Не поймёшь, что на дворе - весна или осень... Ночью подмораживает, схватывает коркой снег, засыпает колючей крупой, а утром - плюс, туман, под ледяной коркой звенят ручейки. С моими сапогами лучше был бы минус: сухой снег хуже забивает трещины в подошвах, а на то, что скользят - наплевать. Увы, стоило сунуться в снежную кашу - ощущение было, словно в сандалиях идешь. А по плану я должен был сегодня добраться до Поляницы, а там со снегом всегда было хорошо.
Для начала пришлось уговаривать маршрутного водилу высадить в необычном месте... Ну да, высадил. Среди молодых берёзок, растущих на месте несложившихся дачных участков, тяжело и непривычно серела стена будущей конюшни.
И в том направлении вела явно накатанная грунтовка: ездила техника, и серьёзная. Сейчас стройка была пуста: праздник, однако (в здешних краях ржали над Днём народного едиинства, но церемонно поздравляли друг друга с Казанской). Пейзаж изменился сильно: кусты порубили ещё летом, потом землю, похоже, ещё и равняли бульдозером.
В балке горел свет: Поляница меня дожидалась. Навстречу выкатились знакомые собаки, сперва с лаем оголтелым, потом обиженным: обознались, свои! Выстроились в очередь на погладить, глухо рычали друг на друга. Кобальт подошёл последним - обиделся, что я его уж два года к себе не хочу забрать. На самом деле, плохо ему было: отказывается хозяин, которого он себе назначил! Но что я с тобой делал бы в городе, барбоса?
Разумеется, мы тут же пошли на экскурсию. Конюшня была сложена из не новых блоков вида довольно мрачного: не иначе, разобрали заброшенный коровник, таких руин по окрестностям хватает. Крыша тоже была сделана из сплошных бетонных панелей, на днях её пролили гудроном. Конструкция могла выдержать если не трёхдюймовый снаряд, то, по крайней мере, 30-мм скорострелку.
Руководитель работ был добрым знакомым Поляницы, и она железной рукой пресекала халтуру, снимая её на мобилу и тут же кидая ему по МMS. Бывало, что и за кувалду бралась, разламывая вопиющий брак, пока не схватилось... Работяги стонали, Поляница была непреклонна - строит для себя, и на всю жизнь! Не меньше поразило, что добротный и очень уютный внутри деревянный балок она сделала в одиночку, кроме каркаса и кровли - там не хватало ещё пары рук. А ведь никто не отменял тяжело больного мужа, дюжину лошадей и неизвестное количество собак и кошек на горбу.
И всё было настолько по уму - в России так не делают, скорее, в Финляндии. Заявление Поляницы о переезде под Новый год на фоне стройки бахвальством не казалось вовсе. Флор и Лавр в помощь её делу!
Наконец, тронулись на стенд. Несмотря на середину дня, в лесу стоял недобрый серый сумрак, верный признак начала зимы. Стенд был тёмен и пуст: начальник закрыл его - мол, государственный праздник, нечего здесь народишку с оружием в обнимку квасить - и для верности отвалил на охоту сам. Из старой конюшни как будто вынули душу: она казалась мёртвой и враждебной, а лошади в ней - лишними. Как издевательство, валялась у забора куча промёрзших насквозь хеллоуиновских тыкв: для некоторых коней деликатес, однако. Открывая добрую стальную воротину, вспомнил, что Поляница собирается забрать и её, даже проём под неё подгоняла, отдельно построив работяг... Лошади, похоже, понимали что-то, и грядущие перемены им не нравились: ещё в какую сторону жизнь изменится? Толстая злобно выхватывала сахар из моей руки, цепляя зубами перчатку, и пару раз чуть не притиснула меня тушей к коновязи: культурно подвинуть на земле этого рыжего бегемота всегда проблемой было. Впрочем, бегемот неплохо входил в осень - оброс полнометражной шкурой и жирен был так, словно собирался рожать где-то к Новому году. Поляница почти серьёзно грешила на тракененского годовичка, что стоял здесь в прошлом сезоне. Если родит - хватит Эквихелп корчить. Татарский ресторан в Рязани имеется.
