорке стояла перекосившаяся баня, у неё за гвоздь привязанная стояла лошадь.
– Пошли в конюшню, – Лиза дернула за руки нас с Печской, и повела в чернеющие высокие ворота. На пороге меня чуть с ног не сбил тошнотворный, ужасный запах, я оглянулась на Печскую и увидела её перекосившееся лицо. Запах ошарашил и её.
– Вы тут осмотритесь, а я пошла переоденусь, – Лиза убежала по коридору. На её возглас отозвались кони. До тех пор я не слышала вблизи звук лошадиного ржания, который вправду оглушает с непривычки. Как звук ружья. Многие думают, насмотревшись глупых фильмов, что он негромкий, но когда кто-то стреляет вблизи, то уши закладывает основательно…
Мне показалось, что коридор невероятно длинный, мы шли вдоль денников, читая таблички, и думали, что всех лошадей нам не запомнить до конца дней своих. Через некоторое время вернулась Лиза, признаться честно, я с первого взгляда не узнала её, одетую в грязную курточку, хромачи, с собранным на затылке хвостиком.
– Пошли знакомиться с пацанами! – она сказала это очень значительно, я подумала о том, что так можно говорить о предстоящем приеме у королей, думав так, я не сильно ошибалась. Здесь, на конном, они были монархами, они всем внушали трепет и страх, истинная и абсолютная власть была в их руках, никто не мог перечить их воле. У меня была ужасная память на лица, но эти я запомнила сразу и на всю жизнь.
– Это Маша и Саша, – указала в нашу сторону Лиза, – а это Денис, Слава, Миша и Никита. Никита у нас «директор».
«Директор» громко расхохотался:
– Идите, служащие, тогда деннечек у Паши почистите, - сквозь смех, сказал он. Паша – это белый пони шетлендской породы, добрый и смирный конек.
Лиза направилась к нему, захватив по пути вилы, лопату и тачку. Подстилка в деннике пони представляла собой смесь опилок и навоза, весьма жалкое зрелище, имеющее неприятный запах.
Мы с Печской, глянув на это дело, отказали Лизе в помощи. Смущаясь и извиняясь, мы отправились домой. В этот день мы не сказали друг другу и слова. Нам было стыдно…
3. Галоп.
На следующий день в школе мы договорились с Лизой, что пойдем на конный и теперь точно будем ей помогать работать! Она посмеялась и согласилась.
После уроков, не заходя домой, мы отправились туда. В конюшне Фазанова выделила нам одежду, предупредив, что это чужое и в следующий раз мы должны принести свою. Мы с Печской смотрелись весьма нелепо, её курточка была велика ей, отчего рукава спускались чуть не до колена, мои штаны были маленькими и давили на живот страшно. Но мы, как и обещали, помогли ей.
– Что, дамы, опять робите, – с гадкой улыбочкой осведомился Никита Волков, – время для работы закончилась, идите, катайтесь…
– На ком, Никита? – почесывая зудящие с непривычки ладони, спросила Лиза. Мы с Печской стояли за ней и помалкивали.
– Скалу берите, - выпуская колечко сигаретного дыма, разрешил директор, потом он как-то странно глянул на меня, - а ты Мари-Сабель чего молчишь?
– А что мне говорить, товарищ Николас? – выпалила я. Сказала и сама испугалась своей наглости. «Директор» расхохотался:
– Так меня ещё никто не называл, – он дыхнул на меня дымом, – пора учиться ездить.
Никита встал одним ловким движением и направился к деннику, в котором стояла Скала. Скала или, как её чаще называли, Бронюша – это кобыла вороно-чалой масти, её мать была тракененом, а отец арабом, смышленая лошадка, она слушалась только тех, кто умел ездить, но её всё равно давали всем подряд. «Директор» зауздал кобылу и вывел её в леваду, на жердях которой сразу расселось куча народу. Это были все кто только начал посещать конный, среди них те, кто уже сидел верхом, и те, кто видел лошадь впервые.
Мне было страшно … Я так давно мечтала об этом, но… Я готова была убежать… Мне было ужасно страшно…
Никита подкинул на Скалу Печскую, кобыла шла сперва шагом, потом перешла на рысь, Саша не знала, что делать, но верткая и юркая по природе, с хорошими физическими данными, она легко удержалась. Слезла Печская под дружный ржач Дениса, Миши, Славы и Никиты. Я отошла поглубже в толпу, понимая, что уже вечером буду жалеть об этом, но тут меня заметил Никита, ему доставляло странное удовольствие видеть испугавшихся и измываться над ними.
