Не надоел дневник. Просто пару-тройку лет назад случилось несколько событий. Во-первых, я ушла из журналистики, перестав появляться в офисе, где (скажем честно) между написанием околоэкономических статей и писались зарисовки о лошадях. Дома писать гораздо сложнее. Кони – они затягивают. И вытягивают все время, силы и энергию. Я живу своими лошадьми. И счастлива такой жизнью. Но вечерами засыпаю быстрее, чем успеваю написать четверить странички.
Во-вторых, конюшен стало две. А количество лошадей уже второй год колеблется между 25ю и 30ю головами. Это моих собственных. И еще столько же постойных.
Кто пробовал, согласится, что не до писанины.
С другой стороны, в данный момент у меня случился отпуск. Первый за 12 лет. Море, солнце, номер с кондиционером.
Первые три дня, пугая окружающих, я просто спала. В номере, на пляже, во все свободное время между едой и купанием. Шарахалась от предложений «сходить на конюшню вон там за курортом» и старательно обходило сытенького покатушного пони на пляже.
На четвертый день поняла, что все, не могу. Конная зависимость проснулась во всей своей красе. Попробую пописать – может, отпустит? Ведь писать буду о них – своих – лошадях.
Бойтесь мечтать – мечты сбываются! Или немного о рыжем вредном теке
В детстве моей настольной книгой была «В звонком топоте копыт». И не только моей, наверное. Мало кто из конников-ровесников не переболел этой книгой. А вместе с ней – невероятной красоты вороным ахалтекинцем Абсентом, история которого нитью проходит через все повествование.
С тех пор ахалтекинцы стали для меня особенной породой. Мечтой. Нереальной, несбыточной, красивой.
Книжка потерялась. Я стала взрослой. Через мои руки прошло множество лошадей – рысаки, тракены, ганновераны, советские и русские тяжеловозы, был опыт общения с шайрами, тинкерами и фризами, вошли в мою жизнь и навсегда в ней остались арабы и белорусские упряжные.
А текинцы… Ну не могла я понять ценообразования на этих лошадей. Понятно, что хорошая лошадь должна стоить дорого, какой бы породы она не была. Но ДОРОГО до недавнего времени стоили откровенно плохие текинцы. Хоббики со множественными пороками экстерьера. А действительно классные кони стоили баснословных денег. Только за породу.
Во-вторых, те текинцы и текинские помеси, которых я могла наблюдать, своим характером, мягко говоря, не радовали.
Рыжий Ахульго, производитель конзавода Доватора, оставлял впечатление лошади-неврастеника, вечно укутанного в теплую попону и вечно недомогающего. Сам он по характеру, не считая излишнюю впечатлительность, был неплох. Но только на моей памяти двух его дочерей списали на мясо как не подлежащих заездке. И было за что – обе были крайне неадекватные, агрессивные к человеку лошади, встречающие желающих пообщаться прицельными ударами передних ног.
Да и посещение нескольких российских конных заводов, где разводят текинцев (ОАО «Ахалтекинец» в Дубно, «Велес», завод в Рязанской области недалеко от Луховиц) оставили очень неоднозначное впечатление.
Примерно к каждой третьей (если не к каждой второй) лошади рекомендовали «не подходить», «не трогать», «быть осторожной».
Особенно большой контраст был в «Велесе», где в арабском отделении можно было зайти к любой лошади – хоть в табун молодняка, хоть к только ожеребившейся матке, хоть к жеребцу-производителю. А вот к своим текинцам они пускали очень осторожно, с оговорками «аккуратно» и «не надо». Когда я спросила, «почему?», расплывчато ответили, что текинцы хорошие лошади, но очень уж «другие», по сравнению с арабами.
Там же, в «Велесе», видя мою заинтересованность породой, мне даже предложили в подарок восьмилетнего ахалтекинского жеребца. Красивого, статного, очень породного. И очень агрессивного. Настолько, что его даже не пытались продать – а дарили в хорошие руки. Откуда, почему он был настолько непримирим по отношению к людям? Нет ответа. На этом заводе со всеми лошадьми обращаются очень ровно и профессионально. А с этим общий язык найти не смогли. Да и я, понаблюдав за жеребцом несколько часов, от идеи стать его владельцем отказалась.
