Навстречу ветру. Энциклопедия (стр. 202)

Иппосфера была лишь предлогом. Равнодушно слушала я доклады, а каждый лишний час, проведенный в Экспофоруме, отзывался во мне досадой. Так сожалеют о чем-то бессмысленно растраченном или даже украденном.

Часа в четыре я вышла из прохладного павильона на улицу, в ужасную жару. В автобусе я вспоминала, как всю ночь ворочалась на полке купе, а потом поезд почему-то сменился самолетом. Значит, на какое-то время я все же заснула. Сон оказался в руку: с межполосного газона внезапно вспорхнула стая скворцов, и автобус накрыла огромная тень. Это и был самолет, заходивший на посадку в Пулково.

В гостиницу я заселилась в пять. Попасть в нее можно было через двор-колодец, такой узкий и глубокий, каких в Москве, пожалуй, и не бывает. Разведав, где здесь берут кипяток (в кулере на кухне двумя этажами ниже), и сменив тесные джинсы и кожаную куртку на свободную летнюю одежду, я отправилась бродить по городу.

В первый вечер я шла, куда меня несли ноги - вперед по Невскому, дальше и дальше через мосты, мимо Зимнего дворца, через Неву и дальше на запад по набережной. Я проходила до темноты, а в номере рухнула лицом вниз на кровать. Раскинув руки, я обнимала город и так и заснула у него на груди.

Истинная близость с городом достижима, лишь когда ты перемещаешься пешком, отдавая ему свои силы. Тогда и только тогда он тоже отдаст тебе что-то, и это будут не просто впечатления туриста, которые легко получить, переезжая от объекта к объекту. Город отдаст тебе воспоминания, идеи, видения, связь времен, причины и следствия. Я не знаю, можно ли об этом просить - или только смиренно дожидаться этого, как милости Божьей: если есть Его воля, ты получишь все что хочешь и даже больше, если же нет - обычные впечатления, отдых, услада для глаз и сердца, но не более.
 
В зрелом возрасте я впервые попала в Питер в 2016 году. Я вела на Иппосфере два семинара, и на знакомство с городом почти не оставалось времени. Я быстро прошла пару раз по Невскому; меня толкали, меня оглушали своим пением уличные музыканты, меня пытались соблазнять художники и экскурсоводы. В голове пел Бутусов:

Девушка по Пушкинской на Лиговский в обход
Следом по каналу проплывает пароход

Под шум, вопли и бит я отчаянно перебирала свой умственный багаж, пытаясь найти то, что роднит меня с незнакомым пространством - а роднил меня прежде всего русский рок.

Но это было потом, а началось все с того, что от вокзала до гостиницы меня довезли на машине, а на "Московскую" нужно было ехать уже самой.

К метро на площади Восстания я подходила на дрожащих ногах. Я часто задышала. Что-то было не так с наземным павильоном станции.

В метро ноги стали ватными. Я была уверена, что мне не продадут жетона, меня не впустят в метро. Мне не положено им пользоваться. Почему? Все просто: потому что я хам московский. Вслух этого, конечно, не скажут, но я и так пойму.

Жетон мне, вопреки ожиданиям, продали. Дальше следующее испытание: откуда-то возникла уверенность, что теперь меня попросят из вагона. Казалось, стоило мне войти внутрь, как все сразу увидели, что я здесь чужая, не своя. Это так же ясно, как если бы у меня на лице было клеймо. Такое клеймо действительно есть у каждого, и я чувствую, как оно горит, раскаляясь и проявляясь, под взглядами горожан. Что я здесь делаю? Место и люди меня отторгнут.

Спокойно, спокойно, главное смотреть в пол. Нейротипики, прежде чем заговорить, ловят взгляд оппонента, и если мой они не поймают, глядишь, проеду лишний перегон. Стоит поднять глаза, как на меня кто-нибудь да покажет пальцем: чужая! чужая!

- Станция "Владимирская"!

Хуже всего было эхо, отразившееся от стен станции - не так, как я привыкла. Здесь еще и линии по номерам...