– Мари-Сабель! Иди сюда! Я тебя поучу… – «директор» помахал мне рукой, под удивленные выкрики толпы я подошла к лошади. После Печской должна была ехать Кристина Мокрова, рыжая и довольно симпатичная девчонка, не высокого роста, худая. Кристина уже второй год ходила на конный, и её возмутил поступок Никиты, она взяла его руку:
– Сейчас моя очередь!!! – выкрикнула она. Отодвинув меня, она выхватила из руки ошалевшего Никиты повод.
– Не, так дело не пойдет…– «директор» оскалился и, посмотрев ей прямо в глаза, спросил, – ты будешь перечить мне? Ты будешь качать свои права МНЕ?!!!
Кристина сжалась в комок, должно быть, ей хотелось провалиться под землю.
– Я, я, я… ничего плохого. Поверь… – она выглядела ужасно смущенной, – ничего плохого, н-ничего…
Мокрова развернулась и убежала, мне стало ужасно стыдно, я не знала, куда девать глаза.
– Давай ногу, – прохрипел Никита Волков, – подкину…
Я подогнула ногу, он легко закинул меня, я ещё не успела разобраться с поводом, как он огрел Скалу по крупу, та, взвизгнув, сорвалась с места галопом. Я только и успела схватить гриву. Она в десять секунд домчала меня до конца левады, там она остановилась и замерла, я не знала, что нужно делать. Наконец, разобравшись с поводом, я её развернула, и она, всё ещё разгоряченная бегом, помчала меня галопом обратно.
– Мария – гонщик, - выпалил Волков и залился громким смехом, подражая ему, засмеялись все, но мне было все равно. Я всё ещё не верила, что жива…
4. Ссора.
После этого галопа три дня я сидела с огромным трудом. Мама, как увидела ссадины на лодыжках и ляжках, перестала отпускать меня к лошадям. «Убьешься», – твердила она мне, но я очень упорная и настырная, как только болячки стали проходить, мы с Печской рванули на конный.
Теперь в конюшню мы заходили по-хозяйски, и никто нас больше не окликал и не останавливал, а запах, так сильно напугавший нас в первый день, казался чудным благовонием, это был запах родного, запах лошади…
Все денники оказались вычищенными, коридор подметенным, лошади накормленными. В общем, работы не было и Никиты не было то же. Поэтому кататься нам не пришлось.
В этот поход на конный мы лучше узнали Кристину Мокрову, которая оказалась классной девчонкой. Целый день мы весело болтали, она рассказала нам с Печской много интересного о жизни конюшни, объяснила, как нужно держаться с лошадью в деннике, как нужно седлать лошадь, как уздать и много чего ещё полезного и необходимого, пересказала основные правила безопасности. Я была очень благодарна ей. Кристина стала моим первым учителем.
Потом Мокрова пошла работать свою чистокровную английскую лошадь, кобылу рыжей масти по кличке Лейла. Саша позвала меня в конюшню обниматься с конями. Там, продвигаясь вдоль денников, мы угощали лошадей морковками и сахаром. Кони щекотали мягкими губами наши ладошки, и нам было очень хорошо. Так, улыбающиеся и разомлевшие, мы подошли к деннику, у которого галдела странно оживленная толпа. Мы растолкали мелочь, активно работая локтями, и подошли вплотную к двери, при этом закрыв своей широкой спиной обзор для других. Послышались недовольные крики. Мы с Печской заглянули внутрь денника, там, в полумраке стояла некая Даша Попова и… харкала на белого пони Пашу! Было похоже, что до этого она ещё и основательно поколотила его. Маленькое животное забилось в угол, и повернулся к мучительнице задом. Всё надругательство происходило под дружные крики и возгласы восторга мелюзги, которой так много, когда бьют и обижают слабых и беззащитных. Мы попытались открыть дверь, но малышня мешала, тогда я прыгнула через верхний проём, Печская последовала за мной.
– Тварь! Ты что творишь, – взяла я её за грудки.
– Думай, что делаешь! Уродина! – кинулась на Дашу Печская.
