Читаю Pion-piolun - один в один, как было у меня. К счастью, Мастер и Маргарита тогда в школьную программу не входили, а то бы и это окошмарили. Причем кошмарили не какой-то идеологической нагрузкой, а именно "сдирая шкуру". Выписать, что именно сказал Князь Андрей, что именно сказал Пьер. А летом, перед школой, Война и Мир прошли на ура. Жаль только было, что не могу оценить качество вставок на французском. Позже, читая в оригинале Айвенго, я была буквально убита качеством передачи Скоттом речи всех героев, на старом английском. В русском переводе ничего этого нет, это именно в оригинале видно.
Мне кажется, что проблема тех, кто не читает, часто связана с тем, что книги навязывают. Я читала много именно потому, что с детства доставала книги сама, причем с большим трудом, т.к. чем интереснее была книга, тем меньше шансов было ее достать. Чтение книг изменялось в ночах. Три мушкетера - полторы ночи, Граф Монте-Кристо - 2, 45 - ночь. Кто-то достал на неделю редкое произведение Дюма, я просила дать на ночь, назавтра отдавала. Книги брала в библиотеке в свободном доступе, ходили мы туда в наше время одни (как и в школу), не было необходимости сопровождать. В свободном доступе находила именно те книги, которые меня интересовали, попутно открывая там же другие. Возможно, если бы мне дали какую-то книгу в некрасивом издании (мне запомнилось, что раньше большинство книг было оформлено очень тщательно, их хотелось читать), да еще и обязали ее прочитать, - я бы не стала. Мне нравились и Шолохов, и Фадеев, и Маяковский, и я считаю это безусловно нужной литературой. И сейчас нравятся. Это не идеологическая литература - это книги бескомпромиссных людей, живших в бескомпромиссное время. У нас была другая проблема - после 60-х многие книги выхолостили, даже по сравнению со сталинскими изданиями. Именно по этому я в свое время не оценила Есенина, т.к. многие его рифмы были переписаны, а сам он сокращен до певца природы и балаганов.
Где в наше время можно было прочесть это???:
Русь бесприютная.
Товарищи, сегодня в горе я,
Проснулась боль в угасшем скандалисте!
Мне вспомнилась печальная история —
История об Оливере Твисте.
Мы все по-разному судьбой своей оплаканы.
Кто крепость знал, кому Сибирь знакома.
Знать, потому теперь попы и дьяконы
О здравье молятся всех членов Совнаркома.
И потому крестьянин с водки штофа,
Рассказывая сродникам своим,
Глядит на Маркса, как на Саваофа,
Пуская Ленину в глаза табачный дым.
Ирония судьбы! Мы все острощены.
Над старым твёрдо вставлен крепкий кол.
Но всё ж у нас монашеские общины
С «аминем» ставят каждый протокол.
И говорят, забыв о днях опасных:
«Уж как мы их... Не в пух, а прямо в прах...
Пятнадцать штук я сам зарезал красных,
Да столько ж каждый, всякий наш монах».
Россия-мать! Прости меня, прости!
Но эту дикость, подлую и злую,
Я на своём недлительном пути
Не приголублю и не поцелую.
У них жилища есть, у них есть хлеб,
Они с молитвами и благостны и сыты.
Но есть на этой горестной земле,
Что всеми добрыми и злыми позабыты.
Мальчишки лет семи-восьми
Снуют средь штатов без призора.
Бестелыми корявыми костьми
Они нам знак тяжёлого укора.
Товарищи, сегодня в горе я,
Проснулась боль в угасшем скандалисте.
Мне вспомнилась печальная история —
История об Оливере Твисте.
Я тоже рос, несчастный и худой,
Средь жидких, тягостных рассветов.
Но если б встали все мальчишки чередой,
То были б тысячи прекраснейших поэтов.
В них Пушкин, Лермонтов, Кольцов, и наш Некрасов в них,
В них я, в них даже Троцкий, Ленин и Бухарин.
Не потому ль мой грустью веет стих,
Глядя на их невымытые хари.
Я знаю будущее... Это их... Их календарь...
И вся земная слава.
Не потому ль мой горький, буйный стих
Для всех других — как смертная отрава.
Я только им пою, ночующим в котлах,
Пою для них, кто спит порой в сортире.
О, пусть они хотя б прочтут в стихах,
Что есть за них обиженные в мире.
[1924]
Вот ведь парадокс. Раньше мы могли это оценить, т.к. знали, кто такие Ленин, Троцкий, Бухарин, что они делали, мы читали их труды (даже не зная, что РВС - это Троцкий, но зная о существовании РВС) но нам было нельзя. Сейчас - можно, но мало кто знает, что такое РВС, кто такой Бухарин, Троцкого знают по Фриде Кало и высказываниям Путина о посланном вслед кому-то современном Меркадере, а время серебряного века подается как внезапно свалившееся на страну несчастье, которое надо поскорее забыть, и от этого Есенин так и остается гулякой и пропойцей.
Я ребенка особенно не приучала к книгам. Я просто читала свое при ней, не давая ей свои недешевые книги и справочники, боясь, что порвет. Возможно, на почве этого у нее с 6 месяцев развился безумный интерес к книгам, как к чему-то запрещенному и интересному. Свои книги она выбирала сама. Потом какие-то особо дорогие подарочные детские книги давала только "с рук", и были в год плачи по поводу "отыыыыть (открыть шкаф)!!!, даааать (в кровать) тлииии (книжку)". Сейчас, в два, она просто проверяет периодически мои книжные залежи на предмет, не купила ли я новенькое, и не скрываю ли это от нее. Умудряется откопать даже бескартиночные книги доктора Мендельсона, там его фотография - единственная картинка, все равно тщательно проверяет, нет ли там чего-то интересного. В восторге от справочников и энциклопедий. Но удержится ли это желание у нее - я не знаю. Я стараюсь ей покупать только те книги, которые хорошо оформлены. Сейчас много издательств и серий, всегда можно выбрать стиль оформления. Нет только старых чудесных книг с тряпочными переплетами нашего времени.