Успокоилась я ближе к "Электросиле".

Потом я не знала, с кем и как поделиться тем, что осталось во мне от поездки. В голове у меня постоянно крутилось: нет, нет, это больной, неправильный, нездоровый город. Он не должен, ни при каких обстоятельствах не должен быть столицей. Столица державы суши должна располагаться только в глубине материка, поэтому извините, петербуржцы, но только Москва, Владимир-на-Клязьме, Тверь либо Серпухов. Не мной придумано.

В тот приезд я и Питер всмотрелись друг в друга, как два безумца из разных палат, что впервые пересеклись в коридоре больницы. Мы оба остановились на почтительно-безопасном расстоянии; затем я отпрянула.
 
В 2017 году я приехала в середине августа одним днем. После обеда шел дождь. Кто угодно сказал бы, что мне не повезло с погодой, но это не так. Именно дождь меня успокоил, привел в равновесие.

Когда я дошла до памятника Екатерине II, чуть прояснилось, небо стало светло-серым, так и не показав, однако, голубизны. В сквере у Александринского театра не было почти никого, и в этом месте я как будто начала вспоминать...

Я впервые попала в Питер в 1991 году, когда он еще назывался Ленинградом. В жизни нашей семьи этого город занимал очень важное место: мама часто ездила туда по работе, на день-два-три, иной раз ее командировки были каждую неделю.
Именно в Ленинграде происходило действие сказок Корнея Чуковского:

Я к Таврическому саду -
Перепрыгнул через ограду.

Помню, как папа, читая, объяснял мне, что такое Таврический сад.

Еще в Лениграде была Блокада. В дошкольном детстве много раз я сидела у радиоприемника или телевизора во время тематических передач. Пустые заснеженные улицы, вой ветра, холод и мрак - образ Города в беде. Подробности жизни в осажденном Ленинграде никогда не вызывали у меня отвращения, как бы неприглядны они ни были. Слушая о Блокаде, я благоговейно замирала, как замирают на службе в Страстную пятницу, когда читают о страданиях Христовых.

Поездка в Ленинград - мое самое четкое, самое ясное воспоминание за 1991 год. Стоя у памятника Екатерине двадцать шесть лет спустя, я поражалась, до чего ясно и подробно все помню. В тот раз я тоже была здесь, и был почти такой же тихий вечер. Я радостно обежала памятник, глядя на фигуры екатерининских вельмож, и из всех узнала Екатерину Романовну Дашкову, президента Академии наук, в каком-то смысле ориентир для меня - недостижимый и тогда еще плохо осознанный. Я дергала родителей за руки, показывая на нее, а они разговаривали о своем.

Потом в том же далеком девяносто первом было все, что только можно пожелать - Эрмитаж, Русский музей, Петергоф, сфинксы на набережной. Единственное, что огорчило меня в детстве: мы не попали в период белых ночей, и небо над головой поздним вечером было темным - обыкновенным.
 
Я двинулась дальше, и прошлое снова догнало меня у Казанского собора.

Тогда, в детстве, я не запомнила его названия. И почти не запомнила, как он выглядит - так, силуэт на фоне полузакатного солнца. Важнее всего, что рядом с ним меня встретили Кутузов и Барклай-де-Толли. В девяносто первом собор был еще закрыт, но в две тысячи семнадцатом в него пускали. Снова стал накрапывать дождь. Надо войти внутрь.

Я медленно пробиралась вдоль стен собора, я сливалась с ними по цвету, мой взгляд проникал сквозь них, голова уже касалась свода. Мимо меня шли толпы, и я не сразу заметила, что туристы и прихожане начали смешиваться, а потом и вовсе затерялись среди людей, явно принадлежавших к другим эпохам. Тут и там мелькали мундиры образца XIX века, длинные ампирные платья, валяные шляпы простых мужиков. Это была Россия 1812 года - и вечная Россия, такая, какова она всегда, когда удалось отразить нападение захватчика. Костюмы, оружие, манера говорить - всего лишь оболочка, а суть одна.