Даша задергалась, попыталась пнуть меня по ноге, но промахнулась, замах прошел впустую, Печская ударила её по второй ноге. Попова, охнув, упала на спину. Пытаясь удержать равновесие, она ухватилась рукой за Пашин круп. Из-за этого обезумевший от страха пони начал козлить. Два удара пришлись по голове встававшей Даши, еще один по груди. Она снова упала на колени, мы под мышки вытащили её из денника. Я сняла с неё шапку и почувствовала на руке кровь…
– Что случилось? – обернувшись, мы увидели подходившего Никиту, он вел в денник темно-гнедого жеребца Зажима, чистокровного англичанина.
– Её лягнул Паша, у неё на голове кровь…
Никита взял её голову в свои руки, посмотрел:
– Пойду, заведу «газель», приложите ей лед к голове и не трогайте ничего…
Вскоре мы были на полпути к больнице. Меня ужасно мучила совесть, было очень страшно. На моих коленях покоилась голова Даши, которая уже открыла глаза. Кровь из раны на голове больше не шла, я очень боялась, что у неё образуется внутричерепная гематома. Мне стало жаль её, но она сама вырыла себе яму. И всё же… мы с Печской не поднимали друг на друга глаз.
В больнице мы просидели три с половиной часа. Даше сделали рентген черепа и грудной клетки, врач посмотрел и сказал, что все удары прошли вскользь, на голове лишь пара царапин да огромный синяк на груди. В общем, она легко отделалась.
На конном Никита заставил нас рассказать обо всём, что произошло. Волков долго думал, смотря себе под ноги, потом поднял глаза, и мы увидели в них смерть:
– Чтоб я больше тебя здесь не видел, тебя и всех тех, кто там стоял, а теперь, – Никита взял Дашу за запястье и потащил её в сторону денника Паши, – извиняйся! На коленях!!! – он толкнул её в денник. Во взгляде Никиты светилось бешенство, но в остальном внешне он оставался спокойным, – извиняйся!!!, – повторил он.
Даша нерешительно подошла к пони, Паша в ужасе шарахнулся к противоположной стене денника. Скулы на лице Никиты обозначились резче. Даша застонала, слезы покатились из её глаз, она с мольбой посмотрела на Волкова, я тоже обратила на него внимание. В серых глазах по-прежнему была смерть, и, внутренне содрогнувшись, я поняла, что согласна с ним. Даша заслуживала смерти, быстрой, но жестокой. Попова встала на колени, не отрывая взгляда от Никиты, и прошептала еле слышно:
– Прости…
Никита покачал головой:
– Не так.
– Прости, пожалуйста! – громче повторила она и потянула руки к Паше, явно намереваясь погладить его. Пони, с прижатыми к голове ушами, подскочил к ней и цапнул её за палец. Никита громко и злобно расхохотался:
– Вали отсюда! Тупорылая овца!!! Чтоб духу твоего здесь не было через три секунды, – Волков развернулся и быстро зашагал вдоль по коридору.
5. Спор
Последующая неделя прошла без приключений. Мы учились ездить на Скалуше-Бронюше, она уже вполне нас слушалась, поворачивала тогда, когда её об этом просили, легко тормозила и переходила с аллюра на аллюр по нашему желанию. Но пока мы ездили без седел. Пацанам не охота было седлать, и они отговаривались тем, что мы так быстрее начнем чувствовать ритмы. Впрочем, такая езда шла мне в пользу. Я похудела, на ногах стало видно мышцы и, вообще, физические нагрузки доставляли мне удовольствие. Мне нравилось даже «чистинье» денников…
В этот день Миша решил научить нас с Печской седлать лошадей. Рвение его было не случайным. Ему очень нравилась Саша.
Он вывел Скалу на развязки. Принес потник, вальтрап и седло. Заседлал нам её один раз, поясняя детали и объясняя почему так, а не иначе. Потом снял с неё седло и предложил попробовать нам. Маялись мы около получаса, когда затянули подпруги, он подошел и сказал, что вальтрап лежит не ровно и есть складка на потнике. Сбросил с лошади седло и предложил нам повторить… Мы заседлали её правильно на двухсотый или двухсот первый раз…
– Молодцы! – он хлопнул нас по спине, мы с Печской полетели в сено.
Миша ушел. Мы завели Бронюшу в денник и пошли отдохнуть на лавочке.
– Чего расселись, дамы? Заняться не чем? – прогремел над нами голос Никиты Волкова. Будь у нас с Печской уши как у лошади, мы, должно быть, сразу стали бы крыситься. «Директор» подошел, обнял Сашу, легко поднял её и начал кружить. Когда она перестала сопротивляться и начала тихо всхлипывать, он поставил её на землю:
– Это называется «Ромашка».
