Julka
Участник
Сори, что начала новую тему, просто в том пока мысль не развивается, а тут новая родилась :roll:
Шел дождь, но в конюшне было тепло и сухо. Маша сидела в конюховке и допивала остывший чай. Эту ночь ей предстояло провести в конюшне, и эта перспектива совсем ее не радовала, ведь случилось несчастье – у их всеобщего любимца Ветра начались колики и ей предстояло водить его вместе с ветеринаром.
Колики у Ветра были уже в третий раз, и никто не знал, как они закончатся. Ничто не предвещало беды, Маша, как обычно, завела его в денник после вечерней тренировки, растерла и ушла в амуничник. Пока она не спеша, разобрав на ремешки и разложив их на подоконнике, чистила уздечку, коню стало плохо. Об этом ей сообщил конюх Миша, влетев в амуничник и уронив хлысты, стоявшие в углу у двери. Маша спокойно выслушала долгую предысторию, но когда Миша наконец дошел до самого главного:
- Конь, он… ну…, ну в общем, он пытается укусить живот или ударить его ногой… - тогда от ее спокойствия не осталось и следа. Она перепрыгнула гору хлыстов, и, сбив с ног Мишу, полетела в конюховку – звонить ветеринару. На конюшне не было штатного вет. врача, но специалист из клиники неплохо знал их лошадей и обещал приехать с минуты на минуту. Не повесив трубку, Маша вылетела из конюховки, снова снесла Мишу, шедшего по проходу, и пронеслась к деннику Тишки, как она ласково называла Ветра.
Для того, чтобы понять, насколько дело плохо ей понадобилось всего несколько секунд. Серый в яблоках голштинец лежал на опилках и неистово колотил ногами по стенам, оставляя на дереве вмятины по форме копыт. Стенка сотрясалась, а стоявшая в соседнем деннике кобыла ржала от страха. Маше потребовалось приложить огромные усилия, чтобы заставить его подняться. Конь начал переворачиваться с боку на бок, чуть не завалив на себя Машу, и ей пришлось взять в руки хлыст. Наконец она вытащила его из денника и потащила за собой по проходу, что было совсем нелегко – весил конь немало. Постепенно он расходился и стал шагать сам. Им повезло, что проход в конюшне был достаточно широкий и можно было развернуться, не слишком напрягаясь. До крытого манежа идти минут десять, а мочить бедного Тишу совсем не хотелось.
Ветеринар Иван Михайлович ее заставил себя ждать. Молодой, но удивительно серьезный и пунктуальный, он никогда и никуда не опаздывал. Светловолосый и высокий, в очках, он умел произвести впечатление, и хотя ему было всего двадцать пять лет, люди относились к нему с уважением, которое было так необходимо в его работе. Его компетентность ни у кого не вызывала сомнений. Он никогда не ошибался в выборе диагноза и умел находить общий язык с самыми «строгими» лошадьми, которые могли после лечения ходить за ним по пятам, тереться мордой, чесаться. А процедуры, которые он проводил, никак не назовешь приятными. Любой из его советов по уходу за лошадьми становился законом. Забавно было наблюдать, как седые тренеры и конюхи, старше его в два, а то и в три раза, и считающие, что все и всегда знают лучше других, в разговоре с ними теряли всю свою спесь и соглашались со всем, что он говорил. Ветеринаром он был от Бога. Маша это понимала, хотя часто жалела, что он выбрал такую профессию, и что его визит в конюшню означал беду. Те семь лет, которые разделяли Машу с ним, казались ей вечностью, и, безусловно проложили между ними пропасть. И все равно она всегда безумно радовалась его приходу, и благодарила человечество за то, что были придуманы обязательные осмотры и разнообразные прививки.
В этот раз он приехал даже быстрее, чем обычно. Всегда спокойный и уверенный в себе, сейчас он выглядел каким-то озабоченным и усталым. Забыв даже поздороваться с Машей, чем сильно обидел ее, он моментально пролетел к ней, выхватил из рук чембур и повел коня на развязки. Он приезжал к Ветру в третий раз, и он, как никто другой, знал, чем могут для него обернуться очередные колики. Он очень торопился, несколько раз карабин развязок, который давно следовало починить, соскакивал. Пальцы напряжены, лицо сосредоточено, ни одного лишнего движения… Полный осмотр, результатами которого он даже не затруднил себя поделиться с Машей, его совсем не успокоил. Он опять отстегнул развязки и повел коня по проходу.
- Иди, попей чаю, потом сменишь меня, – сказал он тоном, не терпящим возражений и не позволяющим задать вопрос. Она ушла в конюховку, не забыв погладить Тишу, который в ответ тихонько фыркнул. Иван Михайлович посмотрел на нее неодобрительным взглядом, ясно говорящим, что она тут лишняя, и она поспешила уйти. От такого взгляда сердце противно сжималось, хотя она и понимала, что он просто очень волнуется за Тишу.
В конюховке она начала успокаиваться. Слушая тихий голос ветеринара и мерное цоканье копыт по полу, она все более и более уверялась в том, что ничего страшного не произойдет. В это было так легко поверить, когда он был рядом с лошадью.
