Снег падал всю ночь и не остановился наутро. Все пространство было заполнено белыми хлопьями так, что не видно было неба - лишь струящийся снег. Под ногами до середины голени лежали невесомые сугробы - сквозь них можно было пройти, не заметив, если на ногах была нормальная обувка. Моя была сравнительно нормальной: пусть скользила, но обрез сапога был повыше снежного одеяла... В валенках было бы, пожалуй, мокровато. Областная МЧС надрывалась СМС-ками о штормовом предупреждении: на месте ребят, я бы валил в Москву немедленно, пока не замело дороги. У меня был билет на родную Воронежскую двухэтажку, значит, в обход всех приключений на трассе, но сперва нужно было ещё добраться до города - а возможность ДТП на единственном мосту через Оку никто не отменял. Но ребята вошли в моё положение - мол, стартуем, конечно, засветло, но тебя до Поляницы и обратно докинем - не тормози, собирайся! А я как раз тормозил. Голова, несмотря на кислород и вчерашнюю медовуху, была вполне себе ясной, только вот чувствовал я себя, будто сейчас оторвусь от земли и полечу в неизвестность через этот снег... Советские сапоги не пускали, работали балластом. В общем, пришлось кремниться, искать, куда девались сушки для Толстой, и спешно грузиться в пикап, оббивая о порожек снег, богато налипший на сапоги.
Снег летел в лобовуху пикапа и растекался по ней ручейками. Съезд с трассы в сторону конюшни был еле виден под снежной целиной - видать, ночевала Поляница здесь, или ехала полями, не выскакивая на трассу. Как проехать по этой целине, не царапая днищем невидимые ухабы, наш водитель явно задумался, а ведь он за баранкой полжизни, пожалуй... Плюнул, поехал по наитию - всё удалось, днищем не стукнулись ни разу. Из великих снегов проступило большое серое пятно - конюшня, желтое поменьше - балок, ещё меньше - кони, обступившие сенной рулон. Потом клубками выкатились собаки; прекратив концерт, когда я назвал каждую по имени, они культурно выстроились в очередь по рангу - гладиться. Всё здесь было, как всегда.
С Толстой было всё непонятно. Колдунья с пеной у рта доказывала, что сперва нужно лечить застарелую спину и лишь потом заниматься маткой и кашлем - мол, мы ещё сами увидим, что половину болячек спина наводит. Мне это было вовсе не так очевидно, тем более что Колдунья слишком вольно обращается с терминами; Полянице это не нравилось ещё сильнее, и рекомендации Колдуньи она выполняла чисто формально - в нужную сторону её приходилось пинать, вовсе не ощущая своей правоты. Но других рекомендаций мы так и не дождались; была смутная надежда, что конюшню посетит местный ренгенолог, но пока это было писано вилами по воде. И зачем, если подумать, нам ренген - нам куда сильнее нужно УЗИ. Колдунья подкинула мысль, кто из московских УЗИстов смог бы выбраться в Мещеру за вменяемые деньги... Но просила сперва разобраться со спиной. Да, она просила присылать ей фото и видео работы Толстой не реже раза в неделю. Поляница честно прислала пару раз, каждый раз подчеркивая, что кашель никуда не уходит и системы в нём толком не видно. Очередной репортаж, видимо, должен был сделать я.
Стоя хвостами к пурге, кони философски уплетали сено из присыпанного снегом рулона: полдюжины присыпанных рулончиков поменьше. Конюшня Поляницы нынче, считай, открытого типа: входи-выходи, сколько влезет - но желающих спрятаться в неё от снега что-то не было. Прыгать по свежим сугробам, перепаханным копытами, не хотелось - подошёл, насколько мог, позвал Толстую: авось, сама придёт? Хм, она рыкнула, как собака, и двинулась ко мне с неумолимостью носорога, ритуально прижимая уши - раз пришёл, давай! С ладони она всегда брала вовсе неуважительно: прихвачу зубами - проблемы не мои. На кордовый круг она отправилась с явным неудовольствием: кому охота считать комья, невидимые к тому же под снегом?