Печская шаталась, она с трудом нашла лавку, а когда села, не удержавшись, рухнула вниз, повалив и меня. Мы дружно залились хохотом.
Мимо проходила Таня Крапина. Высокая, худая, рыжая, как и Кристина Мокрова, на её носу и щеках рядками расселись веснушки, она была очень красивой.
– А сейчас мы покажем «Ласточку»! – сказал Волов и поймал Крапину, взял её на руки и начал кружить, – а это «Пьяная ласточка»… Захмелела птичка на лугу… – начал петь «директор», стукая Таню головой о стенку.
– Нет, Никита, НЕТ!!! – вопила Таня. А мы не могли больше смеяться, только всхлипывали. Наконец Никита выпустил Крапину, та легла прямо на пол, не решаясь даже встать на ноги.
Волков глянул на меня, что-то прикидывая в голове:
– Тяжеловата? – с нахальной улыбкой осведомилась я.
– ТЫ?!... Нет.
– Тяжеловата, – сказала я уверенно.
– Нет, – ещё уверенней сказал Волков.
– Спорим, не унесёшь и четырех раз туда обратно по коридору?
Никита внимательно глянул на меня на конюшню и протянул мне руку:
– Спорим.
Я пожала его руку, Печская разбила. Волков удивительно легко подхватил меня на руки и … бегом побежал по конюшне. Один раз, два, три, четыре… И всё бегом…
– Мне тяжела? – хмыкнул Никита, запыхавшись, – должна будешь!
– Что? – испугалась я.
– Посмотрим, – сказал он хитро и пошел работать.
Я ругала себя последними словами, как я могла так опростоволоситься…
На следующий день, он должен был просить выигрыша, я шла на конный с большой неохотой. А выход я придумала, не самый лучший, но надежный, по крайней мере, мне так казалось.
Мы с Печской почистили два денника, когда заявился Волков. Всё с той же наглой улыбочкой он стал подходить ко мне, прижимая к стене:
– Пара платить по щетам!
– Ага пора, – согласилась я и запустила руку к себе в карман. Через секунду я извлекла от туда шоколадку «Nestle», он долго и внимательно смотрел на неё, а потом, рассмеявшись, разломил её на две части, отдав нам большую половину:
– За хитрость…
Меня зовут Маша Затеряева. История моя начинается два с половиной года назад, тогда я училась в восьмом классе, и мне было тринадцать лет. С самого моего рождения я любила лошадей, и, если честно признаться, даже врала друзьям и подругам, что у нас в деревне есть конюшни и что я умею ездить верхом. При этом лошадей я видела только в Центральном Парке, где их сдавали в прокат… Теперь смешно, когда вспомню как я провожала взглядом коней с пивзавода, толстошеие тяжики казались мне воплощением красоты…
2. Первый раз
Будильник надрывался диким звоном. Было совсем не охота вставать, но уже пробило семь часов, и я рисковала опоздать в школу. Потягиваясь и на ходу напяливая халат, я летела в ванную и залазила под ледяной душ. Бр-р-р… Дальше быстрый, но основательный завтрак. Я всегда, когда собиралась в школу, кидала в сумку тетрадки и учебники, лежащие на столе, поэтому часто я оставляла дома нужные учебники и приносила в школу ненужные. Учителя считали меня рассеянной неряхой, но далеко не глупой, меня посылали на все олимпиады по всем предметам.
Я и сейчас очень неаккуратная, что, как я думаю, не красит меня и не возвышает в ваших глазах, но это правда. Я не красивая и даже не симпатичная. Я - довольно полная сероглазая блондинка с синяками на ногах и ссадинами на руках, ладони в огромных мозолях, волосы растрепанные, в общем, зрелище весьма малоприятное.
В школу я приходила минут за тридцать до звонка и успевала до начала уроков сделать всё домашнее задание. Это замечали учителя и громко ругались, но сделать ничего не могли.
В этот день у меня было шесть уроков. Первые три прошли быстро и легко, на четвертом мне стало скучно и я, отпросившись в туалет, пошла бродить по школе. В коридоре я встретила Лизу Фазанову, она была младше меня на год, но выглядела гораздо старше. Мы были с ней едва знакомы, у нас была общая подруга - моя соседка по парте Саша Печская. Лиза имела шикарные светлые кудрявые волосы, опускавшиеся чуть ниже плеч, высокая и худая, она умела красиво и модно одеваться. В тот день она показалась мне слегка взволнованной:
– Маша, попроси Сандру зайти ко мне на перемене. Есть супер новость, – она подмигнула мне. Сандрой она звала Печскую. Я согласно кивнула головой и пошла к лестнице, чтоб наконец вернуться в класс.