Словом, с текинцами меня периодически сталкивала судьба. С разными. И добронравные, приятные лошади среди теков тоже встречались. Сталкивала -- но миловала. До третьей моей поездке на конзавод в Дубну.
Все три посещения Дубны были у меня чисто коммерческие. Я возила туда как конеперевозчик наших белорусских лошадей и не могла отказать себе в удовольствие полюбоваться на текинцев.
И в первую свою поездку любовалась, и во вторую. А в третий раз была поражена увиденным до глубины души.
Слухи про то, что в Дубне не все ладно, ходили давно. Даже у нас, в Беларуси. Хотя где Дубна, где Беларусь… Покупать себе текинца я не собиралась. Но походив по конюшне, пересчитала наличность, поторговалась, и два часа спустя подписала договор на приобретение рыжего чистокровного ахалтекинского жеребчика Егультына. Почему? Потому что одно дело, любоваться блестящими туркменскими скакунами. И совсем другое, видеть, как эти самые скакуны находятся на грани голодной смерти.
Абсента, лошадь с детской мечты, Егультын не напоминал вообще. Он был очень худой, очень мелкий для своего возраста, заросший тусклой комковатой шерстью, как якутская лошадь зимой. Одни глаза, ребра и маклоки. Глаза, в прочем, были запоминающиеся. Естественно, сорочьи, раскосые. Горящие недобрым огоньком.
Открывая коневоз, я была уверена, что с погрузкой проблем не будет. Жеребенок маленький, сильно истощенный, к чему толпа конюхов с бичами и жердями?
И зря. Егультын сопротивлялся до последнего. Свечил, пытался ударить передом и задом, с легкостью раскидывал держащих его людей. Я глазам своим не верила! В нем было от силы 250 килограмм! Казалось бы – навалились и затащили! Но жеребчик защищался так яростно, что конюха предпочитали держаться на расстоянии, и об «навалились» речи не шло.
Попробовали уговорить зайти за еду. На предложенное сено Егультын кидался жадно. Но и только. Дают – ел. Шел за пучком до трапа. А дальше – ни в какую.
Грузились в результате несколько часов. Пока мокрый, дрожащий от усталости и напряжения жеребец, не стал падать на трапе. Только тогда, подперев его сзади жердями и вцепившись с двух сторон в недоуздок, смогли затянуть в коневоз. Там он сразу затих, потянулся к рептуху.
«Гуня, Гунечка» -- погладила я мокрую шею.
Егультын покосился на меня. Не было в его взгляде ни усталости, ни смирения. «Посмотрим, кто кого» -- говорил этот взгяд. «Посмотрим» --- мысленно ответила я, твердо уверенная, что не бывает плохих лошадей. Бывают люди, не умеющие находить с ними общий язык. Себя я к этой категории никак не причисляла.
На новом месте
Длинную дорогу домой Егультын перенес хорошо. Спокойно, как опытная турнирная лошадь, вышел из коневоза. Без тени сомнения зашел в конюшню. В деннике сразу уткнулся в сено.
Первые несколько месяцев мы его просто кормили. Сначала маленькими порциями и по чуть-чуть, потом уже вволю, стараясь запихнуть побольше.
Никогда не забуду, как Гуня линял. Шерсть лезла с него хлопьями, ковром покрывала денник. А новая не росла. Совсем. И у меня получился лысый, как кошка-сфинкс, текинец. Лиловая кожа, пару рыжих пятен размером с ладонь на шее и на спине, полное отсутствие гривы, куцый хвост. Врачи в один голос говорили про авитоминоз и последствия недокорма, и обещали, что шерсть вырастет. Просто пока у организма сил не хватает.
Действительно, выросла со временем, но два месяца Гуня гулял только по вечерам, чтобы не получить солнечные ожоги.
Еще у него на плече вылез уродливый нарост, очень напоминающий злокачественное образование. Пришлось оперировать. Но – обошлось. Оказался не рак, а опять-таки последствия плохого содержания.
