Попасть на конюшню в упор под Новый год я и не мечтал... Хотя считал почему-то, что надо, хоть убей. Но под Солнцеворот свалился с сосудами, непонятно и очень мощно, а в начале недели работа перехлёстывала за вечерний звонок. А если перехлёстывала - нашлись бы силы? Пакет с морковкой кочевал из домашнего холодильника в отдельский. Я всё надеялся, что доползу до конины - она ведь наверняка думает, что я исчез навсегда, как множество других людей за его долгую жизнь. Но из вечера в вечер накатывали дела, что виделись более срочными и необходимыми. Но они волшебным образом рассосались с последним рабочим днём, их просто не было, так что собирай рюкзак, и - вперёд! И я честно положил туда новенькую седельную попону, старую морковку и тронулся, стараясь успеть к полуденному РЭКСу.
Зима, сделав серьёзную заявку, теперь, похоже, потихоньку отступала: под ногами в посёлке нет-нет, да виднелся мокрый асфальт, снег был мокрым и плотным. И только ветер на путепроводе был неожиданно холодным и резким - он высекал слёзы из глаз, очки не спасали от него ничуточки. Снова я тронулся боковой дорогой, через "старый" посёлок. Увы, окончательно убедился, что снесли дивный старый дом с резными наличниками, на его месте красовалась коробка из пеноблоков в состоянии нолевого цикла. Да, старый дом остался только на фотографиях Эгле, сделанных уже больше года назад... Больше года мы с ней не виделись. А дела в макромире творятся такие, что и вовсе не ясно, когда получистя встретиться в следующий раз. Я ещё надеюсь увидеть их здесь на Масленицу, они меня - у себя на Лиго. Что ж, под Новый год ведь можно загадать желание?
Дорожка поперёк канавы, открытая мною неделей раньше, была натоптана едва-едва. Задирая ноги, пробрался по ней на зада левад, и чуть не отпрыгнул: на меня решительно и оголтело нёсся весь наш табун, явственно казалось, что лошади вынесут ограждение, стопчут меня и, кувыркаясь, посыпятся в канаву.
В последний момент, отчаянно дрифтуя и поднимая снежную пыль, табун повернул, завившись воронкой пёстрых мастей, и улетел в обратную сторону. Серая арабка, не вписавшись в поворот, рухнула, проехавшись пару метров на бочине, вскочила и опреметью понеслась догонять остальных. Сзади неплохим галопом неслась юная Надежда на Канапэ, держа длинный бич то наперевес, как гаррочу, то вверх, как хлыст Высшей школы.
На другом конце левады пёстрый водоворот мешала Крестница, работая бичом, словно нагинатой.
Колдунья стояла в центре, руки в боки, как подобает начальнику, и командовала на русском матерном - но табун великолепно понимал, что сейчас нужно, допустим, направление сменить.
И только на сенном брикете, рыжеющем посерёдке, неподвижно, как сфинкс, возлежала Летучая и всячески показывала, что это вовсе не ее поскакушки. Я полез в рюкзак за фотоаппаратом: тут же напротив меня возникла пробка из юных дарований, хорошо уяснивших, зачем морковное дерево лезет в рюкзак. Тут же над головой свистнул бич, обвился вокруг слеги в двадцати сантиметрах сбоку - пробка тут же испарилась. Да, проще будет испариться и мне. Оглянулся - в рюзаке уже нахально копалась Летучая: приподнявшись на задние лапы. Что растёт в рюкзаке, она знала не хуже лошадей.
Старик принял меня, как казалось, благосклонно и вполне примирительно хрустел сухарями. Странно хрустел - звук был какой-то глухой, казалось, он перемалывает сухари с явным трудом. Присмотрелся - передние зубы, по крайней мере, на месте, ладно. Не сразу понял, что он старательно поворачивается ко мне правой стороной... Взглянул - подавился матом: шея и плечо слева были измазаны в отходах собственного производства, измазаны до сосулек, и вокруг, как издевательство, белела чистейшая зимняя шерсть. Скотина. Пробегая мимо, Колдунья сообщила, что это специально для меня, чтобы побольше времени вокруг него плясал, а не в седле красовался. С этого станется, конечно, но плясать я не хотел: поставив конину на чомбур, чтобы не завалился вторично, достал из ларя пачку влажных салфеток, живущих там на этот самый предмет. Пачка улетела за пять минут, но через десять, когда всё высохло, о пятне напоминал лишь слегка охристый оттенок шкуры. Старик понял, что всё идёт не по плану; ко мне раз за разом приходила башка и клацала зубами, что с морквой в кормушке бывает нечасто. Извини, дорогой, не надо было персональные гадости изобретать... Я почти решился жестоко отомстить, напялив на конину пелям, но потом решил, что это слишком и ему хватит детской схемы, благо после табуна грунт в леваде был идеальный. И слава Богу: поле за мостиком белело нетронутой целиной - ни колеи квадрацикла, ни буранного следа. Ладно, изобразить работу - тоже занятие. Сойдёт. Теперь одеться самому и напялить на чучело пресловутую полупопону. Сейчас тепло, можно обойтись кирзовыми сапогами, из которых, нарушая благолепие, издевательски торчали нетканые вставки цвета камуфляжа зимнего леса. Портянки мотать - не дождётесь, я не настолько реконструктор, хотя, если придётся... Придётся - тогда и будем говорить.