Я, зайдя в кабинет, написала Печской записку, в которой рассказала ей про встречу с Лизой. Саша удивленно пожала плечами и хмыкнула. После звонка мы спустились на первый этаж и отправились в десятый кабинет, где должен был быть урок у Фазановой, но дойти до туда нам не удалось. Лиза чуть не сшибла меня, спеша на второй этаж, к нам в кабинет:
– Какая новость! – она весело хихикнула, – вы не поверите, где я вчера была! На конном дворе!
– Где?! – в голос удивились мы с Печской.
– Вы себе не представляете как там здорово! Пошли вечером со мной!
В те минуты все во мне перевернулось… Лошади – всё было в этих звуках! И надежды, и мечты, и любовь… безграничная, беспросветная и, казалось, безответная…
– Но работать там надо! – тут же поправилась Лиза, – ездим верхом бесплатно, но за это работаем, у лошадей там чистим и всё такое…
– Все равно! – махом выпалила я, – всё равно…
Печская снова громко хмыкнула, что-то прикидывая в уме:
– Сходим посмотрим, я согласна, встретимся у ККПТУД полшестого?
Всех это устраивало, и ровно тридцать минут шестого мы собрались у колледжа. Путь наш продолжался относительно недолго, минут через десять мы подошли к воротам, на которых болталось предостережение, написанное красной, наполовину облупившейся, краской: «ТЕРРИТОРИЯ ОХРАНЯЕТСЯ СОБАКАМИ», на другой вывеске более крупного размера красовалась надпись: «ОСТОРОЖНО! ЛОШАДИ!». От этих слов сердце мою затрепыхалось, грудь сдавила судорога страха. Мы зашли во двор. Под навесом были навалены тюки с сеном, на пригорке стояла перекосившаяся баня, у неё за гвоздь привязанная стояла лошадь.
– Пошли в конюшню, – Лиза дернула за руки нас с Печской, и повела в чернеющие высокие ворота. На пороге меня чуть с ног не сбил тошнотворный, ужасный запах, я оглянулась на Печскую и увидела её перекосившееся лицо. Запах ошарашил и её.
– Вы тут осмотритесь, а я пошла переоденусь, – Лиза убежала по коридору. На её возглас отозвались кони. До тех пор я не слышала вблизи звук лошадиного ржания, который вправду оглушает с непривычки. Как звук ружья. Многие думают, насмотревшись глупых фильмов, что он негромкий, но когда кто-то стреляет вблизи, то уши закладывает основательно…
Мне показалось, что коридор невероятно длинный, мы шли вдоль денников, читая таблички, и думали, что всех лошадей нам не запомнить до конца дней своих. Через некоторое время вернулась Лиза, признаться честно, я с первого взгляда не узнала её, одетую в грязную курточку, хромачи, с собранным на затылке хвостиком.
– Пошли знакомиться с пацанами! – она сказала это очень значительно, я подумала о том, что так можно говорить о предстоящем приеме у королей, думав так, я не сильно ошибалась. Здесь, на конном, они были монархами, они всем внушали трепет и страх, истинная и абсолютная власть была в их руках, никто не мог перечить их воле. У меня была ужасная память на лица, но эти я запомнила сразу и на всю жизнь.
– Это Маша и Саша, – указала в нашу сторону Лиза, – а это Денис, Слава, Миша и Никита. Никита у нас «директор».
«Директор» громко расхохотался:
– Идите, служащие, тогда деннечек у Паши почистите, - сквозь смех, сказал он. Паша – это белый пони шетлендской породы, добрый и смирный конек.
Лиза направилась к нему, захватив по пути вилы, лопату и тачку. Подстилка в деннике пони представляла собой смесь опилок и навоза, весьма жалкое зрелище, имеющее неприятный запах.
Мы с Печской, глянув на это дело, отказали Лизе в помощи. Смущаясь и извиняясь, мы отправились домой. В этот день мы не сказали друг другу и слова. Нам было стыдно…
3. Галоп.
На следующий день в школе мы договорились с Лизой, что пойдем на конный и теперь точно будем ей помогать работать! Она посмеялась и согласилась.
