А, пропадай, моя телега еще чуть-чуть (большое спасибо за комментарии!!! Может, пациент будет жить)
Просьба не показывать несовершеннолетним, минимум 18+
Эвиэль Нарэн
Я так долго просила, что мне все-таки дали право доставить к месту работы группы миэльтов необходимые предметы, которые уже следом готовили в Соборном Княжестве – у группы не было времени на тщательные сборы. Все, что не успели взять с собой сразу, подготовлено и отправлено теперь на нескольких машинах, одну из которых веду я. Я очень долго просила. И думаю, что неплохо успеваю – мне удалось довольно быстро доехать. Вот только нельзя, видимо, гневить судьбу преждевременной радостью. Мне остается совсем немного до места назначения – и в это время что-то ударяет в переднюю пассажирскую дверь, машину тащит по глине, у меня не получается ни затормозить, ни вывести ее из заноса, и когда я понимаю, что нужно было хотя бы успеть выпрыгнуть наружу – уже поздно. Машина повисает над пропастью, зацепившись за что-то задним колесом. Мне некуда выходить – подо мной несколько метров пустоты, на дне которой танцует огонь. Если бы не коробки с материалами, которыми под самую крышу забит весь салон – можно было бы попытаться разбить заднее стекло – может, удалось бы вылезти и зацепиться за край обрыва. Но мне не пробраться никуда дальше собственного сиденья. А моя дверь прижата к каменному выступу, и ни открыть ее, ни разбить стекло, чтобы вылезти на крышу, возможности нет. Вот и все, Эвиэль Нарэн. Захлестывает такая волна ужаса, что не остается ни разума, ни сознания. Наверное, кричу – но слышать это некому, а я сама уже не слышу ничего.
И тут что-то срезает крышу, которая обваливается вниз вместе с посыпавшимися коробками, которые чуть не сбивают и меня – я еле успеваю изо всех сил вцепиться в руль, вжавшись в сиденье. А сверху хрипит голос из моих кошмаров:
- Быстро! Назад! Да черт тебя дери, живее – я ее не удержу!!!
И когда я кое-как выкарабкиваюсь на багажник, цепляясь за сиденья и края разодранного металла, черная фигура сверху нагибается и словно клещами впивается в мою руку, грубо таща наверх. А вокруг преисподняя бушует взрывами, за которыми не слышно ничего, и в небо летят клубы гари. Монстр держит меня стальной хваткой – и только это не дает мне грохнуться на землю. И шипит с кровавой слюной:
- Ригарэль не скрыться от инквизиции и в аду. Так что незачем туда торопиться.
И с размаху садится на землю, не отпуская меня и утаскивая за собой. Молча смотрим, как карикатура на кабриолет, в которой я недавно находилась, устает висеть враскоряку и летит ко всем чертям с обрыва.
- Отец Даниэль, - давно не произносившееся имя шершаво царапает мои губы. – Пустите, Вы мне шею свернете.
- Давно нужно было это сделать, - сплевывает упырь розовым и еще крепче сжимает захват, пока меня не начинает душить кашель, а сонная артерия и вовсе прыгает в истерике под его предплечьем. – Но это было бы слишком милосердно. Перед тем, как я решу, какой конец Вам больше подходит, сначала заставлю пару раз побыть лебедкой для металлолома. Посмотрю, как мозги и прочие внутренности Ригарэль будут размазываться по дворику инквизиции.
Ну надо же. Небогатая у него фантазия – мог бы за прошедшее с нашей последней встречи время придумать что-нибудь более оригинальное.
- Неужто всего лишь ради этого стоило меня спасать?
- Стоило, Нарэн, - с яростью хрипит в ответ. – Еще как стоило. Мои соболезнования, но я не собираюсь спрашивать Вашего согласия на доставление Вас в инквизицию.
- Со сломанным позвоночником?
Он шипит что-то нечленораздельное, но все же чуть ослабляет хватку. Хоть можно теперь нормально дышать – и на том спасибо. Впрочем, и дышать-то особо нечем – вокруг сплошь гарь и пепел.