В общем, весьма недовольный, с мокрыми ногами я выехал в серый сумрак на столь же недовольной конине. Пара секций забора была снесена - видимо, Поляница вывозила стройматериалы; в незнакомую дыру Толстая не пошла, потянув в калиточку, украшенную по краям колючкой. На эту самовольство я зачем-то рассердился, пропихнул в дырку пинками и ещё после пару раз приложил. Так вот, злобствуя друг на друга, добрели до свежей санитарной вырубки; дорожки её краем сейчас не было, земля горбилась широкими бороздами, на грядах торчали маленькие сосенки. Вот чего не ожидал - что здесь взялись сажать новый лес! Но к магистральной просеке пришлось очень аккуратно просачиваться сильно замусоренным подлеском, перешагивая через сушины толщиной в обхват. Собственно, на аккуратной работе наша злоба и улетучилась. Правда, первые полкилометра Толстую здорово крутило на курсе, но выпрямить лиинию движения получалось шенкелем очень скромным, казалось, незаметным для такой мамонтихи. Не зря её когда-то обучал дуэт из Февронии с Хозяйкой гостиницы: здесь, на стенде, она считается лошадью, заезженной идеально. Насчёт идеально - не знаю, но некоторым знакомым конинам до неё определённо далеко.
А вокруг нас стояла внезапная зима: на ветках догорали осенние листья, не успев пожухнуть, этими же листьями был щедро усыпан снег.
Мне очень хотелось увидеть здешний символ начала зимы - жёлтые листья на еловых лапах; не нашёл, как-то даже обидно стало. Потом понял - молодую лесопосадку возле песчаной развилки на новогодние ёлочки извели. Лесопользование, тьфу.
А вокруг стояла тишина - только щелкала по седлу редкая крупа и шуршали по снегу листья, влекомые по снегу злым ветерком. Птиц не было слышно - совсем. Хотя - на берёзе захлопал крыльями кто-то вовсе непонятный, проломился сквозь ветви, крикнул протяжно... на фоне неба силуэт угольно-чёрный, но явно не из врановых - удлинённый, изящный, с длинными хвостовыми перьями. Летом решил бы, что удод, но кричало оно красиво для удода, не стрекотало велосипедной трещоткой. Толстая под это подорвалась широкой рысью, толком не разогревшись; пилила она по колее, как советский трактор, и сильно не хотела уходить на обочину, пусть там помягче и снежок. Тоже за меня думает. И ведь если облегчаться - на разгон идёт, скоро галоп предлагать будет. Я решительно уселся: ну их нафиг, поскакушки по твёрдой земле. Толстая тоже не сдавалась, на шаг не переходила. Тут уж леший помог: дорога спустилась в ложбинку, в перегибе раскинулась лужа, затянутая чёрным льдом - глаз Земли с белым веком. Воду Толстая опасается в любом виде - вот и сейчас на шаг перешла и не поднялась потом. Ну, и я не просил.
Позади зашумел мотор - в новорусской резервации, что ли? Нет, всё ближе и ближе: нас нагнала классика весьма приличного вида, внутри - двое мужиков в полушубках. Дело к вечеру - значит, либо на засидку, либо забирать охотничков с добычей: кабанов здесь поболе, чем зайцев будет. Пропихнул Толстую в лесопосадку, пропустил машину - кобыла и ухом не повела. Вообще с машинами у неё отношения странные, как настроение ляжет. Может трактор потерпеть, может от малолитражки подпрыгнуть. Знает, что такое мотоцикл с коляской - и неизменно шугается от квадриков. А квадрик с прицепом в здешних краях всё сильнее мотоцикл заменяет. Переучиваться в 19 лет Толстая уже не будет. Проклятье, ей уже 19!
Положим, шарашила кобылища вовсе не на девятнадцать и выдавала весь набор мелких гадостей, хорошо изученных за десять с лишним лет... я посмеивался, и это было самонадеянно: одной из традиций Толстой было выжать из меня хоть какой-то адреналин. Но пока все пугалки я ловил на взлёте; похоже, она досадовала и раскидывала мозгами. А я прикидывал, как сегодня построить маршрут: сумрак потихоньку сгущался, что будет с грунтом на краю леса, не ясно: можно попасть и на тракторные колеи глубиною в метр, и на заросшую бурьяном в рост лошади грунтовку... Прикинул некий средний вариант, ушёл с магистрали налево, на подходящую просеку. Кобыла топала, злобно скрипя трензелем и, кажется, уже перекинула под него язык - а капсюля, замечу, у меня в очередной раз не было.