После уроков, не заходя домой, мы отправились туда. В конюшне Фазанова выделила нам одежду, предупредив, что это чужое и в следующий раз мы должны принести свою. Мы с Печской смотрелись весьма нелепо, её курточка была велика ей, отчего рукава спускались чуть не до колена, мои штаны были маленькими и давили на живот страшно. Но мы, как и обещали, помогли ей.
– Что, дамы, опять робите, – с гадкой улыбочкой осведомился Никита Волков, – время для работы закончилась, идите, катайтесь…
– На ком, Никита? – почесывая зудящие с непривычки ладони, спросила Лиза. Мы с Печской стояли за ней и помалкивали.
– Скалу берите, - выпуская колечко сигаретного дыма, разрешил директор, потом он как-то странно глянул на меня, - а ты Мари-Сабель чего молчишь?
– А что мне говорить, товарищ Николас? – выпалила я. Сказала и сама испугалась своей наглости. «Директор» расхохотался:
– Так меня ещё никто не называл, – он дыхнул на меня дымом, – пора учиться ездить.
Никита встал одним ловким движением и направился к деннику, в котором стояла Скала. Скала или, как её чаще называли, Бронюша – это кобыла вороно-чалой масти, её мать была тракененом, а отец арабом, смышленая лошадка, она слушалась только тех, кто умел ездить, но её всё равно давали всем подряд. «Директор» зауздал кобылу и вывел её в леваду, на жердях которой сразу расселось куча народу. Это были все кто только начал посещать конный, среди них те, кто уже сидел верхом, и те, кто видел лошадь впервые.
Мне было страшно … Я так давно мечтала об этом, но… Я готова была убежать… Мне было ужасно страшно…
Никита подкинул на Скалу Печскую, кобыла шла сперва шагом, потом перешла на рысь, Саша не знала, что делать, но верткая и юркая по природе, с хорошими физическими данными, она легко удержалась. Слезла Печская под дружный ржач Дениса, Миши, Славы и Никиты. Я отошла поглубже в толпу, понимая, что уже вечером буду жалеть об этом, но тут меня заметил Никита, ему доставляло странное удовольствие видеть испугавшихся и измываться над ними.
– Мари-Сабель! Иди сюда! Я тебя поучу… – «директор» помахал мне рукой, под удивленные выкрики толпы я подошла к лошади. После Печской должна была ехать Кристина Мокрова, рыжая и довольно симпатичная девчонка, не высокого роста, худая. Кристина уже второй год ходила на конный, и её возмутил поступок Никиты, она взяла его руку:
– Сейчас моя очередь!!! – выкрикнула она. Отодвинув меня, она выхватила из руки ошалевшего Никиты повод.
– Не, так дело не пойдет…– «директор» оскалился и, посмотрев ей прямо в глаза, спросил, – ты будешь перечить мне? Ты будешь качать свои права МНЕ?!!!
Кристина сжалась в комок, должно быть, ей хотелось провалиться под землю.
– Я, я, я… ничего плохого. Поверь… – она выглядела ужасно смущенной, – ничего плохого, н-ничего…
Мокрова развернулась и убежала, мне стало ужасно стыдно, я не знала, куда девать глаза.
– Давай ногу, – прохрипел Никита Волков, – подкину…
Я подогнула ногу, он легко закинул меня, я ещё не успела разобраться с поводом, как он огрел Скалу по крупу, та, взвизгнув, сорвалась с места галопом. Я только и успела схватить гриву. Она в десять секунд домчала меня до конца левады, там она остановилась и замерла, я не знала, что нужно делать. Наконец, разобравшись с поводом, я её развернула, и она, всё ещё разгоряченная бегом, помчала меня галопом обратно.
– Мария – гонщик, - выпалил Волков и залился громким смехом, подражая ему, засмеялись все, но мне было все равно. Я всё ещё не верила, что жива…
4. Ссора.
После этого галопа три дня я сидела с огромным трудом. Мама, как увидела ссадины на лодыжках и ляжках, перестала отпускать меня к лошадям. «Убьешься», – твердила она мне, но я очень упорная и настырная, как только болячки стали проходить, мы с Печской рванули на конный.
Теперь в конюшню мы заходили по-хозяйски, и никто нас больше не окликал и не останавливал, а запах, так сильно напугавший нас в первый день, казался чудным благовонием, это был запах родного, запах лошади…
Все денники оказались вычищенными, коридор подметенным, лошади накормленными. В общем, работы не было и Никиты не было то же. Поэтому кататься нам не пришлось.