За общим грохотом мы еле слышим шум подъехавших машин. Из первой торопливо выходит Тиссан Лиант. У него выражение лица человека, испытавшего глубокий шок и еще от него не оправившегося даже наполовину. Неужели наш с инквизитором вид его так поразил? Вид, конечно, впечатляющий – сидим в грязи, чумазые, как бесы из пекла, при этом д’Ангиэра вцепился мне в плечи почище, чем голодный стервятник в добычу. Но вряд ли такой малости достаточно, чтобы привести в полный столбняк бывшего инквизитора Эстассии и декана Академии. Во второй… вроде, миэльты, хотя… Мы с д’Ангиэрой невольно переглядываемся.
- Не может быть, - невольно шепчу я.
- Может, - шипит с отвращением д’Ангиэра и, к моему изумлению, срочно начинает выставлять защиты такой мощности, что их хватило бы сдержать на время и Князя Тьмы, приспичь тому явиться к нам на свиданку. Вот только защиты – не от Тьмы, а от эльфийской сущности.
Приблизившийся Лиант не успевает ничего сказать, как его опережает миэльт, обогнавший декана парой шагов ранее – но уперевшийся в возникшую защиту д’Ангиэры:
- Инквизитор Эстассии, Вы обвиняетесь в преступлении, ставшем причиной гибели почти тысячи человек из числа гражданского населения. Именем Света – требую подчиниться и проследовать за мной, не оказывая сопротивления!
Д’Ангиэра смеется. Вот уж действительно веселуха-то… от этого вурдалака всего, конечно, можно ожидать – но когда он успел укокошить такую толпу народа? Никак он у нас еще и серийный маньяк в довершение к прочим милым чертам характера.
-Отец Даниэль… - еле слышно бормочет Лиант и запинается, словно забыв все слова разом. И я вижу, что если он чем и шокирован – то далеко не заявлением миэльта. Миэльта я узнаю – Анэль Вэйанир, глава проекта «Защита». И судя по всему, для Лианта его слова новостью уже не являются.
Д’Ангиэра вскакивает на ноги, сдергивает меня с земли.
-Нарэн, что расселись, не на курорте! Живо в машину! – имея в виду, конечно, ту машину, на которой прибыл декан. По-прежнему стоящий рядом с лицом обалдевшей мумии.
И в этот момент из второй машины выходит тот… И выражение лица у меня становится похлеще, чем у Лианта. «Не может быть», - опять шепчу в никуда. Я думала, мне померещилось вначале. Но никаких сомнений – я не ошиблась. Вот куда д’Ангиэра бросил всю мощь своей магии. Эльф. Настоящий чистый эльф, ноитэ.
Их взгляды сталкиваются друг с другом так, что мне мерещится звон мечей и лязг металла о броню. Кажется, что пространство между ними взорвется, не выдержав напряжения. Кажется, что каждый нерв инквизитора натянут до визга лопнувших струн, вместо лица – безобразно оскаленная маска. Тот, напротив, спокоен и уверен в себе, а в голосе звучит гнев.
- Это все-таки ты, исчадие Тьмы.
Диадема на голове эльфа разгорается чистым серебряным светом – так, что невыносимо глазам. Какое человеческое существо может, не опалив взгляда, смотреть на ангела в гневе? И я отвожу глаза чуть в сторону – для меня слишком высок этот свет. И вижу, как д’Ангиэра через силу поднимает невольно спрятавшийся мгновение назад янтарный взгляд, в котором усиливается пожар желтого безумия, и цедит сквозь этот свой уродливый оскал, обращаясь к декану, хоть и глядя на эльфа:
- Лиант, вернитесь в машину. Немедленно! Именем Святой инквизиции – я приказываю!
Декан подчиняется. Д’Ангиэра продолжает сверлить взглядом эльфа, по-прежнему сжимая мое запястье, не обращая внимания на хлынувшую из носа кровь, капли которой падают и на меня. Я готова поклясться чем угодно – эти двое друг друга прекрасно знают. Что ж тогда д’Ангиэра так усиленно делал вид, что возможность пересечения нашего мира с эльфийским для него такая великая новость? Для кого в Керризе разыгрывал удивление существованием миэльтов?
- В машину, Нарэн, - гнусаво бормочет инквизитор и тащит меня за собой. Но в этот момент мир взрывается серебром, меня отбрасывает в сторону – и падая, я успеваю почувствовать, как с треском разрываемого пространства рушатся его защиты. И, отбиваясь желтыми всполохами, брошенными худой рукой, изгвазданной грязью и кровью, он все-таки успевает впрыгнуть в машину, тут же сорвавшуюся с места в пепельную хмарь.