На краю леса открылась картина необычная: луг был серым, вовсе бесснежным, а за моей спиной лежал заснеженный лес. Если б не зимнее небо и сумрак - апрель, не декабрь. Толстую зрелище не отвлекло: прежде, чем я сориентировался, куда рулить теперь, она решительно потянула... в глубокую пожарную канаву, идущую краем леса! Я момент упустил, вроде, согласился, и Толстая уверилась, что отныне думает сама. И для начала прибавила. Попробовал аккуратно отозвать: злобно отмахнула шеей - точно язык перекинула, значит, стопкрана у меня нет. А широкая рысь уже есть, а канава идёт змеёй, из стенок лезут изрядные корни, а сбоку приходят еловые лапы. Гнида ты, лошадь. Сел в седло, попытался загрузить задА: стервозища расценила это, как сигнал на галоп! И галоп у неё получился отнюдь не манежный... Метров сто оголтело неслись в древесном коридоре, потом вокруг посветлело и справа пришла грунтовка: проклятье, где она раньше-то была? Толстая растерялась, немного сбавила, и я выпихнул её шенкелем из канавы; по грунтовке ей бегать было совершенно неинтересно, галоп затух. В канаве больше эмоций было, что ли?!
Впрочем, Толстая ещё побегала: дорога шла через вырубку, а там хватало невыразимо страшных коряг и выворотней... Я, дурак, согласился: мало бегала сегодня лошадка, а лошадка рванула махом, как призовой рысак. Дорога широкая, сделать стопкран получилось бы - если б не проклятущий язык. Осталось пинать в бочину, заставляя писать синусоиду от шенкеля: помогало довольно слабо. Выскочили на магистральную просеку, повернули, и только тут мне удалось ей зад нагрузить: план по пугалкам меня, Толстая, видимо, выполнила. То, что от этой беготни ноги на всю зиму отвалятся, она знать не хотела.
Ноги, кстати, отвалиться могли: с темнотой похолодало, под копытами то звенела земля, то хрустел свежий ледок. Через деревья пробивалась светодиодная иллюминация из резервации - чуждая здесь, неестественная, мы с каким-то облегчением уходили от неё в холод и тьму. Ломать ноги в подлеске я не хотел, думал сделать петлю по дороге, но Толстая включила навигатор и решительно двинулась ровно по собственным следам, аккуратно перешагивая сухостой: чего тянуть-то? Точно так же решительно она вступила в калитку, плюнув на пятиметровую дыру по соседству - мол, она лучше знает, как надо. Сумерки были в самом разгаре, те самые, когда в глазах бегают мохнатые серые мурашки. На стенде по-прежнему не было ни огонька. Во внутренний дворик конюшни въехали странно: не сразу понял, что не пригнулся в воротине - Поляница отцепила опасно висящий силовой кабель в резиновой оплётке, видать, на стройке понадобился... Переварить мысль не успел: в деревянной конюшне взвыла запертая там лайка, и тварь Толстая вылетела со двора, как осенний листик. Первый раз за сегодня огребла хлыста - это тоже традиция, что ли? Под хлыст загнал во дворик, пресек попытку тут же проломиться в заднюю калитку, направив грудаком в коновязь. С некоторым стрёмом соскочил, защёлкнул чёмбур... Толстая немедля кончила бузить, как ни надрывалась за стенкой барбосина, и столь же яро кинулась дёргать меня за куртку по площадям: я заработала, давай! Всегда она стервищей была.
В седле мне было холодно, очень - зато согрелись несчастные ноги в сапогах. Уходя со стенда по свежевыпавшему снежку, я от души начерпал его через капиллярные дыры (сидя в балке Поляницы, изучил подошвы - без трещин, целые, видимо, сифонит через рант). Идти со стенда куда-то ещё было странно и неправильно. И скоро стенд вообще в прошлое уйдёт... ну, зайти пострелять по остаточному принципу. И магистральная просека станет случайной. Странно - жизнь меняется, вроде бы, к лучшему, но перемены всё равно встречаешь с недоверием. От своих конин перенял, что ли?