Шел дождь, но в конюшне было тепло и сухо. Маша сидела в конюховке и допивала остывший чай. Эту ночь ей предстояло провести в конюшне, и эта перспектива совсем ее не радовала, ведь случилось несчастье – у их всеобщего любимца Ветра начались колики и ей предстояло водить его вместе с ветеринаром.
Колики у Ветра были уже в третий раз, и никто не знал, как они закончатся. Ничто не предвещало беды, Маша, как обычно, завела его в денник после вечерней тренировки, растерла и ушла в амуничник. Пока она не спеша, разобрав на ремешки и разложив их на подоконнике, чистила уздечку, коню стало плохо. Об этом ей сообщил конюх Миша, влетев в амуничник и уронив хлысты, стоявшие в углу у двери. Маша спокойно выслушала долгую предысторию, но когда Миша наконец дошел до самого главного:
- Конь, он… ну…, ну в общем, он пытается укусить живот или ударить его ногой… - тогда от ее спокойствия не осталось и следа. Она перепрыгнула гору хлыстов, и, сбив с ног Мишу, полетела в конюховку – звонить ветеринару. На конюшне не было штатного вет. врача, но специалист из клиники неплохо знал их лошадей и обещал приехать с минуты на минуту. Не повесив трубку, Маша вылетела из конюховки, снова снесла Мишу, шедшего по проходу, и пронеслась к деннику Тишки, как она ласково называла Ветра.
Для того, чтобы понять, насколько дело плохо ей понадобилось всего несколько секунд. Серый в яблоках голштинец лежал на опилках и неистово колотил ногами по стенам, оставляя на дереве вмятины по форме копыт. Стенка сотрясалась, а стоявшая в соседнем деннике кобыла ржала от страха. Маше потребовалось приложить огромные усилия, чтобы заставить его подняться. Конь начал переворачиваться с боку на бок, чуть не завалив на себя Машу, и ей пришлось взять в руки хлыст. Наконец она вытащила его из денника и потащила за собой по проходу, что было совсем нелегко – весил конь немало. Постепенно он расходился и стал шагать сам. Им повезло, что проход в конюшне был достаточно широкий и можно было развернуться, не слишком напрягаясь. До крытого манежа идти минут десять, а мочить бедного Тишу совсем не хотелось.
Ветеринар Иван Михайлович ее заставил себя ждать. Молодой, но удивительно серьезный и пунктуальный, он никогда и никуда не опаздывал. Светловолосый и высокий, в очках, он умел произвести впечатление, и хотя ему было всего двадцать пять лет, люди относились к нему с уважением, которое было так необходимо в его работе. Его компетентность ни у кого не вызывала сомнений. Он никогда не ошибался в выборе диагноза и умел находить общий язык с самыми «строгими» лошадьми, которые могли после лечения ходить за ним по пятам, тереться мордой, чесаться. А процедуры, которые он проводил, никак не назовешь приятными. Любой из его советов по уходу за лошадьми становился законом. Забавно было наблюдать, как седые тренеры и конюхи, старше его в два, а то и в три раза, и считающие, что все и всегда знают лучше других, в разговоре с ними теряли всю свою спесь и соглашались со всем, что он говорил. Ветеринаром он был от Бога. Маша это понимала, хотя часто жалела, что он выбрал такую профессию, и что его визит в конюшню означал беду. Те семь лет, которые разделяли Машу с ним, казались ей вечностью, и, безусловно проложили между ними пропасть. И все равно она всегда безумно радовалась его приходу, и благодарила человечество за то, что были придуманы обязательные осмотры и разнообразные прививки.
В этот раз он приехал даже быстрее, чем обычно. Всегда спокойный и уверенный в себе, сейчас он выглядел каким-то озабоченным и усталым. Забыв даже поздороваться с Машей, чем сильно обидел ее, он моментально пролетел к ней, выхватил из рук чембур и повел коня на развязки. Он приезжал к Ветру в третий раз, и он, как никто другой, знал, чем могут для него обернуться очередные колики. Он очень торопился, несколько раз карабин развязок, который давно следовало починить, соскакивал. Пальцы напряжены, лицо сосредоточено, ни одного лишнего движения… Полный осмотр, результатами которого он даже не затруднил себя поделиться с Машей, его совсем не успокоил. Он опять отстегнул развязки и повел коня по проходу.
- Иди, попей чаю, потом сменишь меня, – сказал он тоном, не терпящим возражений и не позволяющим задать вопрос. Она ушла в конюховку, не забыв погладить Тишу, который в ответ тихонько фыркнул. Иван Михайлович посмотрел на нее неодобрительным взглядом, ясно говорящим, что она тут лишняя, и она поспешила уйти. От такого взгляда сердце противно сжималось, хотя она и понимала, что он просто очень волнуется за Тишу.
В конюховке она начала успокаиваться. Слушая тихий голос ветеринара и мерное цоканье копыт по полу, она все более и более уверялась в том, что ничего страшного не произойдет. В это было так легко поверить, когда он был рядом с лошадью.