Я стояла посреди этой России, посреди мира, который виделся мне в детских фантазиях. Я искала свое место в нем, а люди шли и шли мимо меня, и куда-то вдаль - не в Европу ли? - показывал рукой Кутузов, но не с портрета, а живой, настоящий, нынешний. Я поклонилась его могиле, над которой, привинченные к стене, висели ключи взятых им крепостей, я глядела на ключи, и меня пробило, как от удара током.

Ты забыла о войне с Наполеоном, да? Много лет назад она занимала все твои мысли. Помнишь неуклюжие рисунки фломастером в большой амбарной тетради? Помнишь, как ты учила наизусть по своему почину стихотворение Пушкина "У русского царя в чертогах есть палата"? а потом декламировала его 6 июня у памятника в Москве? Знать наизусть не самое популярное произведение - не повод для гордости, а возможность иметь что-то особенное для вас с поэтом на двоих.

Мне заранее объяснили, что палата - это галерея портретов героев войны 1812 года и находится она в Ленинграде. Некоторые из портретов были в путеводителе по Бородино. Я рассматривала их, я девочкой вглядывалась в мужской мир. Я видела себя там, конечно, ребенком, я не знала еще, каково это - видеть себя взрослой. Примеривалась, думала, как могла бы проявить себя в бою, как помочь соотечественникам. Это потом, повзрослев, я пойму, что на поле боя я ничем не могла бы быть полезной, а только мешала бы. Мужчины, знавшие о моем присутствии, думали бы о том, как защитить меня - таковы их инстинкты, и пытаться их подавлять или обойти бесполезно. Но именно эти фантазии, о мужчинах, о войне, о защите Отечества уже тогда, в детстве, подпитывали моего Анимуса. Он, полагаю, вырос мужчиной.

В девяносто первом я сидела на темно-красной скамейке в галерее, осматривалась по сторонам - те самые портреты! их столько! - а потом, когда меня спрашивали, где мне больше всего понравилось, отвечала: "В чертогах!" В русского царя в той самой палате, разумеется.
 
Дошла до Невы, раскрыла на шершавом граните блокнот. Над Васильевским островом бежали облака - совершенно морские, знакомые. Пошел дождь, растворяя, размазывая чернила. Я заторопилась, и у Петропавловского собора вырос лишний ярус.

Двинулась по набережной в сторону Исаакия. Возле Медного всадника меня настиг настоящий ливень, перед которым пришлось признать поражение и открыть-таки зонт.

Вечерело. Я стремительным шагом шла по улицам, разыскивая место, где бы поесть и желательно досидеть до ночного поезда. Под таким дождем было не до прогулок, к тому же я устала.

Кафе разного рода попадались на каждом шагу, но я забраковывала их одно за другим: здесь бургеры, здесь чешская жирная кухня, а это вообще кондитерская. Еще одна кондитерская. И еще. Странная, горькая ирония была в том, что в городе, пережившем страшный голод, так много кондитерских, и нормально поесть все равно негде.

- Ну и куда их столько? - ворчала я Петербургу, проходя квартал за кварталом. - А есть-то где? Петербуржцы ничего не едят, кроме пирожных?

Город равнодушно пожал плечами:
- Ну извини, так у меня заведено.

В левом ботинке обнаружилась течь. Растеряв остатки аппетита, я наконец остановила выбор на веганском кафе на Невском поближе к вокзалу, где досидела до закрытия.

По пути на вокзал я отметила про себя, что даже поздним вечером город не спит и, кажется, не собирается ложиться.
 
0wrlhWwL-m4.jpg
 
Не хочется из соображений, что это не нужно. Вот как профессор Преображенский, когда с него вымогали пожертвование детям Германии, сказал "не хочу". Просто не хочу, и все.
Вы описываете какое-то психическое отклонение. И утешение чужой неловкостью, и самопилежка. Это надо лечить, а не вычитывать в Интернете, у кого какие проблемы.
и снова она родимая? гордыня? постоянное это "искание" тщетной славы?
* и тут задумалась про себя: а наблюдается ли в индивидумах тщеславие без гордыни?