В этот поход на конный мы лучше узнали Кристину Мокрову, которая оказалась классной девчонкой. Целый день мы весело болтали, она рассказала нам с Печской много интересного о жизни конюшни, объяснила, как нужно держаться с лошадью в деннике, как нужно седлать лошадь, как уздать и много чего ещё полезного и необходимого, пересказала основные правила безопасности. Я была очень благодарна ей. Кристина стала моим первым учителем.
Потом Мокрова пошла работать свою чистокровную английскую лошадь, кобылу рыжей масти по кличке Лейла. Саша позвала меня в конюшню обниматься с конями. Там, продвигаясь вдоль денников, мы угощали лошадей морковками и сахаром. Кони щекотали мягкими губами наши ладошки, и нам было очень хорошо. Так, улыбающиеся и разомлевшие, мы подошли к деннику, у которого галдела странно оживленная толпа. Мы растолкали мелочь, активно работая локтями, и подошли вплотную к двери, при этом закрыв своей широкой спиной обзор для других. Послышались недовольные крики. Мы с Печской заглянули внутрь денника, там, в полумраке стояла некая Даша Попова и… харкала на белого пони Пашу! Было похоже, что до этого она ещё и основательно поколотила его. Маленькое животное забилось в угол, и повернулся к мучительнице задом. Всё надругательство происходило под дружные крики и возгласы восторга мелюзги, которой так много, когда бьют и обижают слабых и беззащитных. Мы попытались открыть дверь, но малышня мешала, тогда я прыгнула через верхний проём, Печская последовала за мной.
– Тварь! Ты что творишь, – взяла я её за грудки.
– Думай, что делаешь! Уродина! – кинулась на Дашу Печская.
Даша задергалась, попыталась пнуть меня по ноге, но промахнулась, замах прошел впустую, Печская ударила её по второй ноге. Попова, охнув, упала на спину. Пытаясь удержать равновесие, она ухватилась рукой за Пашин круп. Из-за этого обезумевший от страха пони начал козлить. Два удара пришлись по голове встававшей Даши, еще один по груди. Она снова упала на колени, мы под мышки вытащили её из денника. Я сняла с неё шапку и почувствовала на руке кровь…
– Что случилось? – обернувшись, мы увидели подходившего Никиту, он вел в денник темно-гнедого жеребца Зажима, чистокровного англичанина.
– Её лягнул Паша, у неё на голове кровь…
Никита взял её голову в свои руки, посмотрел:
– Пойду, заведу «газель», приложите ей лед к голове и не трогайте ничего…
Вскоре мы были на полпути к больнице. Меня ужасно мучила совесть, было очень страшно. На моих коленях покоилась голова Даши, которая уже открыла глаза. Кровь из раны на голове больше не шла, я очень боялась, что у неё образуется внутричерепная гематома. Мне стало жаль её, но она сама вырыла себе яму. И всё же… мы с Печской не поднимали друг на друга глаз.
В больнице мы просидели три с половиной часа. Даше сделали рентген черепа и грудной клетки, врач посмотрел и сказал, что все удары прошли вскользь, на голове лишь пара царапин да огромный синяк на груди. В общем, она легко отделалась.
На конном Никита заставил нас рассказать обо всём, что произошло. Волков долго думал, смотря себе под ноги, потом поднял глаза, и мы увидели в них смерть:
– Чтоб я больше тебя здесь не видел, тебя и всех тех, кто там стоял, а теперь, – Никита взял Дашу за запястье и потащил её в сторону денника Паши, – извиняйся! На коленях!!! – он толкнул её в денник. Во взгляде Никиты светилось бешенство, но в остальном внешне он оставался спокойным, – извиняйся!!!, – повторил он.
Даша нерешительно подошла к пони, Паша в ужасе шарахнулся к противоположной стене денника. Скулы на лице Никиты обозначились резче. Даша застонала, слезы покатились из её глаз, она с мольбой посмотрела на Волкова, я тоже обратила на него внимание. В серых глазах по-прежнему была смерть, и, внутренне содрогнувшись, я поняла, что согласна с ним. Даша заслуживала смерти, быстрой, но жестокой. Попова встала на колени, не отрывая взгляда от Никиты, и прошептала еле слышно:
– Прости…
Никита покачал головой:
– Не так.