Поляница сообщила, что опыт всяко будет нечистым: накануне, бегая с подружками вокруг конюшни по свежему снегу, она зацепилась копытом за какую-то кочку под снегом и покатилась кубарем, теперь хромает на перед. - так что бегать будет, как может. Да, хромота была заметна, но, выразив отношение к бессмысленному занятию, Толстая полетела вокруг нас стремительным домкратом - прописанная Колдуньей сокращенная рысь была явно не для неё.
Извечная привычка крестьянских коней: зачем сокращенная рысь, если с такой скоростью шагать проще будет? Снег летел в лицо и растекался по экрану смартфона: нормальный фотоаппарат, я, разумеется, забыл на базе. Вышел из круга, развернулся лицом к ветру, чтобы прикрыть экран, прицелился; да, Толстая хромала, и это смазывало картину, но бегать ей, всё-таки, хотелось. Да, она, как обычно, частила (при этом высоко поднимала ноги, вытаскивая из снега - зрелище забавное), но, как мне показалось, движения были сильно свободнее обычного: а ведь столько лет я не задумывался о причинах этой скованности, не жалуется, и ладно!
Других видимых изменений я не нашёл; Колдунья долго учила меня, что репица хвоста в нормальном положении должная быть на одной горизонтальной линии, проведенной через основание холки - но нет, репица была ниже, а это означало, что спина по-прежнему выгнута не туда. Впрочем, с начала курса ешё и пяти дней не прошло - при том, что первый цикл включал в себя пятнадцать? Вру, одно изменение всё же было - у Толстой явно подтянулось брюхо! Впрочем, во фронтальной проекции она оставалась дирижабль дирижаблем.
...Гонять Толстую по полной схеме я не планировал: разогреть, сделать фото-видео и на этом закруглиться. Отшагав, мы отпустили её с Богом и спрятались от пурги в конюшне. Поляница настаивала серьёзнее заняться кашлем: мол, сегодня не было ничего, зато вчера Толстая кашляла с самого утра, причём утренний кашель был сухим, натужным и серийным, а тот, что после работы - несколько более влажным, зато одиночным... При мне Толстая в работе не кашляла вовсе - может, конечно, стоило забацать ещё одну репризу рыси? Впрочем, вру - один раз кашель я услышал: освобождённая Толстая явилась в конюшню и теперь вымогала сушки, пиная нас хоботом в спины или вывешивая между нами свой огромный жбан с не перелинявшими до конца ушами, из которых клочьями торчала зимняя шерсть. Когда сушки кончились, она натужно выдавила из себя кашель - старый фокус с целью показать несчастность. Не вышло: сушек больше не было - не было и кашля. Длинно фыркнув перекошенным хоботом, Толстая побрела по снегу назад - к рулону и товаркам. Вид у неё был обиженный здорово - или это снова работа на публику была?
...А ребята из машины толком не вышли - впрочем, какой интерес был вылезать под мокрый снег? Минут через пять нашего с Поляницей разговора они посигналили - деликатненько, в четверть тона. Им-то и впрямь пора была собираться в Москву... Прервать разговор получилось ещё минут через пять - когда увидимся ещё-то? Хлопнув, дверь машины отрезала меня от здешнего мира. До самой дороги псы бежали вокруг нас почётным экскортом, но под колёса не кидались: кто кидался, тот не выжил, наверное. А Кудряш вот до старости дожил. Машина бежала сквозь пургу, я смотрел то, что наснимал: на фото чернел угольный силуэт Толстой на фоне серой мглы - оставалось надеяться, что Колдунье этого хватит. С видео было ещё хуже: смартфон почему-то через несколько секунд прекращал съёмку - то ли решал, что темно, то ли не хватало места на флешке. В результате на видео попал дай Бог один темп на каждом аллюре; что из этого можно будет понять, было неясно. Улов был негустым, и при этом единственным: позаниматься с Мелким ещё раз так и не удалось (Юлдуз по-прежнему не было!), зато его хозяйка организовала потрясающий обед; экипаж машины от него отказался, похватал вещи и отбыл, а обижать её не хотелось. Мы ещё раз приветствовали вернувшееся солнышко бутылкой испанского красного, что так странно смотрелось в заснеженном сельпо; наверное, в провинции Ламанча, откуда она, вроде как, была родом, вовсе не знают, что такое снег... Сочувствую. Зато над ними почти всегда безоблачное небо - а мы солнца не увидели ни вчера, ни сегодня. Какой-то неправильный Солнцеворот в этом году получился.