Тиссан Лиант
Если Соборное Княжество не удалит с нынешней должности д’Ангиэру – просить о переводе или отставке буду я. Если Великий Инквизитор и теперь не поймет, кого призвали на нашу голову – то уже не знаю, что и сказать. И особые магические способности д’Ангиэры никак не оправдывают то, что он творит. Если у мага такого уровня не в порядке с психикой – никакая польза от его магии не уравновесит вреда. А то, что с психикой в порядке не будет и быть не может – было ясно и вполне предсказуемо изначально. Вот только этот непорядок усиливался сначала постепенно, а теперь и вовсе дошел до абсолютного безумия.
Эта его одержимость истреблением Ригарэль. Уверенность в том, что любая катастрофа – только их рук дела. Да кто видел хоть одного Ригарэль, кроме одной-единственной студентки? На которую и обратилась его мания. Попытка затравить ее демоном в Академии. Да уже всего этого достаточно, чтобы срочно начать предпринимать какие-то меры в отношении него. Но хладнокровное убийство тысячи человек ради отлова этой самой студентки – это уже не имеет названия. Да и гонялся он за ней явно не для того, чтобы пожелать доброго дня. Не прибудь вовремя эльфы – он, пожалуй, устроил бы аутодафе прямо на том поле.
«Имущество инквизиции мне дороже кучки обывателей», - сказал он мне, когда, не удержавшись, я все же спросил – как он мог? И понимает ли, что за этим последует прежде всего для него самого же? Для него не существует ни веры, ни морали, ни чужой жизни. Это можно было предвидеть, если бы хоть кто-то вовремя задался этим вопросом, прежде чем назначать его на должность, которую он сейчас занимает. Пока еще занимает.
Я больше не сказал ему ни слова после той его фразы, если не считать вопроса, могу ли я вернуться в Эстассию, не дожидаясь, пока он закончит свои дела в Соборном Княжестве. Он дал согласие – и я поспешил улететь первым же рейсом.
Год 1145 от дарования Книги Даоната
Рядом с главой инквизиции Итоэса было почти невозможно дышать. Великий инквизитор Марциан гнил заживо. Лучшие лекари так и не смогли ни вылечить, ни четко установить причину - была ли это неведомая болезнь либо же следствие магического воздействия.
Он очень надеялся, что сохранил идеально невозмутимый вид, когда целовал перстень на протянутой руке, покрытой язвами и гнилостными пятнами. Прямо над перстнем свисал, чуть было не касаясь его губ, отслоившийся кусок черной кожи.
- Встань, брат мой. Присаживайся, - Великий инквизитор говорил, пришепетывая, из-за отсутствия части зубов.
Он надеялся, что, оказавшись на расстоянии, ничем не выдал своего облегчения. После выражения почтения главе инквизиции аппетит точно не вернется раньше завтрашнего дня.
- Как тебе известно, один из наших Верховных кураторов покинул сей скорбный мир, да пребудет его душа в вечном Свете.
Инквизитор Керриза с приличествующим выражением лица чуть склонил голову, отдавая дань памяти покойного, сказав:
- Это большая утрата для Святой инквизиции, Ваша экселенция.
- Святая инквизиция и не такие утраты переживала, - с неясным смешком ответил Марциан. - Да и тебе сожалеть не о чем. Ты назначаешься на его место.
Вот теперь чувств можно не скрывать - глаза распахиваются во всю ширь, вопреки этикету сердце пропускает пару ударов.
- Ваша экселенция?..
- Инквизитор, глухим тебе не по возрасту быть, вроде. Или все-таки Ригарэль твои по ушам тебе надавали изрядно? С завтрашнего дня ты назначен моим заместителем и Верховным куратором по делам магии.
- Я не знаю, как благодарить за оказанную мне честь... я приложу все усилия, чтобы оправдать...
- Приложишь, куда денешься, - хихикает Великий инквизитор. - Да сиди ты, не вскакивай. И так уже от вашего мельтешения в глазах рябит. Сколько тебе? Тридцать три?
- Еще не исполнилось, Ваша экселенция...
- Щенок. Хоть и истасканный, - резюмировал Марциан. - Говоришь, Ригарэль демонов в храме вызывали? - Великий инквизитор, не мигая, уперся взглядом в его лицо. Нет, соревноваться с этим взглядом он не будет. В груди стало холодно и словно изнутри поскребла по ребрам гнилая кривопалая лапа - так, что еле удержался, чтобы не согнуться вдвое. - Иди, располагайся. Секретарь проводит.