– Прости, пожалуйста! – громче повторила она и потянула руки к Паше, явно намереваясь погладить его. Пони, с прижатыми к голове ушами, подскочил к ней и цапнул её за палец. Никита громко и злобно расхохотался:
– Вали отсюда! Тупорылая овца!!! Чтоб духу твоего здесь не было через три секунды, – Волков развернулся и быстро зашагал вдоль по коридору.
5. Спор
Последующая неделя прошла без приключений. Мы учились ездить на Скалуше-Бронюше, она уже вполне нас слушалась, поворачивала тогда, когда её об этом просили, легко тормозила и переходила с аллюра на аллюр по нашему желанию. Но пока мы ездили без седел. Пацанам не охота было седлать, и они отговаривались тем, что мы так быстрее начнем чувствовать ритмы. Впрочем, такая езда шла мне в пользу. Я похудела, на ногах стало видно мышцы и, вообще, физические нагрузки доставляли мне удовольствие. Мне нравилось даже «чистинье» денников…
В этот день Миша решил научить нас с Печской седлать лошадей. Рвение его было не случайным. Ему очень нравилась Саша.
Он вывел Скалу на развязки. Принес потник, вальтрап и седло. Заседлал нам её один раз, поясняя детали и объясняя почему так, а не иначе. Потом снял с неё седло и предложил попробовать нам. Маялись мы около получаса, когда затянули подпруги, он подошел и сказал, что вальтрап лежит не ровно и есть складка на потнике. Сбросил с лошади седло и предложил нам повторить… Мы заседлали её правильно на двухсотый или двухсот первый раз…
– Молодцы! – он хлопнул нас по спине, мы с Печской полетели в сено.
Миша ушел. Мы завели Бронюшу в денник и пошли отдохнуть на лавочке.
– Чего расселись, дамы? Заняться не чем? – прогремел над нами голос Никиты Волкова. Будь у нас с Печской уши как у лошади, мы, должно быть, сразу стали бы крыситься. «Директор» подошел, обнял Сашу, легко поднял её и начал кружить. Когда она перестала сопротивляться и начала тихо всхлипывать, он поставил её на землю:
– Это называется «Ромашка».
Печская шаталась, она с трудом нашла лавку, а когда села, не удержавшись, рухнула вниз, повалив и меня. Мы дружно залились хохотом.
Мимо проходила Таня Крапина. Высокая, худая, рыжая, как и Кристина Мокрова, на её носу и щеках рядками расселись веснушки, она была очень красивой.
– А сейчас мы покажем «Ласточку»! – сказал Волов и поймал Крапину, взял её на руки и начал кружить, – а это «Пьяная ласточка»… Захмелела птичка на лугу… – начал петь «директор», стукая Таню головой о стенку.
– Нет, Никита, НЕТ!!! – вопила Таня. А мы не могли больше смеяться, только всхлипывали. Наконец Никита выпустил Крапину, та легла прямо на пол, не решаясь даже встать на ноги.
Волков глянул на меня, что-то прикидывая в голове:
– Тяжеловата? – с нахальной улыбкой осведомилась я.
– ТЫ?!... Нет.
– Тяжеловата, – сказала я уверенно.
– Нет, – ещё уверенней сказал Волков.
– Спорим, не унесёшь и четырех раз туда обратно по коридору?
Никита внимательно глянул на меня на конюшню и протянул мне руку:
– Спорим.
Я пожала его руку, Печская разбила. Волков удивительно легко подхватил меня на руки и … бегом побежал по конюшне. Один раз, два, три, четыре… И всё бегом…
– Мне тяжела? – хмыкнул Никита, запыхавшись, – должна будешь!
– Что? – испугалась я.
– Посмотрим, – сказал он хитро и пошел работать.
Я ругала себя последними словами, как я могла так опростоволоситься…
На следующий день, он должен был просить выигрыша, я шла на конный с большой неохотой. А выход я придумала, не самый лучший, но надежный, по крайней мере, мне так казалось.
Мы с Печской почистили два денника, когда заявился Волков. Всё с той же наглой улыбочкой он стал подходить ко мне, прижимая к стене:
– Пара платить по щетам!
– Ага пора, – согласилась я и запустила руку к себе в карман. Через секунду я извлекла от туда шоколадку «Nestle», он долго и внимательно смотрел на неё, а потом, рассмеявшись, разломил её на две части, отдав нам большую половину:
– За хитрость…