Дожидаясь меня на позорной верёвке, Старик показательно копал ногой опилки и стучал по двери. Попона села в некоторый натяг, уже вторая: похоже, в Импи не берут поправку на швы, впредь будем знать. Думал - цирк начнётся немедленно, но в проходе конина первым делом рванула к ванной и в три захода выпила, пожалуй, четверть. Теперь можно было перейти к очередным делам... Но вот зрителей не было: табун уже вернулся, правда, в малой леваде бродил серый Гиви, мнящий себя сексуальным гигантом; ему было скучно, но другой жереб - это хоть что-то. Гиви закричал, заметался вдоль ближней стенки; разумеется, старому дурню потребовалось ответить и крутнуть вокруг меня оборотик - разумеется, на спуске с пандуса. От греха я задвинул слегу на воротине левады, и мы тронулись наматывать круги в руках, распугав огромную стаю галок. Шагать на корде Старик не любит, да и не надо это с его плечами. Вон Колдунья с девчонками его только на свободе гоняет, и это глубоко правильно, только сейчас нам надо расшагаться медленно и печально. А ведь вдоль смежной стенки, за коридором безопасности, мечется и орёт Гиви - и Старику непременно требовалось показать, кто здесь крутейший мачо, вкопаться мордой на стенку и от души повизжать. Мне было весьма неуютно между бочиной и стенкой - и пришлось протащить конину вперёд, настёгивая визжащий хобот свободным концом повода - работало это, замечу, неплохо. Но после первого концерта к смежной стенке я решил не подходить: направо-назад - и пошли обратно, интересуясь каждой навозной кучей, чего я ему не запрещал. Грунт в леваде, кстати, был не такой уж идеальный: почему-то вдоль ближней стенки, особенно напротив хода, размесили снежную кашу такую, что конская нога уходила выше пута: Старик увязал и несколько судорожно выдёргивал ноги. Интересно - летом аккурат в этом же месте чача бывает. Ладно, объедем - в конце концов, не езду же съезжать... Но я же планировал езду?
Десять минут уложилось примерно в четыре неполных круга... Вон и Гиви завели - значит, садиться проще будет. Думал заскочить с сенного брикета - старый хрен по-прокатски развернулся на меня носом, каналья, ещё и смотрел нахально, что будет, не сено жевал. Ну и ладно - до стремени нога дотягивалась, изобразим подобие джигитовки. Старик такого не ожидал, но явно подумал, не прыгуть ли через брикет, пока человек ногу переносит - подался даже вперёд, но лень пересилила. Но вперёд он почесал довольно бодренько, ноги явно не дрожали - жаль только, что этого даже на восемь минут первого шага не хватило. Как водится, скорость стала падать всё заметнее и заметнее. Шпорой держать темп не хотелось, шенкель товарищ слышал через два раза на третий. На рысь он так и не решился - пришлось поднимать. Ладно, поднялся он честно и очень чётко, плац дисциплинирует, но через круг темп поддерживать пришлось. И меня очень напрягало, что на каждом темпе он делал резкий выдох, стрекоча ноздрями, почти как сорока. Не нравится мне этот треск: конечно, мог просто выдыхать конюшенную пыль, но так же он трещал после того, как седьмого ноября на ровном месте завалился. Кончилось это через минуту - но через минуту мог просто расходиться, не так больно стало. Впрочем, мы и рысили немногим больше: я не уследил, влетел в снежную кашу у входа, Старик сбился с ритма и решительно зашагал. Ладно, наверное, так и надо.