Вместе с появлением новой шерсти и круглого сенного животика, проснулся и боевой задор Егультына. Первая наша стычка выглядела так. Я пасла Гуню на поляне, потом решила, что нам пора домой, натянула чомбур – и … получила ощутимый удар в грудь. Текинец, не согласный с моими решением, просто наотмашь саданул по мне передними ногами. Саданул спокойно, без всяких эмоций, даже уши не прижал. И тут же принялся за траву.
Реакция у меня хорошая. И даже не ожидая удара, частично я успела увернуться. И больше разозлилась, чем испугалась. Словила конец чомбура и вновь потянула не себя. Егультын недовольно поднял голову и снова таким же образом ударил. Но тут он просчитался. Второй раз попасть по себе я не позволила. Отпрянула в сторону и со всей силы ударила ногой сама.
Такого расклада текинец не ожидал. Но впечатлился. Спокойно позволил увести себя домой.
С тех пор между нами установился вооруженный нейтралитет. Ударить Егультын больше не пытался. Но то и дело пытался прощупать рамки дозволенного. Я его не боялась. Но не могла позволить себе расслабиться или повернуться спиной.
Странный это характер. Психика у Гуни железобетонная. Уравновешенный, думающий конь. Ни разу ни истерик. Очень смелый, любопытный, понятливый. И при этом считающий, что человек – существо низшего порядка. Можно игнорировать, можно ударить, можно играть, как кошка с мышкой.
Мы много гуляли в руках, работали на корде, делали упражнения из НХ. Меня восхищала понятливость и удивительная смелость этой лошади. Но все же установившееся между нами недоверие мучило. Это непросто, не доверять своему коню. Все время следить за его мимикой и настроением, все время быть начеку.
Поэтому заезжать я его отдала своему берейтору, на спортивную конюшню. С тайной надеждой, что перемена места, ежедневные нагрузки и опытнейший всадник изменят характер текинца.
Как бы не так!
Устанавливать свои правила Егультын начал с конюха.
Тот, убирая в деннике, похлопал Егультына по крупу, чтобы тот принял в сторону. Текинец, не отрываясь от сена, меланхолично ударил конюха ногой, и продолжил трапезу.
Конюх заработал огромный синяк, извинения и денежную компенсацию от меня, и впредь чистил денник, только когда Егультын гулял в леваде.
Следующими жертвами стали работники расположенной по соседству фермы, имевшие привычку сокращать путь к остановке через леваду, где гуляли лошади. Егультын появившегося на его территории человека воспринял как привеселое развлечение. И минут десять гонял колхозника по леваде, не давая приблизиться к выходу. Гонял азартно, вставая на дыбы, щелкая зубами и махая всеми четырьмя конечностями. На крик бедолаги сбежались берейтора, незадачливого работника освободили.
Таких случаев было еще три или четыре, пока колхозники не стали обходить леваду стороной. Тогда заскучавший Егультын разобрался с защелкой и нанес визит на ферму сам. Но это уже другая история…
Понимая, что отношения с текинцем складываются не так, как мечталось, я попробовала найти ему другого владельца.
Увы. Желающие стать владельцами чистокровной текинской лошади хватало. Но беседуя с этими восторженными любительницами лошадок, преимущественно с прокатным опытом, я понимала, что грех на душу не возьму и такую свинью (то есть текинца с мерзким характером) начинающим коневладельцам не подложу. Потому что одной любви к лошадям в целом и текинцам в частности здесь явно маловато.
С берейтором у Егультына дела шли не шатко ни валко. Привыкали они друг к другу долго. Гуня к тому моменту прекрасно одевал недоуздок и уздечку, седло, бегал на корде, давал крючковать все ноги. На новом месте пришлось начинать все сначала. Он «сказал» что уздечку видит впервые в жизни, ноги не дает и сопротивлялся попыткам берейтора отчаянно. Приходила я – одевал все без вопросом. Я отходила, и все начиналось сначала.
