Pili
Pro
Продолжу.
Первые потрясения
Хочу описать и совсем невеселые события, которые случались у нас на конюшне. Так сказать первые реалии жизни, снимающие розовые очки с глаз юных созданий.
Одним из шокирующих воспоминаний того времени, был случай, который потряс наши с сестрой детские души очень сильно. Приехав в один из дней на конюшню, мы с испугом увидели, что в проходе конюшни лежит мертвая лошадь. Это была одна из совхозных рабочих лошадей, которая пала, не знаю по каким причинам. Она лежала прямо в проходе, в одном конце конюшни. И над ней склонились два мужика с ножами. Мы так и застыли на месте. Я помню, как мне было страшно. Как завороженные мы смотрели, как эти мужики надрезают ей шкуру на ногах и шее. Потом привели еще одну рабочую лошадку с хомутом и вожжами, шедшими с двух сторон от хомута. Лошадь задом толкают к туше и эти вожжи привязывают к надрезанной шкуре. Потом начинают погонять. У меня эта картина до сих пор стоит перед глазами – лошадь храпит и рвется вперед, её ноги скользят на цементном полу, мужики подстегивают бедное животное и причмокивают. И вот такими рывками шкура снимается с мертвой лошади, как колготки.
Досматривать до конца сей процесс мы не стали. Мы убежали.
Часто вспоминая тот случай, я не могла понять, как можно было делать такое на глазах у детей, средь бела дня в конюшне конно-спортивной школы… Наверно, для тех взрослых и местной ребятни это было не такое уж и событие. Они росли и жили в деревне, где топили котят и щенят, прямо во дворах забивали телят и свиней и тут же разделывали, не говоря уже про кур и уток. Наверно, это было для них всего лишь одним обыкновенным эпизодом повседневной жизни. Но для нас, городских детей, это событие стало огромным потрясением.
Я не помню, была ли у нас с сестрой в тот день тренировка. Вообще не помню, что было дальше.
Вторым сильным потрясением был несчастный случай с жеребенком одной из наших кобыл. Кобыла была серой масти, её жеребеночек еще черненький, ручной и смешливый жеребчик. Кобылу переводили через дорогу, жеребенок немного отстал, а потом побежал догонять мамку. Мужик на жигулях видать очень сильно куда-то спешил. Не смотря на то, что там был перекресток, пешеходный переход, остановки транспорта, стоял знак «сорок», он несся, что дурной, и сбил жеребенка. Он пытался затормозить. Едь он сорок, как и предписывал знак, он бы легко затормозил или объехал малого. А тут не смог.
Удар пришелся в заднюю часть. Когда малыш вскочил на ноги, одна задняя нога повисла.
Жеребенка вроде как и лечили даже. По крайней мере, в город в ветинститут его отвезли. Вернулся он оттуда все также с висячей ногой, опухшим и выпирающим вверх маклоком со стороны удара. Тренер сказал, что будут на днях его сдавать на мясо. И этот момент пришелся на время, когда мы были на конюшне. Я помню, как пришла бортовая машина и в ней уже была загружена какая-то лошадь серой масти. Настелили трап и вывели жеребенка. И он, бедненький, увидев серую попу в машине, заржав, сам чуть ли не бегом заскочил в кузов. Он подумал, что там мамка…
Этот эпизод очень четко отпечатался в моей памяти.
Что я наделала
Как-то одним летом у нас начались проблемы с кормами. Прошлогодний овес заканчивался, а новый урожай еще не собрали. И его, овес, стали очень сильно экономить. Лошади стояли почти на одной траве, которую косил наш конюх. Овса они получали совсем чуток, по жменьке, и вроде один раз в день. Я помню какими худыми были наши кони. Будехи еще ничего так, а вот тракенки и ганноверский Эскадрон были очень худыми. Помню, мы поехали на соревнования и при выгрузке наших лошадей в чужую конюшню местные ребята восклицали: «Ой, какие худые!». Конечно, их кони были как колобки, а наши с торчащими ребрами. Помню, как мне было стыдно, что у нас такие худые лошади. Но зато на соревнованиях они хоть поели хорошо эти дни.