Надо? Шаг - снова нога за ногу. Защёлкала было лопатка - через пять минут прекратила, странно, не настолько снег шуршит под копытами, чтобы не услышать щелчок. Конина печально бредёт, показывая, насколько она несчастна. Сверху свалился огромный ворон с зубчатыми крыльями, угнездился на ограде, затрещал, прямо как Старик, только вдвое громче, за ним вставала туманная луна. Коню было всё равно. Я сделал перемену, направил его прямо на ворона - тот, балансируя крыльями, запрыгал по балясине в сторону, застыл там, мигая светодиодным глазом - а конь и ушей не поднял. Вдруг - голова взлетает, храп и визг! Ага, в соседнюю леваду вышла Крестница на Грёзе, кобыле тяжной, увесистой, для Старика - идеал женщины. Вдоль смежной стенки прошли пассажем, каждый корчил что-то своё: Старик храпел, выпучив глаза и развевая хвост, я сидел, как мог, красиво, с безразличной рожей - девуля должна знать, что под контролем всё. Пассаж сменился активной рысью, рысь расширялась, башка повисла на руках - это что, намёк на разнос? Извини, дорогой, вот тебе посыл. Старик поднялся в галоп чётко, как переключили скорость, но толкать пришлось уже темпов через десять. Всё с тобой ясно, будем спешно закругляться, но покажем, что так и задумано. Из ближайшего угла пошли на диагональ; на трети он свалился на рысь, ну да, тоже знает, как положено, но с другой ноги пониматься не спешил - поднял его уже в углу. Ещё полторы стенки в обратную сторону: чётко, надёжно, но очень тяжеловесно. Влетели снова в кашу у входа, перешли на рысь - я согласен, но теперь круг рысью, замяться тоже надо. Под шенкелем - видимо, Старик счёл, что хватит. Не успели на шаг перейти, конь снова пошёл засыпать... "Может, хоть теперь ты от меня отстанешь?"
Минут пять я пребывал в горестных раздумьях, потом решил слезть и шагать в руках. Едва ноги мои ударили о снег, раздался сверхзвуковой вопль и полусвечка - одна и вторая: кто после этого скажет, что задние ноги разбиты в хлам? Разворот вокруг меня, мордой на кобылу. И этот конь только что брёл на подгибающихся ногах?! Звиняй, напросился сам. Хрипы, отмётки слюны, попытка свечить, едва нагрузил стремя. Вскочил со второй попытки после осаживания - как всегда; когда переносил ногу, этот исполнил намёк на "козла": мол, повинуюсь, но против воли. И - идеальная учебная рысь без команды. Мучить не стал, через двадцать метров попросил шаг - переход был идеален. И на шагу конь умирать явно раздумал.
В руках мы всё-таки пошагали, когда кобыла уже упорхнула домой: ох, сачковала Крестница, полчаса работала, не больше. Старик всячески показывал, что тоже хочет домой, но по-прежнему исследовал навозные кучи: одну потыркал носом, потом затянулся, выворачивая губу - не иначе, тяжная дама сердца её оставила. Тянул в сторону слегу - это приплясывало за спиной, спеша к родным макаронам, но остатки вежества проявляло. Стремительным домкратом, без приветственного вопля, он влетел в денник и впился в кормушку прямо в уздечке: там ещё оставалось целых три морковины, не считая мелких ошмётков. Прямо так, в кормушке, пришлось снимать уздечку - конь как три дня голодал и общаться намерен не был. Ну и пожалуйста, на обиженных воду возят (Не на этом - в оглобли не заезжен, а жаль. Хотя - есть же здесь качалка и рысачья упряжь, можно забавы ради "работу" изобразить, раз всадника не тянет. Другой вопрос - чем это кончится). Остатки сухарей показательно скормим остаткам серого клана, раз меня здесь на ноль множат... Те были рады стараться: старшая поняла, что такое сахар, младшая явно ревновала, что к ней подошли не первой. Сегодня она сама подставляла маковку на предмет почесать - и маковка снова была неожиданно тёплой. Конечно, не мои это лошади и дело не моё, но должен же у них тоже Новый год быть?
Мне предстояло ещё дело неблагодарное. Витька с подругой вернули одолженные под некий проект испанские сёдла, привезли их без меня, и Колдунья утверждала по телефону, что одной подпруги не хватает... Посмотрел - и впрямь исчезла подпруга от вакеро, аутентичная, такой в России с огнём не найдёшь. Дело в Новый год перейдёт? Тут же, в седельной, позвонил Витьке - хвала Флору и Лавру, подпруга лежала у неё дома, закопанная в горе снаряжения. На сердце отлегло - добывать под каникулы подпругу с далёкой конюшни мыслилось делом сильно неблагодарным. Маленькие чудеса продолжали происходить - а ведь как давно я от них отвык! Только вот на каких коней я эти сёдла класть буду, и будут ли эти кони?
...К станции я шёл под легким снежком, взблёскивающем в свете фонарей. Вокруг высились белоснежные сугробы, на деревьях, будто в феврале, лежали пышные снежные шапки. Кажется, была поставлена последняя предновогодняя галочка, и это было подозрительно хорошо. Наверное, в Новом году что-то вылезет... Но об этом мы в Новом году и подумаем.
