Ксени-я
Новичок
Впервые он появился в её книге, скачущий галопом по прерии... Она его выдумала, не подозревая о том, что где-то в табуне, возможно, в это же самое время, родился жеребёнок.
Как и большинство жеребят, он родился вороным. Кобыла бережно подталкивала его носом, помогая встать. И вот он встал – на хрупких, дрожащих ножках, впервые увидев этот дружелюбный мир, пахнущей сеном и теплом.
Через два года статного каракового красавца-жеребца заездили в лёгкую тележку, под названием «качалка». Его привезли на ипподром, чтобы узнать, оправдает ли он надежды...
Люди хотели, чтобы он соревновался в скорости и мощи с другими лошадьми... Они били его хлыстом и вожжами, и, в ожидании побоев, конь вставал на дыбы. Потолок конюшни не был предусмотрен для цирковых трюков, и конь больно ударялся о него головой... Ему рвали губы, в попытке удержать рвущуюся на свободу мощь, и, вскоре, списали как неперспективного в спорт.
Он был совсем молодой... И слишком быстро, подобно ипподромным кругам, завертелась вокруг него жизнь, со всей жестокостью и болью, на которую только была способна... Слишком много кругов он пробежал... Слишком много увидел того, что не должна видеть лошадь. И ему было всего шесть, когда с бельмом на глазу и хромого на левую ногу его привели к мяснику.
Улыбнулась ли ему тогда жизнь?.. Или она улыбнулась ей – случайной знакомой, когда-то написавшей о нём в своей повести...
Так случилось, что у кого-то нашлись деньги, чтобы спасти этого коня. Спасти ли?..
И он вернулся в конюшню, где, казалось, ничто больше ему не угрожало... Кроме ненавистных, жестоких, людей, которых он больше не хотел видеть рядом с собой. Жеребец кусался и ломал денник, он ржал и бился в четырёх стенах, не думая, что кто-то услышит.
Она умела слушать. И, не уставая, рассказывала ему о том, что люди бывают другими... Она рассказывала ему сказку, в которую он боялся верить... Иногда животные бывают умнее людей. Этот конь всё знал наперёд.
Но девушка не сдавалась. И он стал разрешать ей садиться на спину. Он стал ласково лизать руки и тереться о её плечи носом. Он поверил, сам того не желая. Просто потому, что она врала, что любит его.
Когда конь с ужасом понял, что стал снова доверять людям, было уже слишком поздно. Его полюбили, его стали кормить морковкой и яблоками, враньё зашло слишком далеко. Так далеко, что однажды она поняла, что не может больше врать.
Это была сказка... Сказочный конь, которого она однажды придумала на страницах своей повести. Он по-прежнему скачет по прерии лёгким галопом.
...И, когда-нибудь, статный караковый жеребец тоже будет скакать по зелёной траве. Там, где не будет жестоких честных людей. Там, где не будет ласковых и добрых врунов. Там, где им никто не в праве будет сказать, что всё это – только сказка...
Как и большинство жеребят, он родился вороным. Кобыла бережно подталкивала его носом, помогая встать. И вот он встал – на хрупких, дрожащих ножках, впервые увидев этот дружелюбный мир, пахнущей сеном и теплом.
Через два года статного каракового красавца-жеребца заездили в лёгкую тележку, под названием «качалка». Его привезли на ипподром, чтобы узнать, оправдает ли он надежды...
Люди хотели, чтобы он соревновался в скорости и мощи с другими лошадьми... Они били его хлыстом и вожжами, и, в ожидании побоев, конь вставал на дыбы. Потолок конюшни не был предусмотрен для цирковых трюков, и конь больно ударялся о него головой... Ему рвали губы, в попытке удержать рвущуюся на свободу мощь, и, вскоре, списали как неперспективного в спорт.
Он был совсем молодой... И слишком быстро, подобно ипподромным кругам, завертелась вокруг него жизнь, со всей жестокостью и болью, на которую только была способна... Слишком много кругов он пробежал... Слишком много увидел того, что не должна видеть лошадь. И ему было всего шесть, когда с бельмом на глазу и хромого на левую ногу его привели к мяснику.
Улыбнулась ли ему тогда жизнь?.. Или она улыбнулась ей – случайной знакомой, когда-то написавшей о нём в своей повести...
Так случилось, что у кого-то нашлись деньги, чтобы спасти этого коня. Спасти ли?..
И он вернулся в конюшню, где, казалось, ничто больше ему не угрожало... Кроме ненавистных, жестоких, людей, которых он больше не хотел видеть рядом с собой. Жеребец кусался и ломал денник, он ржал и бился в четырёх стенах, не думая, что кто-то услышит.
Она умела слушать. И, не уставая, рассказывала ему о том, что люди бывают другими... Она рассказывала ему сказку, в которую он боялся верить... Иногда животные бывают умнее людей. Этот конь всё знал наперёд.
Но девушка не сдавалась. И он стал разрешать ей садиться на спину. Он стал ласково лизать руки и тереться о её плечи носом. Он поверил, сам того не желая. Просто потому, что она врала, что любит его.
Когда конь с ужасом понял, что стал снова доверять людям, было уже слишком поздно. Его полюбили, его стали кормить морковкой и яблоками, враньё зашло слишком далеко. Так далеко, что однажды она поняла, что не может больше врать.
Это была сказка... Сказочный конь, которого она однажды придумала на страницах своей повести. Он по-прежнему скачет по прерии лёгким галопом.
...И, когда-нибудь, статный караковый жеребец тоже будет скакать по зелёной траве. Там, где не будет жестоких честных людей. Там, где не будет ласковых и добрых врунов. Там, где им никто не в праве будет сказать, что всё это – только сказка...