Конечно, каждый старался своей лошади привезти что-нибудь, у кого были какие возможности. Я старалась привозить Радуге хлеб и морковку, на «сэкономленные» от школьных обедов деньги.
А потом мы с сестрой втихаря отбили один край доски в стене кормовой и лазили туда тырить оставшийся там овес, сдвигая эту доску в сторону. Приезжали пораньше. Конюх уходил на обед, мы пролазили на закрытую конюшню нашими «тайными ходами» )) и кормили Радугу в обед овсом. Когда конюх возвращался с обеда и собирались все остальные для тренировки, проходил где-то час и следов наших вылазок не оставалось.
В один прекрасный день кончился овес вообще. Я, как всегда, залезла в кормовую и увидела, что на дне уже почти не овес, а шелуха с мусором. Но мне так было жалко голодную кобылу, что я скребанула со дна содержимое кормовой и высыпала Радуге в кормушку.
От того, что я наделала, я пришла в ужас чуть позже, когда у Радуги начались колики. О, мы уже знали тогда что такое колики, уже видели этот кошмар - гибель лошади от этой напасти.
«Боже! Что я наделала! Что я, дура, наделала!»
Вызвали ветврача, он что-то там колол, засовывал в нос Радуге трубку и вливал какую-то синюю жидкость туда, что-то делал еще. А я, с ужасом за всем этим наблюдая, стояла в уголке и думала: «Это я, это я виновата, это я буду причиной её смерти, это я убила её».
Приехав на следующий день на конюшню, подхожу к деннику Радуги и внутри у меня все ёкает – Радуга лежит без движения, вытянув ноги и шею, а вокруг стоят конюх, ветеринар и тренер. Круглые глаза, внутри спазм, голос не слушается.
- Она пала?
- Нет еще.
Смотрю и точно, дышит.
Радуга смогла. Она выжила.
Вот это я запомнила на всю жизнь.
Первые потрясения
Хочу описать и совсем невеселые события, которые случались у нас на конюшне. Так сказать первые реалии жизни, снимающие розовые очки с глаз юных созданий.
Одним из шокирующих воспоминаний того времени, был случай, который потряс наши с сестрой детские души очень сильно. Приехав в один из дней на конюшню, мы с испугом увидели, что в проходе конюшни лежит мертвая лошадь. Это была одна из совхозных рабочих лошадей, которая пала, не знаю по каким причинам. Она лежала прямо в проходе, в одном конце конюшни. И над ней склонились два мужика с ножами. Мы так и застыли на месте. Я помню, как мне было страшно. Как завороженные мы смотрели, как эти мужики надрезают ей шкуру на ногах и шее. Потом привели еще одну рабочую лошадку с хомутом и вожжами, шедшими с двух сторон от хомута. Лошадь задом толкают к туше и эти вожжи привязывают к надрезанной шкуре. Потом начинают погонять. У меня эта картина до сих пор стоит перед глазами – лошадь храпит и рвется вперед, её ноги скользят на цементном полу, мужики подстегивают бедное животное и причмокивают. И вот такими рывками шкура снимается с мертвой лошади, как колготки.
Досматривать до конца сей процесс мы не стали. Мы убежали.
Часто вспоминая тот случай, я не могла понять, как можно было делать такое на глазах у детей, средь бела дня в конюшне конно-спортивной школы… Наверно, для тех взрослых и местной ребятни это было не такое уж и событие. Они росли и жили в деревне, где топили котят и щенят, прямо во дворах забивали телят и свиней и тут же разделывали, не говоря уже про кур и уток. Наверно, это было для них всего лишь одним обыкновенным эпизодом повседневной жизни. Но для нас, городских детей, это событие стало огромным потрясением.
Я не помню, была ли у нас с сестрой в тот день тренировка. Вообще не помню, что было дальше.