зеленой краской при отсутствии шпината будет сок петрушки. спасибо за рецепт и за фото.

А я-то думала, почему так много тех, кто радуется чужим неудачам. Думала, это просто плохие люди. Ан вот оно что: сообщения о чужих проблемах их психологически поддерживает. Не догадалась бы.
не плохи, и не хороши. искаженные просто..
Свт. Иоанн Златоуст
Ст. 6-7 не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит

«Не радуется неправде» (1Кор.13:6), то есть, не радуется, когда другие терпят зло; и не только это, но есть в ней и гораздо большее: «а сорадуется истине», то есть, радуется о тех, которые благоустроены в жизни, как говорит Павел: «радуйтесь с радующимися и плачьте с плачущими» (Рим.12:15).
 
Последнее редактирование:
и снова она родимая? гордыня? постоянное это "искание" тщетной славы?
Если вы про тех, кто вываливает в Интернет о себе всякую ерунду, то здесь не гордыня. Это не до конца сформированная, инфантильная речь. Дети мыслят вслух и во время игры говорят вслух за игрушки. У взрослых это проявляется в информационной невоздержанности. Точно так же эти люди ведут себя и при личном общении, просто в таком случае аудитория значительно меньше. Интернет - всего лишь канал коммуникации, через который можно аудиторию расширить, но охват больших масс все равно не самоцель. При этом человек может производить впечатление не слишком разговорчивого. Т.е. главный критерий инфантильной речи - информационный. Выбор информации: что, кому и ради чего (обычно просто так).

Инфантильная речь может проявляться в виде склонности постоянно спрашивать совета по каким-либо вопросам у как можно большего числа людей. В Интернете некоторые постоянно какие-нибудь опросы проводят. Сама этим раньше очень грешила. Т.е. человек не может самостоятельно принять решение, он вроде бы и склоняется к чему-то, но не чувствует себя достаточно уверенным, если ему сто человек не подтвердят, что да, Вася, надо делать так-то.

И одновременно присутствует запрос на внимание как самоцель. Это очень мало кто рефлексирует (кто смог рефлексировать, как правило, через какое-то время от этого избавляется). Но здесь не поиск славы, а тоже проявление инфантильности: ты маленький и ты чувствуешь себя в безопасности, только если на тебя смотрят свои, а значит, надзирают за тобой и в случае чего тебя спасут.

Чем больше человек смотрят, тем надежнее.

Взрослый понимает, что спасать себя надо самому. Никто тебя спасать не обязан.

Постоянные рассказы о сломанных ногтях/каблуках - это запрос на внимание для того, чтобы не оставаться наедине с трудной ситуацией. Для инфантила трудна любая ситуация, создающая ему дискомфорт. Даже если он технически с ней справляется (знает, что сломанную обувь надо нести сапожнику или выбрасывать, знает, где сапожник и где помойка) - он не справляется с ней психологически. Надо рассказать. Обязательно рассказать кому-то, как жаль этих любимых туфель, которые и так проносил лет пять, но все равно!

Не поделился - вынужден переваривать информацию сам. А если вопрос чуть сложнее...

Мне попадались взрослые по биологическому возрасту люди, которые признавались, что любят рассуждать вслух в присутствии других людей, потому что иначе не могут ничего обдумать и ни к каким выводам прийти. Почему подчеркиваю, что в присутствии других? Что человек наедине сам с собой говорит, это его дело.

И в то же время есть инфантилы, которые ищут славы. Но это скорее комбинация из двух разных признаков.

* и тут задумалась про себя: а наблюдается ли в индивидуумах тщеславие без гордыни?
Сложно сказать. Для этого надо начать с определений, а оба этих качества часто определяются одно через другое. Сложно сказать, есть ли вообще между ними грань, не является ли она плодом теоретизирования.
У православных тщеславие и гордыня считаются разными греховными страстями, по учению Свт. Игнатия Брянчанинова. У католиков одно тщеславие поглощается гордыней.
 
