Бог умер.
Солнце клонится к закату. Католический собор в Москве кажется пустым, но это не так. Он полон людей - все молчат.
Лампы погашены. В боковой часовне плоские круглые свечи под статуей Девы Марии тихо шевелят язычками пламени.
На улицу выносят простой деревянный крест и несут вокруг собора. Останавливаются, преклоняют колени, встают и идут снова.
Они что-то читают, что-то произносят все вместе, но я не слышу. Страстная пятница в этом году ранняя, в начале апреля. Вспоминаю, что было год назад. Тогда она пришлась на май. Все богослужение крестного пути я следовала за спиной Насти. С ней и еще тремя молодыми писателями мы создали литературный кружок и собирались то в подвале, то на чердаке францисканского монастыря.
Настя меня не видела. Мягким, осторожным голосом она читала в микрофон о Страстях Христовых. Когда мы преклоняли колена, я смотрела, как серая пола ее плаща скользит назад и вниз по ногам в тонких чулках и черным шпилькам. Земля была сухой и холодной. Монахини привели детей из приюта. Когда сзади раздавался младенческий плач, девочка-даун, державшая за руку монахиню, оборачивалась и искала глазами младенца. При этом она улыбалась.
В этом году все иначе. Писательский кружок давно перестал собираться. Насти не было видно. Было холодно, и приходилось опускаться на колени то на мокрую землю, то на снег. Я шла почти в конце процессии. А солнце, точно так же, как и год назад, освещавшее жилые дома, говорило, что вечен лишь этот мягкий, красновато-оранжевый закатный свет - все остальное неизбежно будет меняться.
Нет, не все. Как в прошлый раз, мы завершаем свой ход у ступеней собора и входим внутрь. Распятие так же завешено фиолетовой тканью.
Входим внутрь. Стены собора почти утонули в тени. Престол пуст - нет ни свеч, ни покрова. Почему-то от этого особенно печально. Мессы не будет - этот день особенный. Священник что-то читает, но его почти не слышно. В этот день в соборе умерли все звуки, и кажется, что такая же тишина настала по всей земле.
Если есть в истории момент, изменивший судьбу всего мира, этим моментом стали три дня - страданий, смерти и воскресения Иисуса.
Никто не знает, какой на самом деле была Страстная пятница. Согласно синоптическим Евангелиям, с шестого часа по девятый настала тьма, но это не могло быть затмение. Наверное, небо накрыла большая туча - как это было совсем недавно, в эту среду, когда наш курс сдавал зачет по истории Восточных церквей. Был душный летний день; профессор Шабуров, принимая переэкзаменовку у каких-то посторонних студентов, время от времени закрывал глаза, поникая головой на согнутую рукой. Вдали ворчал гром. Когда туча нависла над Институтом Св. Фомы, стало темно, как ночью, и пролился дождь. Он громко стучал по жестяной крыше, и я подумала: наверное, о такой тьме сказано в Евангелиях.
Евангелисты ничего не говорят о дожде. Быть может, туча и впрямь закрыла все небо, не уронив на землю ни капли. Так набирают полную грудь воздуха и задерживают дыхание. Через полминуты уши начинает болезненно сжимать, как перед грозой.
Итак, наступила тьма. Ветер срывал с людей плащи и покрывала. Все молчали.
Возопил ли Он громким голосом? Вряд ли. Тому, Кто умирает задыхаясь, тяжело даже шептать - но Он сказал: "Свершилось!" И, преклонив голову, предал дух.
Никто так и не произнес ни слова; женщины рыдали беззвучно, римский сотник упал на колени, и, быть может, тогда туча разрешилась дождем.
Смерть Его видели все, но никто не стал свидетелем Воскресения. Когда на третий день женщины пришли к гробу, он был пуст.
С того дня история всего мира пошла по новому пути. Но мир тогда еще об этом не знал.
Июнь 2012 г.
отрывок из недописанного романа "Ключ и камень"
