Прогноз радостно возгласил, что со среды начнётся сезон дождей - на неделю, не меньше. И я двинулся на конюшню во вторник: не гулять же со Стариком под дождём... Точнее, можно, но зачем? Пусть лучше после тёплого дня по холодку погуляет - а с дождями и в конюшне легче стоять будет. Да, именно погуляет: совершенно случайно(!) я узнал от конюшенных девонек, что у Старика ровно на хребтине вскочила свежая шишка, какое уж там седло. Колдунья на просьбу разъяснить, что же случилось, отвечала невнятно, встревоженно и намекала чуть ли не на онкологию. Только этого нам до кучи и не хватало! Скорее всего, снова в деннике повалялся, разгрёб опилки и въехал холкой в пол - ободрался, а по жарище пошёл отёк. Судя по тому, что лечили ихтиолкой в смеси с Колдуньиным чем-то, так оно, скорее всего, и было. Что ж, будем думать так. Пока. Так просто легче.
Сегодня, по тому же прогнозу, жара должна была потихоньку уходить... Она и впрямь уходила: час в электричке прошёл без особых мучений, и в посёлке приятный холодок стоял. Вокруг царило пышное лето - бушевала зелень, трава вымахала под метр, а над ней качались дикие астры на длинных стеблях. Вокруг царил вечерний сельский покой - и среди этого покоя я чувствовал себя чужим. Ещё и мелкие камешки, не пойми откуда взявшиеся на асфальте, залетели ко мне в кроссовки: посёлок показывал, что я ему здесь надоел? А ведь посёлок и мне надоел: сколько лет я видел, как расцветают вокруг него эти самые дикие астры! Новизны захотелось люто, до боли в сердце - но ясно, чем я заплачУ за эту новизну. Снова захотелось выпить, но пить и нечего, и не стоит. Хоть молитву читай - тоже помогает кривые мысли заглушать.
Задние ворота конюшни были открыты - хорошо, лишний воздух... Хотя да - Колдунья ещё здесь, вон её машина приткнулась под стеной, не у места почему-то. Убегает уже: здраствуй, прощай - ну и ладно. Только успел сообщить, что ВТМ на пробу ожидается в конце недели, народ подвезёт. Намазать шишку на холке, но не сейчас, а не раньше девяти вечера? Без проблем. Целеноправленно попасти Старика, чтобы травы поел, он лучше её проедает - тоже не вопрос, пусть сам отберёт, чего ему вкуснее будет. Впрочем, мой мешок он умял за прошлую ночь до последней травинки; значит, правильную траву я намедни "накосил". Вроде как, и сенаж умял - под кормушкой пусто было. Надеюсь, умял, а не забыли положить. Впрочем, выглядел-то он неплохо: как сказать, неплохо? Не хуже, чем в прошлый раз. Может, и впрямь сено и сенаж помогли, а может, жара пошла на убыль. Зада не опухли, смотрелись очень аккуратненько - но здесь и погода могла поспособствовать, и визит коваля на прошлой неделе. Только вот эта шишка на хребте с тёмным пятном засохшей ихтиолки на ней! Небольшая шишка, но противная, жёсткая - точно такую же, но хроническую, много лет назад накачали в прокате Толстой неправильно подобранным седлом. Позавчера этой шишки позавчера не было, и не седлались мы недели две как. Ладно, раз шишка - будем, как я уже сказал, пастись. Пастись сугубо, нарочито - пусть витамины свои получит. Поседлаться ещё успеем. Хм, успеем ли? Что-то не верится последнее время, что у нас вечность впереди.
Итак, раз мы пасёмся, никаких намёков на работу, в недоуздке идём. Релаксировать Старик начал с первых же метров - намертво прилип к деннику серой в гречку арабки. Та общаться с кавалером не желала - отводила в сторону нос, визгливо орала, чуть не поворачивалась к решётке задом. Старик разразился рядом воплей, даже метнул зада в воздух - я не думал, что он так вообще может сейчас... С некоторым трудом развернул его на выход; Старик вылетел наружу на пяти ногах, с хорошим воплем, как в старые добрые времена. Ничего не потянул после пинков таких? Вроде, ничего, пошёл ровно, не угловато. Точнее, побежал в сторону левады - я ели поспел за ним. Ну да, в мыслях он - главный жеребец, надо срочно территорию столбить, и, заочно - кобыл. Наверное, поэтому он изучал кучи через две на третью: главное - захват пространства, то, что внутри, изучим потом! Я еле успевал уводить корду из-под левой передней ноги, которой он делал очень резкий шаг, отбегая от очередной кучи. Впрочем, на холодке, да и в одиночестве, он потихоньку успокаивался; перебежки становились всё тише, всё чаще он то затягивался содержимым кучи, то задумчиво ковырялся в неё копытом. Снова он изобразил статую - застыл, напряжённо вглядываясь и развернув уши куда-то в пространство; свой портал он там видит, что ли? Ох, зря в своё время Кыля по моей просьбе этот портал фотошопом нарисовала.