Последнее редактирование:
Что интересно: информация о "сломанных каблуках" попадается даже там, где никак не ожидаешь её встретить:
"В левом ботинке обнаружилась течь. Растеряв остатки аппетита, я наконец остановила выбор на веганском кафе на Невском поближе к вокзалу, где досидела до закрытия."
 
Мне казалось, вы способны увидеть разницу между жалобой ради жалобы и деталью в художественном тексте. И понять, почему в данном контексте автор счел информацию о течи в ботинке - важной. И что это добавляет к пониманию текста.
Почему в выбранную вам цитату попало предложение о выборе кафе, я вообще не поняла.
 
Последнее редактирование:
У православных тщеславие и гордыня считаются разными греховными страстями, по учению Свт. Игнатия Брянчанинова. У католиков одно тщеславие поглощается гордыней.
что любопытно. но, увы, я никак не богослов. любопытным считаю, что гордыня и тщеславие классифицируются по-разному у православных. казалось бы вообще "гордыня - корень всех зол". но, увы, богословским мировоззрением не обладаю, чтобы судить.

И одновременно присутствует запрос на внимание как самоцель
у меня имеется один такой родственник имеется. а он ведь старше.. и как же (и чему) потом учиться у подобных "детей".

кстати, если совсем просто, возможно, гордыня - это когда не кротость. то есть человек не живущий назойливым общением будет автоматически "кротким" взрослым человеком.
 
Последнее редактирование:
как интересно вы описали свои переживания в метро. я чувствовала тоже самое в любом другом метро, кроме Питера, а с некоторых пор, как переехала за город и перестала пользоваться метро те же ощущения ловлю и в родной подземке.
 
у меня имеется один такой родственник имеется. а он ведь старше.. и как же (и чему) потом учиться у подобных "детей".
У таких можно учиться чему-нибудь другому. И вообще учиться у всех, кто старше, не обязательно.

Насчет кротости. Противоположностью гордыне является смирение - полная отдача себя в руки Божьи. Это качество, которое проявляется прежде всего внутри человека. Это его мировоззрение. Кротость - способность никого не раздражать и не раздражаться самому. Т.е. это не синонимы, и первично все-таки смирение.

то есть человек не живущий назойливым общением будет автоматически "кротким" взрослым человеком.
Сомневаюсь.
В принципе, можно быть очень замкнутым, неназойливым, но при этом раздражаться от других людей. Никто этого не увидит, кроме Бога, но это совсем не кротость.

Я бы не проводила такие четкие параллели между психологическими и богословскими категориями. Не стоит выстраивать связки "если..., то..." - какие-то они получаются слишком однозначные и жесткие.
Любой хороший священник скажет, что подобным образом оценивать каждую ситуацию следует осторожнее, принимая во внимание все обстоятельства. Да и следует ли вообще, если речь идет не о нас, а о ком-то другом?

Например, эгоцентризм есть грех. При этом эгоцентризм характерен для расстройств аутистического спектра. Где грань между грехом и болезнью?
Это вопрос, на который я не нашла ответа. Здесь он ради примера, как сложно выстроить однозначную систему равенств и силлогизмов между категориями светских наук и богословия.

Кэтрин Де Бург, в заметке описан приступ тревожно-фобического невроза.
 
Где грань между грехом и болезнью?
в его осознании, разумеется. вообще нравится, что грех с греческого = промах, ошибка. то есть, важно понять, исправлять, осмысливать.

если кроткий человек, то он "комплексно" кроткий. ничуть не подразумевала, что он будет сам на сам злиться на других. какая уж тут кротость.

И вообще учиться у всех, кто старше, не обязательно.
совершенно согласна. лишь расхожую установки имела в виду, что-де, взрослый = опытный\умный\Великий)). ну, и печально слушать, когда "взрослые люди" любят передавать свои "знания". что-то в этом духе.
 