Год 1147 от дарования Книги Даоната
- Ваша экселенция, - секретарь, едва войдя, склоняется в глубоком поклоне - да так и продолжает говорить полусогнутым. - Епископ Гиссы нижайше просит Вашей аудиенции.
Ему понадобилось сильно напрячь память, чтобы вспомнить, что за Гисса такая. Вспомнил - городок в Далсе, неизвестно почему сохранивший статус самостоятельного диоцеза, хотя за последние пару веков из былого процветающего графства превратился в глухую дыру, имеющую географическое значение разве что для собственных немногочисленных коров. Остальные если на эту дыру и обращали внимание, то только чтобы удивиться - ну надо же, вот так диоцез. Богата достопримечательностями земля Далсы, вот и такие там встречаются.
- Давай прошение, - раздраженно буркнул он, не отрываясь от очередного нодарийского "подкидыша" в трех томах. Доведя следствие - вполне грамотное, надо сказать, - до всплывших имен кое-кого из родни одного из кардиналов Святой Церкви, инквизиция Нодарии сочла за благо не брать на себя риск выяснения, в каком качестве там эти имена плавают, а отправить плоды своих трудов в Светлую. Разумно, упрекнуть их не в чем.
- Он лично... - секретарь на всякий случай скрючился еще больше. - В приемной ждет...
Верховный куратор раздраженно поднял голову, вопросительно глядя на секретаря. Послать этого пришельца ко всем лешим его родной глуши? Так ведь епископ... все же неудобно как-то. Да и не таскаются епископы по приемным инквизиторов от нечего делать, хоть бы даже и из Гиссы.
- Пусть войдет... стой. Звать-то его как?
- Монсеньор Витторио Рицци, Ваша экселенция.
Епископ вошел. Пожилой, но крепкий еще мужчина с большими черными глазами и простонародным носом картошкой. Такой, пожалуй, в удоях и посевах разбирается получше, нежели в трудах святых отцов Церкви. Чуть вздрогнул, посмотрев на куратора. Тот усмехнулся про себя - видимо, нечасто монсеньор общался с инквизиторами. А то привык бы уже, что не ахти какие красавцы. На поклон ответил кивком головы, не вставая. Указал на стул напротив:
- Прошу, Ваше преосвященство. Чем обязан?
- Ходатайствую о суде и справедливости, - негромко сказал епископ. И выдержал взгляд куратора.
Ну надо же. Коровий монсеньор, не боящийся глаз инквизитора и знающий такие формулы прошений... Любопытно. Пришел с доносом или просто с жалобой?
- О чем Вы хотите сообщить инквизиции? И к чему было утруждать себя такими сложностями, Вы ведь могли обратиться к инквизиторам Далсы.
- Задержана и доставлена в Светлую Фелиция Тарья.
- И что?
- Она невиновна.
Да неужели. В самом деле, когда это инквизиция виновных задерживала. У нас тут все невиннее и чище ангелов.
- Монсеньор... Вам не кажется, что недостойно Вашего сана выступать с такого рода...
Он перебивает - бесцеремонно, забыв о почтении:
- Ей девять лет. И она не ведьма. - И продолжает торопливо, заметив скепсис на лице куратора: - Ваша экселенция... но я же все-таки маг кордиана. Да Вы же сами можете убедиться, уж не думаете же Вы, что я совсем не имею разума, чтобы морочить инквизитору голову в таких вещах.
Девять лет? Он не помнил такой. Ошибка? Да хоть бы и ведьма - что такого должна была учудить ведьма девяти лет от роду, чтобы удостоиться не внимания местной инквизиции, а приглашения в Башню Грешников? Такая честь не каждому взрослому Ригарэль оказывается. Только особо отличившимся. Стало интересно.
Он кликнул секретаря.
- Найдите и принесите дело Фелиции Тарьи.
Епископ шумно выдохнул и пробормотал, когда дверь за секретарем закрылась:
- Благодарю Вас, Ваша экселенция. Вы позволите мне... подождать?
- Да ждите уж... - куратор встал, прошелся по комнате, достал два бокала, плеснул вина. Протянул один бокал епископу - и надолго забыл о его существовании, зарывшись в нодарийские бумаги.