Да, портал всё ближе. А вот фотосессии её авторства у нас уже не будет, пожалуй. Даже если доживёт -перед кем таким Россинантом хвастаться?
Итак, старый хрен, ты все кучи изучил, некоторые дважды - может, соблагоизволишь пожрать теперь? Отрешённо, прямо в нирване, конь прошёл воротину левады и так же отрешённо зашагал в сторону конюшни: я попытался притормозить - однако, нирвана великолепно совмещалась с уверенностью танка! Замечу, у нас недоуздок. Завернул башку в сторону, конина сделала за ней полукруг, нарочито шкрябнув бочиной стенку конюшни. И, наконец, впилась в заросли почечуйной травки под ногами: видел, как от неё тащатся воробьи, но ведь по ней вдарял ещё Белый конь, а вот теперь и этот. Травку он выгрызал жадно, именно что подчистую; я внимательно смотрел, пойдёт он отплёвываться, или нет: разок плюнул, на этом и кончилось. Зато почечуйка нет-нет, да и вываливалась из-за щеки отдельными стебельками... Думаю, это не считается. Откуда-то возникла мелкая мошка - и ведь не кусалась, вроде, только ползала, но как нам обоим надоедала! Старик яростно обмахивался хвостом, но всяко не мог дотянуться до морды, где эта гадость, как водится, облепляла глаза. Глаза ему время от времени обмахивал я - впрочем, Старику это не нравилось тоже. Когда до контрольного времени осталось минут десять, он снова попробовал сбежать в конюшню. Чувствуя себя издевателем, завернул его снова, силой вытащил за поскотину к кордовому кругу: вокруг него росла трава, как мне казалось, куда более подходящая. Но этот, не прекращая пастись, снова тронулся обратно: сперва снова перешёл на почечуйку, потом обратно в поскотину зашёл. И серьёзно вкопался на старом месте, выдёргивая низкие кустики чуть ли не с землёй. Я смотрел на часы: стрелка уже проскочила контрольную точку. Ещё через пару минут я спросил Старика, не желает ли он домой. Тот посмотрел с довольным видом - подкузьмил человека - и повёл меня в сторону пандуса. Что ж, я всегда знал, что он слова понимает. А то, что он активно общался, радовало отдельно. И жеребцевание, чего греха таить, радовало тоже: вернувшись в конюшню, он вкопался у денника всё той же арабки и пошёл изъясняться ей в любви с экспрессией, какой я и в лучшие годы не видел - решил, что ли, что она подобна ему, или у дамы просто охота близилась? Дама по прежнему визжала и подкидывала зад; Старик решил показать, что он не хуже, и поперёк прохода вновь пролетели копыта, до многострадальной ванны сантиметров двадцать не дошло. На этом я решил любовную сцену прекратить и с некоторым трудом затащил его в денник: вид у конины был надутый от собственной важности - как будто он это кобылой овладел. В следующий же миг вернулся в реальность и сунулся в кормушку: кажется, там ещё что-то оставалось?
...Мне оставалось собрать в аммуничнике кое-какие вещички; я завозился и, как водится, тронулся к станции в обрез - а с рюкзаком ты идёшь медленнее обычного, что бы тебе не казалось. Старик оторвался от остатков морковки и проводил. Настроение было приподнятым: коня отпустило, факт, впереди - похолодание, и через недельку, как заживёт холка, можно будет приступить к изображению верховой езды... Но Колдуньины намёки про меланому на позвоночнике торчали в уголке мозга ржавой иглой: пусть вероятность не самая большая, но раз говорит - значит, знает? От мыслей этих наверняка колыхался астрал. И это было очень невовремя и не к месту.