в его осознании, разумеется. вообще нравится, что грех с греческого = промах, ошибка. то есть, важно понять, исправлять, осмысливать.
Это в православии так. Но если бы все было так просто.
Как быть с алкоголизмом, например? Раньше это считалось грехом без оговорок, но существует молебен о страждущих недугом винопития и наркомании от 2014 года. В самом тексте молебна эти виды аддикции называются как страстями (зародыш греха, предпосылка к нему), так и болезнями / недугами. Т.е. даже по мнению РПЦ не так все однозначно.

Про пищевую аддикцию молчу. Надеюсь дожить до времен, когда будут молебны о страждущих недугом чревоугодия.

А депрессия? Просто больно за таких людей, когда узнаешь, с чем они сталкиваются в РПЦ, например, когда приходят со своим недугом.

Вообще в христианстве грех считается следствием свободы человеческого выбора. Но если причина греховного поведения в органических особенностях мозга, то где здесь свобода выбора? Осознание своей греховности при этом может и присутствовать.

А еще есть в психиатрии такая нехорошая штука, как бред самообвинения, в том числе и имеющий религиозную окраску. Да мало ли что такой человек осознает...

Наверное, все-таки не надо на сложные вопросы стараться дать однозначные и простые ответы.
 
Вообще в христианстве грех считается следствием свободы человеческого выбора.
вот тут очень бы остереглась так принизить значимость дара Бога человеку. ведь и ангелы не обладают свободой выбора. это считается дар от Бога (как известно). собственно, не может свет раждать тьму, как мне думается.
а осознание своей греховности - другой важный момент, ведь только в таком случае (в православии) человек и спасается, понимая, что спасет его лишь его же Творец. (для православия это важно, что никакого не предопределения не стоит чаять, ни тем более сил своих преувеличивать, а ждать и просить, и снова просить и ждать милости от Бога).

В самом тексте молебна эти виды аддикции называются как страстями (зародыш греха, предпосылка к нему), так и болезнями / недугами
так здесь же речь о недуге души, о болезни души. собственно, в православии болезни физические есть следствие болезней души, ее недугов.
 
вот тут очень бы остереглась так принизить значимость дара Бога человеку.
Каким образом я принижаю значимость этого дара?
так здесь же речь о недуге души, о болезни души. собственно, в православии болезни физические есть следствие болезней души, ее недугов.
В католичестве, к счастью, уже не так.
 
Кризис. Изменение. Перелом.

В какой момент подкрадывается беда, душевная болезнь, искушение? а в какой - приходит спасение?

Весной восемнадцатого года мне стал сниться наяву Невский в лучах закатного солнца. Почему?

Я шла вдоль кромки воды. Море было сокрыто в тумане. Я заметила, как слева от меня в песке стали появляться глубокие, узкие дыры - след зонтика-трости. Враг двигался рядом.

- Не получается с Лондоном?
Пришел позлорадствовать. Можно и не отвечать: он все равно читает мои мысли.

- А ты вспомни, какой город параллелен Лондону.
Да, действительно. Я ведь читала.

- То, что ты ищешь, может быть ближе, чем кажется, - добавил он и, остановившись, отстал и исчез.
Возможно.

Я стояла на втором этаже павильона за стеклом от пола до потолка и смотрела, как посетители собираются на Иппосферу. Приподнималась на цыпочках, покачивалась, скучала. Все хорошо?

Сидела на конференции, выступала, осматривала пони в выставочных денниках, даже прошла на конюшню смотреть андалуза. Маялась на жаре в ожидании обратного автобуса. Смешалась с толпой возле метро "Московская". Заселившись в гостиницу, переоделась полегче (на выставке, как всегда, был морозильник) и отправилась бродить.

Я не видела своего лица и не знаю, заметил ли кто-либо из тех, с кем я успела пообщаться, что что-то не так. По Невскому я шла, наталкиваясь на прохожих. В душе стремительно сгущалась тьма. Описать ее трудно.

Запах воды, руки на пестром гранитном парапете. Внизу на опоре моста - ледорез, обращенный в сторону Ладоги. Волны облизывают его и бегут дальше.