Потом появился секретарь с запрошенным делом. Куратор пролистал. Пожал плечами. Просмотрел внимательнее.
- Бред какой-то, - отпил глоток вина и повернулся к епископу. - Я разберусь. Зайдите завтра. Постойте... а кто она Вам-то?
- Чита? То есть, Фелиция... да она сирота, воспитывалась нашими монахинями.
- У вас там и монахини есть? - хмыкнул куратор.
- У нас два монастыря в диоцезе, Ваша экселенция, - обиженно засопел епископ.
- В диоцезе... мда. Зайдите завтра после полудня, епископ Гисского диоцеза.
Ближе к вечеру он отправился в тюрьму. В камеру к этой самой Чите. Та вскочила, услышав, как отпирается дверь, машинально пролепетала на абсолютно деревенский манер, увидев сутану: "здравствуйте, батюшка" и ойкнула, увидев лицо. Самая обычная деревенская девчонка. Ну разве что личико обещает стать смазливым - светлые локоны, голубые глазки, аккуратный носик. Ему не нравились такие лица, хотя если судить с точки зрения большинства - будет красавицей. Он в этом красоты не видел. Уж скорее он бы назвал красивой Соловья - с ее неправильными ассиметричными чертами, жестким подбородком и тяжелым взглядом. Соловью, к счастью, больше не петь.
Ну и какого черта эта малолетняя пастушка делает в Башне Грешников? Ведьмой здесь даже и не пахнет.
- Батюшка... я домой хочу. Я ничего не делала. Вы ведь меня заберете, да? Дядька тот, - машет куда-то рукой, - он меня бил и ведьмой назвал...
И ревет, плюхаясь на вонючую солому. Да что за идиотизм-то? Какой ненормальный притащил сюда эту соплячку? Судя по всему, свято верящую, что раз "батюшка" - то сразу наступит благодать и счастье... А, ну да. Воспитывалась в монастыре. Под присмотром епископа славного Гисского диоцеза.
Он понятия не имеет, как разговаривать с детьми. Тем более - с детьми, невесть как оказавшимися на соломе в тюрьме инквизиции и не имеющими ни капли магической крови. Обвинения бредовые настолько, что впору менять ее местами с тем, кто их придумал. Участие в шабашах каких-то, инкубы-суккубы (кто их видел-то, инкубов этих? Или суккубов... если только не списывать на них каждый акт мастурбации или нимфоманию особо экзальтированных особ), использование ведьминских зелий с целью загубить души честных жителей Гиссы. Это каким же, интересно, зельем можно душу загубить? Вот понос вызвать деревенскими снадобьями - это запросто... но связь поноса с погибелью души пока никем убедительно не доказана. Да и шабаши устраивать больше склонны наши аристократы, нежели ведьмы и колдуны.
Так, пинком отсюда гнать эту малолетку. Под контроль бдительного епископа Гиссы. И снять с должности идиота, который это сочинил. Шутник, мать его. За такие шутки в лучшем случае в "щит" в самый поганый регион. Пусть хоть одного живого мага увидит - потом правдоподобнее будет сочинять.
Вот только об освобождении он не успел распорядиться - вызвали к Великому инквизитору. Самое удовольствие на ночь глядя.
Смрад во дворце стоял последнее время уже такой, что не то что внутри - на близлежащих улицах вся живность должна была передохнуть. Как выдерживают те, кто вынужден находиться там постоянно - непонятно. Заклинаниями спасаются? Лелеют хронический насморк? Ну, это их проблемы.
Последнее время Великий инквизитор Итоэса выглядел куда как хуже, нежели те, кого подвергали пыткам высшей степени. Вот только боли он не чувствовал, в отличие от них. И вряд ли кто из подследственных прожил бы столько времени в таком состоянии.
Марциан протягивает руку... то, что когда-то было рукой. Перстень непонятным образом не сваливается, неизвестно как держась на одном из огрызков давно сгнивших и отвалившихся пальцев. Рукава задираются, когда одной конечностью он поддалкивает вперед другую - иначе рука не удержится на весу, и становятся видны обнаженные кости и суставы, обрамленные лоскутами истлевшей кожи и разползающейся жидкой плотью. Плоть шевелится покровом жирных червей и опарышей.
К этому нужно подойти. Прикоснуться губами. Сохранить почтительное спокойное выражение лица.