Вторым сильным потрясением был несчастный случай с жеребенком одной из наших кобыл. Кобыла была серой масти, её жеребеночек еще черненький, ручной и смешливый жеребчик. Кобылу переводили через дорогу, жеребенок немного отстал, а потом побежал догонять мамку. Мужик на жигулях видать очень сильно куда-то спешил. Не смотря на то, что там был перекресток, пешеходный переход, остановки транспорта, стоял знак «сорок», он несся, что дурной, и сбил жеребенка. Он пытался затормозить. Едь он сорок, как и предписывал знак, он бы легко затормозил или объехал малого. А тут не смог.
Удар пришелся в заднюю часть. Когда малыш вскочил на ноги, одна задняя нога повисла.
Жеребенка вроде как и лечили даже. По крайней мере, в город в ветинститут его отвезли. Вернулся он оттуда все также с висячей ногой, опухшим и выпирающим вверх маклоком со стороны удара. Тренер сказал, что будут на днях его сдавать на мясо. И этот момент пришелся на время, когда мы были на конюшне. Я помню, как пришла бортовая машина и в ней уже была загружена какая-то лошадь серой масти. Настелили трап и вывели жеребенка. И он, бедненький, увидев серую попу в машине, заржав, сам чуть ли не бегом заскочил в кузов. Он подумал, что там мамка…
Этот эпизод очень четко отпечатался в моей памяти.
Что я наделала
Как-то одним летом у нас начались проблемы с кормами. Прошлогодний овес заканчивался, а новый урожай еще не собрали. И его, овес, стали очень сильно экономить. Лошади стояли почти на одной траве, которую косил наш конюх. Овса они получали совсем чуток, по жменьке, и вроде один раз в день. Я помню какими худыми были наши кони. Будехи еще ничего так, а вот тракенки и ганноверский Эскадрон были очень худыми. Помню, мы поехали на соревнования и при выгрузке наших лошадей в чужую конюшню местные ребята восклицали: «Ой, какие худые!». Конечно, их кони были как колобки, а наши с торчащими ребрами. Помню, как мне было стыдно, что у нас такие худые лошади. Но зато на соревнованиях они хоть поели хорошо эти дни.
Конечно, каждый старался своей лошади привезти что-нибудь, у кого были какие возможности. Я старалась привозить Радуге хлеб и морковку, на «сэкономленные» от школьных обедов деньги.
А потом мы с сестрой втихаря отбили один край доски в стене кормовой и лазили туда тырить оставшийся там овес, сдвигая эту доску в сторону. Приезжали пораньше. Конюх уходил на обед, мы пролазили на закрытую конюшню нашими «тайными ходами» )) и кормили Радугу в обед овсом. Когда конюх возвращался с обеда и собирались все остальные для тренировки, проходил где-то час и следов наших вылазок не оставалось.
В один прекрасный день кончился овес вообще. Я, как всегда, залезла в кормовую и увидела, что на дне уже почти не овес, а шелуха с мусором. Но мне так было жалко голодную кобылу, что я скребанула со дна содержимое кормовой и высыпала Радуге в кормушку.
От того, что я наделала, я пришла в ужас чуть позже, когда у Радуги начались колики. О, мы уже знали тогда что такое колики, уже видели этот кошмар - гибель лошади от этой напасти.
«Боже! Что я наделала! Что я, дура, наделала!»
Вызвали ветврача, он что-то там колол, засовывал в нос Радуге трубку и вливал какую-то синюю жидкость туда, что-то делал еще. А я, с ужасом за всем этим наблюдая, стояла в уголке и думала: «Это я, это я виновата, это я буду причиной её смерти, это я убила её».
Приехав на следующий день на конюшню, подхожу к деннику Радуги и внутри у меня все ёкает – Радуга лежит без движения, вытянув ноги и шею, а вокруг стоят конюх, ветеринар и тренер. Круглые глаза, внутри спазм, голос не слушается.
- Она пала?
- Нет еще.
Смотрю и точно, дышит.
Радуга смогла. Она выжила.
Вот это я запомнила на всю жизнь.