Месяц у них ушел на то, чтобы «освоить» все то, что конь и так хорошо знал. А потом берейтор сообщила о том, что готовится стать мамой, и что работать с лошадьми больше не будет.
Я была в отчаянии. Перевезти коня к себе по причине отсутствия мест я не могла. Нанимать ему кого-то еще не хотела – пришлось бы опять начинать все сначала.
И в этот момент на мое объявление о продаже текинца откликнулась семейная пара, показавшаяся мне идеальными хозяевами для такой непростой лошади.
Во-первых, у них был большой многолетний опыт работы с лошадьми, в том числе с молодыми. Было три свои лошади, содержавшиеся в отличном порядке.
Во-вторых, эта пара держала питомник алабаев. И, соответственно, умела работать со сложными агрессивными животными. И текинца они хотели именно потому, что это лошадь туркменская, сложная и неординарная.
В-третьих, жили на хуторе, где для лошадей были отгорожены прекрасные травяные левады. Верхом не ездили, кони у них просто гуляли, ели и были любимы.
Идеальные условия, если бы не одно «НО». Заплатить за жеребца прямо сейчас они не могли. Ни сколько. Даже за перевозку. Обещали рассчитаться после продажи щенков, или продажи своего жеребенка или продажи машины. И я, убедившись, что денник просторный, имеется запас опилок и кормов, отдала им Егультына в рассрочку. Смешно сказать – по 100 долларов в месяц договорились выплачивать.
Хорошо помню, как я грузила в коневоз Егультына. Помощников я не звала, но зрителей сбежалось достаточно. Всем было интересно, как все пройдет.
А прошло очень просто. Егультын, не замешкавшись, пошел за мной в машину, спокойно дал закрыть перегородки и трап. У меня очень неприятный осадок остался от этой его доверчивости.
Вышел тоже хорошо. И к новым своим хозяевам отнесся на удивление мирно. Я им рассказала о лошади все – и о плохом, и о хорошем. Даже преувеличило немного плохое. Но их это не смутило. С жеребцом они обращались очень ровно, спокойно и Егультын вел себя хорошо.
Первые несколько недель мы перезванивались, потом они стали звонить все реже. Возможно, потому что каждый раз между нами становился невысказанный вопрос о деньгах – за Егультына, несмотря на все обещания, денег так и не заплатили. В прочем, меня саму этот вопрос волновал меньше всего. Было бы лошади хорошо, а цену на него я все равно выставила в два раза меньше того, что было на коня затрачено.
Еще два месяца прошло в молчании. А потом как гром среди ясного неба звонок от хозяев Гуни «мол, муж запил, денег нет, забирайте коня, больше его содержать не можем».
В тот момент мне было очень стыдно перед Егультыном. Между тем заморышем, которого я забирала два года назад и сегодняшним красавцем огромная разница. И этот красавец – здоровый, холеный, очень красивый, достоин лучшей участи, чем переезжать из конюшни в конюшню.
Гуню я, конечно же, забрала. Места у меня не было, но одна из моих тренеров пошла мне на встречу и согласилась переправить лошадь, которую работает, на другую конюшню (лошадь моя, вторая конюшня тоже. Но девушке приходится теперь ездить за 30 км к жеребцу, которого работает).
И я поехала за Егультыном.
Выглядел он, к чести своих несостоявшихся хозяев, прекрасно. Даже подрос немного за это время. Спросила – «не безобразничал?». «Нет, ответили мне – все было хорошо».
Удивительно, но вел себя текинец очень безэмоционально. Вообще ничего не читалось на морде. Спокойно зашел в коневоз. Спокойно доехал. С безразличием на морде обосновался в новом деннике.
Девчонок своих я на всякий случай запугала – мол, осторожно, аккуратно. По за прошедшие две недели никаких эксцессов не было. Позволяет себе на корде взбрыкнуть задом в сторону человека. При чистке иногда пробует игриво прикуснуть. Пока все.
Вернувшись, планирую заездить Егультына. Ему три с половиной года – пора уже. А что из этого получится – обязательно расскажу.
Жаль, что в такой день, и без лошадок.