- Надеюсь, день прошел успешно? - и он изо всех сил удерживается, чтобы не отшатнуться или хотя бы не вытереть лицо, когда вместе со словами в него летит гной из зловонной пасти. Зубов у Марциана давно не осталось - лекарь как-то укрепил какие-то пластины, чтобы глава инквизиции сохранил подобие членораздельной речи.
Касается губами перстня - и с ужасом чувствует, поднимая голову, как на губах шевелится какая-то из этих тварей, заполонивших сидящее в роскошном кресле тело. Что будет, если его вырвет сейчас прямо на разложившееся тело Великого инквизитора?
Тот, к счастью, предлагает садиться - он использует миг, повернувшись спиной, чтобы смахнуть со рта этого трупного червя.
Лицо Марциана - с вылезшими местами наружу костями, все состоящее из гнили и ошметков тканей, с полуобнаженными сочащимися гноем деснами - так же кишит червями. И на этом лице неимоверной силы пламенем горят желтые глаза. К ним боятся подползать даже черви.
- До меня дошли странные слухи, куратор. Будто ты начал покровительствовать подследственным.
Он понимает. Сразу. Дело Тарьи - не ошибка, Марциан в курсе. Кому перешла дорогу малолетняя селянка? Чей-то неудобный бастард, могущий причинить проблемы в будущем? Вероятнее всего. Что бы там ни было - ему знать не положено. Даже ему. Почему же ее просто тихо не придушили где-нибудь в Гисском лесочке? Местечко маленькое... все у всех на виду... девчонка под монастырской опекой, и вряд ли девятилетнюю воспитанницу отсылают в одиночку в этот самый лесочек. Не в кафедральном же соборе ее резать на глазах изумленных прихожан. Инквизиция в роли наемных убийц детей? Лучше не думать о том, в чьей власти уговорить ее на такую роль. Кто может попросить о такой мелкой дружеской услуге старину Марциана...
- О чем призадумался, брат мой?
- Не знаю, кто распускает эти слухи, Ваша экселенция. Но никакого основания они под собой не имеют.
- Вот и я так подумал... но ведь не мешает лишний раз убедиться. Ты приведи-ка ее сюда, инквизитор.
Он не понял сначала.
- Опять ты, что ли, оглох? Ты береги уши-то, бегая за своими магами, береги... уши ох как инквизитору нужны.
- Простите, Ваша экселенция... привести сейчас? Сюда?
- О, расслышал все-таки - а то я уж и беспокоиться начал, никак куратора слух подводит. Беда-то будет, в молодые годы... Ты уж не пугай так старика, милый мой, я ж о тебе как о родном пекусь.
Он шел к Башне, и становилось все хуже. Очередная Марцианова проверка на верность? Великому инквизитору лишний раз хочется убедиться, что нет такой грани, которая остановила бы его заместителя. Да о каких уж гранях речь после поцелуев с его опарышами...
У Марциана тоже односторонний барьер. Клейменый с одной стороны... черт возьми, но он же труп. Старый разложившийся смердящий труп. Как же он... Безумие. Здесь не нужно и "клейма", чтобы сойти с ума. Ребенку хватит и одного вида...
- Ой, батюшка! - Она радостно вскакивает навстречу. - Вы забрать меня пришли, да? А Вы меня к батюшке Витторио же отведете, он-то беспокоится поди, я ж без его благословения не уходила никогда. Вы не думайте чего, я ж слушаюсь его, и матушек всегда слушаюсь. Ну если и уроню чего или перепутаю - так то ж я не нарочно, я ж стараюсь...
Хоть бы эта дурочка молчала, что ли - от ее трещания становится совсем нестерпимо. И даже убить ее нельзя - под несчастный случай ну никак теперь не обставишь.
- Идем... Чита.
Во дворце она пугается.
- А что ж так пахнет плохо? Не убирались, поди... - говорит шепотом.
- Тихо, - он подводит ее к секретарю. - Посиди здесь.
Ему меньше всего хочется слышать и наблюдать, что произойдет, когда она увидит Великого инквизитора. И уж точно лучше самому себе запулить чем-нибудь достоверно смертельным в лоб или сигануть на теплую брусчатку с самого верха Башни, нежели оказаться свидетелем того, что будет потом. Но в свидетели его, к счастью, не позовут. Поэтому он заходит один и докладывает, что подследственная доставлена. Возвращается в приемную. Секретарь, дождавшись его, уносится куда-то по своим делам. Подводит ее к двери - она притихает, как чувствует.