Что-то блестит на шпиле Петропавловского собора в лучах закатного солнца. Я не вижу, но знаю, что это ангел.

Спасительное торможение в коре головного мозга. Я двинулась дальше. Мост ведет на Васильевский остров - значит, туда. Напротив Биржи слева загорелся зеленый свет - значит, перейду дорогу. Мыслей не было. Теперь еще раз налево и за угол, потому что там есть путь.

Вечер, солнца уже не видно - скрылось за университетом. Дойдя до памятника Ломоносову, я вспомнила: я же была здесь раньше, точно была, в девяносто первом, с родителями.

Мне на плечи легли мужские руки. Город подошел ко мне вплотную сзади и шепнул: "Вспоминай!"

Как я могла забыть... Именно здесь я впервые познала счастье интеллектуала: увидеть тот самый город, того самого Медного всадника, увидеть несчетные памятники всем царям и полководцам, занимавшим мой ум, увидеть дворцы, каких нет - я уверена - больше нигде. Здесь я впервые увидела настоящего мертвого человека - мумию жреца в Эрмитаже. Здесь груды старинного стекла и фарфора - я ведь училась читать по "Истории фарфоровой чашки". Все, что только можно пожелать, кроме табакерки с мопсами. Всю дорогу я гадала: будет ли она в этом музее? или, может, в следующем? Фонтан с Самсоном, золотые часы с павлином - увы, не довелось увидеть их в действии, но нельзя же все сразу.

Я думала, я вспоминала, и этот город примирил меня с родителями. Между нами было много неприятного, но что останется из детства в памяти, когда я подойду к смертной черте? Хлопающая вечером входная дверь: мама спешит на ночной поезд. А еще наша поездка в 1991 году.

Они были обязаны меня кормить и одевать. А в Ленинград возить - не обязаны. Но свозили. И когда я дошла до этой мысли, мир перестал быть прежним.
 
Утро на Лиговском было в легкой морской дымке, как нельзя лучше отражая то, что творилось в моей душе на следующий день.

Я немного прошлась. Длинный пассаж, поворот во двор, где я когда-то, еще в шестнадцатом году, заметила интересный фасад в стиле модерн и зашла внутрь. Тогда, помню, мимо меня прошли два алкоголика с испитыми, темными лицами. Они несли брякавшие в пакетах бутылки и между собой разговаривали так, что я подумала: а ведь если их отмыть, получатся вполне приличные люди. Смех смехом, но выходит, что в Питере даже алкоголики интеллигентные.

Вернулась в гостиницу, сдала ключи и пошла куда глаза глядят. Глаза мои в тот день глядели вдоль юго-восточной части Невского, в сторону Лавры.

В Лавре я долго стояла на мостике над Монастыркой, рисуя колокольню и вполглаза наблюдая за плававшими внизу птицами. Мимо меня ходили экскурсии, за моей спиной ругались попрошайки, споря, кому из них приходится тяжелей.

Неловкое движение - и колпачок линера улетел в Монастырку. Пускай, подумала я и завернула конец линера в бумажку.

Засмотрелась на птиц. Справа на берегу стояла молодая, еще не пролинявшая пестрая чайка. Она пищала, жалобно и настойчиво, как птенец, приставая к белой, взрослой чайке. Та просто отворачивалась: был август, и она уже не собиралась никого кормить. Может, белая чайка этой юной вовсе даже не мать и не отец, подумала я, если смотрит так равнодушно.

Устав выслушивать этот писк, взрослая чайка соскочила в воду и уплыла, а молодая все стояла на берегу, и голос ее становился громче и жалобнее.

Взрослеть очень трудно, особенно когда все разумные сроки давно прошли. Я и была этой чайкой, крупной, сильной и бестолковой, несамостоятельной, без внутренних опор, как говорят про людей.

Мысли зреют постепенно. Брошенные зерна не сразу дают всходы. Видимо, еще весной я предчувствовала, что что-то должна буду увидеть в Питере и понять.
 
Сверху