Воспоминания.
Лошадей я любила видимо с рождения, что было предметом шуток в семье, и не вызывало одобрения родственников. Но общаться с любимыми животными я смогла только после переезда в Омск. Было в Первомайском районе учебное хозяйство от сельхозинститута, содержали там коров, телят, бычков и несколько лошадей. Пешком идти было недалеко - километр мимо гаражей, либо напрямик через поле. Проникали на территорию хозяйства мы с дворовыми девчонками через дырку в бетонной стене. Мне было тринадцать лет. Это было время первой любви и первых разочарований. Лошади притягивали меня магнитом.
Работники учхоза пускали нас на территорию неохотно, часто мы пробирались к лошадям, пытаясь остаться незамеченными. В небольшом табуне было несколько меринов, кобылки и два жеребца. Жеребцов держали на конюшне, одного из них, каракового Тарифа, иногда выпускали погулять с кобылами. А Индикатор, которого конюх любовно называл Балуем, всегда стоял в деннике. Балуй был необыкновенным, таких лошадей я ещё не видела. Белоснежный с серым храпом, жилистый, нервный, он кругами метался в деннике, и в маленьком окошке периодически появлялся его блестящий карий глаз. Его пронзительное ржание звонким эхом раздавалось по конюшне. «Почему его никогда не выпускают?» - спросила я у конюха. «Не положено, - строго ответил он, -пару лет назад сцепился он с Тарифом, да чуть не загрыз его, посмотри, какой у Тарифа шрам через всю шею.» И я прониклась к Балую искренним уважением. Мы с ним начинали дружить. Я приносила ему морковку и сухари с солью. Он уже привыкал ко мне, разрешал себя гладить и,услышав мои шаги, прижимался шеей к холодной решётке, шумно втягивал ноздрями воздух и ржал.
Я хорошо помню ту холодную зиму, морозы опускались до – 36 градусов, занятия в школе отменили, но мы тайком от родителей бегали на учхоз. В один из таких дней лошади стояли на улице, корма у них не было, были праздничные дни после нового года, про них просто забыли. Вороная кобыла родила жеребёнка и он замёрз. У одной из лошадей к металлическим прутьям ограды примёрз хвост, и мы отдирали его маленькими прядями. Загон примыкал к пустому коровнику, туда мы с подругами завели всех лошадей. Здесь, в крытом помещении, было намного теплее. Конюшня была закрыта, висел тяжёлый замок, своего любимчика я смогла увидеть только через маленькое грязное окошечко на улице, к которому пришлось пробираться через сугробы. Это была наша последняя встреча с Балуем. На следующий день меня к лошадям не пустили. Родители узнали, что я в такой холод хожу на учхоз, и наказали меня. А ещё через два дня прибежала ко мне зарёванная подружка Аня и сказала, что тело Балуя лежит на улице. «Ему делали какой-то укол, - рассказала она, - навалились на него сразу несколько человек, у него просто разорвалось сердце от испуга.» Я не могла в это поверить, может Анька просто сочинила это? Какой нелепый розыгрыш!
Через полчаса я уже была на конюшне. Балуй лежал ледяной глыбой прямо перед мной, и его заметал снег. У него были неестественно прямые ноги, откинутая голова, и в пустоту без всякого выражения смотрел блестящий стеклянный глаз. Труп коня ещё несколько дней лежал перед конюшней, ходить на учхоз я перестала…