Осеняет ее непривычным благословляющим жестом - не инквизиторское это дело паству благословлять, это по части таких, как монсеньор Рицци:
- Во имя Сил Света, да пребудут они с тобой, сохранят и наставят.
Она робко улыбается, услышав привычные слова. И он вталкивает ее в дверь, тут же захлопывает ее следом за ней - и стремительно, почти бегом, покидает дворец.
Когда и кто благословлял его самого последний раз? От епископа Гиссы ему благословения точно не дождаться.
И только вернувшись к себе и увидев, как на рукаве пропитавшейся зловонием сутаны копошатся склизкие черви, Верховный куратор Святой инквизиции закрывает глаза, даже не успев стряхнуть с себя этих тварей.
А наутро появляется монсеньор Рицци. И нет желания даже думать, как он сюда попал без позволения, и наказывать виновных. С минуту они молча смотрят друг на друга. У епископа прыгает кадык и лицо у него такое, словно только что он видел гибель мира. Епископ смотрит на засохшую корку на губах куратора, на отекшие веки, на ничего не выражающее безобразное лицо.
- Откуда... как Вы сюда проникли? - инквизитор разрывает ссохшиеся губы, которые начинают кровить свежей раной. И уже понимает, что спрашивать нужно не об этом. Монсеньор успел проникнуть не только сюда. И Рицци отвечает на незаданный вопрос, игнорируя тот, что был задан вслух:
- Получил подписанное Соборным Князем право исповедовать свою прихожанку. Еще до первого визита к Вам. К Вам я ведь мог и не попасть. Нет, не спрашивайте, кто мне помог. Это был не инквизитор, а остальное не Ваше дело.
Он нависает сверху:
- Я видел, что вы с ней сделали! - и шепот настолько страшен, что у куратора само собой вырывается:
- Не я!!
- Не ты, - соглашается епископ. - Ты всего лишь пособник. А значит - тоже насильник и убийца. Вы уже насилуете детей, нелюди, вам мало ваших ведьм!
- Замолчи! Если ты не хочешь такой же участи всей своей Гиссе - замолчи, идиот! И забудь навечно свою клевету, - у куратора сбивается дыхание. - Епископ Гиссы. Я могу облегчить Вашу судьбу, отрезав Вам язык и руки. Потому что иначе вы произнесете или подпишете приговор не только себе, но и всему Вашему захолустью, столь дорогому Вашему сердцу.
- Она умерла на моих руках.
- Ей повезло, - тихо говорит куратор. И, словно испугавшись того смысла, который несет эта фраза, уточняет - и уточнение звучит циничной издевкой: - Она ведь успела исповедаться, не так ли?
Они застывают друг напротив друга, и инквизитор говорит еще тише:
- Я не советую Вам поднимать руку на Верховного куратора Святой инквизиции, Ваше преосвященство.
- Если бы ты был человеком, я бы не мог придумать тебе кары страшнее, чем выслушать такую исповедь. Но таким, как ты, ни один человеческий разум не в силах изобрести наказания.
Епископ резко разворачивается и идет к двери. Но в последний момент, уже взявшись за ручку, силой выталкивает из горла слова:
- Смойте кровь с губ, Ваша экселенция. Как бы Ваш хозяин не заметил, что его пособник изгрыз собственную плоть.
И дверь ударяется в стену с таким грохотом, что кажется, что эхо не затихнет и до вечера.
Вскоре стало известно, что монсеньор Витторио Рицци был найден повешенным в собственном доме. Поскольку иерарх Святой Церкви никак не мог прибегнуть к суициду, да и причин для этого не было, инквизиция Далсы незамедлительно установила, что преступление было совершено ведьмами и колдунами Гиссы в отместку за содействие, оказанное епископом Святой Инквизиции в поимке наиболее опасной колдуньи региона Фелиции Тарьи. Виновные установлены по горячим следам, обвинение предъявлено, приговор вынесен и приведен в исполнение по праву суда инквизиции и согласно действующему законодательству.
Я тоже разделяю это мнение. Хотя к сексуальным сценам в культуре отношусь спокойно. Но кино и литература - это одно, а жизнь - немного другое все-таки.
