По утрам кот поёт.
У большинства котов его породы не мяв, а убедительное воркование.
В нём слышны невозмутимые интонации гостя, которому нет нужды быть грубым с деревенской хозяйкой. Хлеб давай, милая. И млеко. И яйки. Всё давай, только без резких движений.
Кот Матвей не таков.
Едва стрелка часов добирается до пяти, в воздухе раздаётся плачущий голос. О, детка, солнце почти взошло! – поёт кот (йоу, мамми, йоу). – Но миска моя пуста! И через час она будет пуста, и через два. Жизнь тяжела, мамми (йоу!) Разве для этого был я рождён? Давай спросим у господа, мамми, пусть он ответит мне!
В этот момент раздаётся звук, в котором любой владелец домашнего животного безошибочно определит удар кроссовки об кота.
Песнь обрывается. Некоторое время Матвей осмысливает поразительное открытие: эти люди не любят блюза.
Проходит десять минут.
Тишину спящей квартиры вновь нарушает плачущий голос, и голос этот стремительно набирает силу.
Я спросил у господа, мамми! – поёт кот. – Я спросил у господа, отчего миска моя пуста. Господь заплакал, мамми, о да, он зарыдал. Моя миска пуста, как моя жизнь, и до скончания моих дней будет так (йоу!)
– Урою, тварь, – говорю я.
Кот некоторое время молчит, а затем берёт на октаву выше.
– У смерти всегда облик белого человека! – надрывается он. – Я слышу её поступь, мамми. Но лучше умереть быстро, чем тянуть эту лямку, йоу!
Я встаю. Подхожу к миске. Она наполовину полна сухим кормом.
– Ты совсем ума лишился? – говорю.
Кот под столом флегматично играет на губной гармошке.
Я досыпаю в миску еще две пригоршни корма и возвращаюсь под одеяло. Из кухни доносятся хруст и чавканье. Затем они смолкают и наступает тишина, которую в романах принято называть благословенной.
Тихо.
Тихо.
Тихо.
Бог мой, какое счастье: тихо.
– О, чудный день! – прорезает тишину жизнерадостный голос кота. – О, чудный день! Когда господь утолил мои печали! Йе, мамми, йе! Кто утёр мои слёзы? Кто насытил мою утробу? Да будет славен он во веки веков! Я воззвал к нему, и он услышал. Йе!
Раздаётся звук, наводящий любого владельца домашнего животного на мысль, что кроссовок было две.
– И спиричуэлса они тоже не любят! – бормочет кот, убираясь под стол. – Господи, прости этих варваров.
© Елена Михалкова
