КАК МЫ ПОБЫВАЛИ В РОЛИ БЕЛОРУССКОГО ФИЛИАЛА ЭКВИХЕЛПА
Часть 1. Мы едем смотреть лошадку!
Эта история началась с размещенного на хорсях объявления с названием «Слепая ганноверская кобыла от Возгона в беде».
Так как Возгон много лет был одним из лучших белорусских производителей, то мне стало интересно. И я залезла в тему. Откуда узнала, что начавшую слепнуть вороную пятилетнюю кобылу одно из крупных белорусских хозяйств выбраковало и сдает в ближайшее время на мясо.
Честно говоря, особого впечатления на меня это не произвело. Я слишком долго стояла в Ратомке и слишком много видела лошадей, которых списывали из-за старости или травм. Их всех было безумно жалко. Но так как такое в Ратомке происходило постоянно, я очень хорошо понимала, что всех не спасешь.
Объявление это висело с неделю. И, судя по количеству просмотров, пользовалось популярностью. А потом вдруг я получила такое письмо:
«Тера, есть просьба!
если возможно, вот по этой теме:
http://www.horse.ru/forum/read.php?f=19&i=35670&t=35670
Нам нужен человек в Белоруссии, который сможет кобылу поехать сфотографировать!
Если есть такая возможность - позвоните Дарье или киньте смс с номером, а Дарья перезвонит.
Спасибо!
Жужа»
Съездить сфотографировать было, конечно, можно. Смущало одно -- между мной и искомым хозяйством – Полочанами -- 80 с гаком километров. То есть если ехать, то терять целый день.
И еще что-то мне подсказывало, что одной поездкой дело не закончится. И что соглашаясь помочь с фотографиями, я вляпываюсь если и не в неприятности, то в очень серьезные хлопоты.
С другой стороны, к работе Эквихелпа я всегда относилась с благоговейным трепетом. И читая на проконях или хорсях о том, как усилиями эквихелповских девчонок вытягивается очередная лошадь, всегда удивлялась, как у них хватает сил и таланта все это организовывать.
Поэтому для начала я созвонилась с Дашей с эквихелпа и узнав, что в кобылой от Возгона все закрутилось уже серьезно (нового хозяина ищут, деньги на выкуп собирают), решила, что надо подключаться. И воспринимать поездку не как визит к полуобреченной лошади, которую может выкупят, а может на мясо сдадут, а как экскурсию с одно из самых крупных наших хозяйств.
И я позвонила Вите, арендаторше Беллы. Потому что, пожалуй, из всех моих околоконных друзей и знакомых она одна могла в случае чего реально помочь. Чем помочь – я тогда еще не знала. Но одна в разведку идти не захотела.
Когда я набрала номер Виты, она пребывала в прекрасном расположении духа – потягивала с сестрой дорогой коньячок, и предложение смотаться с утра пораньше к черту на рога восприняла почти с энтузиазмом. Более того, Алла, сестра Виты, вызвалась нас сопровождать – просто за компанию.
Таким коллективом в воскресенье утром и отправились.
Погода не радовала, Вита с сестрой по-родственному переругивались и периодически открывали окно, чтобы покурить.
От первого я просто нервничала и переживала, а от второго конкретно мерзла. Так и доехали.
Конный завод в Полачанах поразил обновленными ухоженными спортивными площадками и полным отсутствием людей. Было такое чувство, что кроме тренера Наташи (которая, собственно говоря, и разметила объявление про кобылу) и нас в огромном хозяйстве вообще никого нет.
Зашли в конюшню – просторную, но очень темную и холодную. И тоже практически пустую.
-- Вот она, Вестфолия, или Веста, как мы ее называем, -- сказала Наташа.
Кобыла впечатляла. Караковая, а не вороная, как было сказано в объявлении. С ромбовидной звездочкой на аккуратной узкой морде. Высокая, широкогрудая, с длинной шеей и поясницей, грубоватыми, но крепкими ногами – типичная для этого завода лошадь.
В три года ее, как лучшую из ставки, оставили в саморемонт. Она благополучно произвела на свет жеребенка. Но вырастить не смогла: в конюшне в это время орудовали строители, и испугавшись взвизгнувшей над самой головой дрелью, лошадь отскочила в сторону и поранила жеребенка.
На этом ее карьера матки закончилась. Ее отдали в спорт.
Заезжала и напрыгивала Весту Наташа – старший тренер. И нарадоваться не могла. Лошадь оказалась очень контактной, талантливой и аккуратной. Не говоря уже о блестящей технике прыжка и великолепных движениях – не зря же ее в саморемонт определили!
Но потом лошадь вдруг начала слепнуть. Во «вдруг» я не очень верю. Но как бы там ни было в начале лета лошадь со спорта вернули в табун. А во время очередной выбраковки приговорили на мясо.
Ветврач Весту смотрела. Но не особо. По ее собственных словам, она все больше в колхозе коровами занимается, а на конюшне практически не бывает. И о том, что именно с глазами у лошади мне так никто сказать и не смог. Или не захотел – бог его знает.
Фотографировать лошадь в темной конюшне было невозможно, и мы попросили Наташу вывести ее на улицу или хотя бы в манеж.
Когда Весту вывели из денника, она показалась мне просто огромной. А шла по темному коридору очень растерянно и неуверенно. Но полусогнутых ногах, нехотя и сомневаясь в необходимости каждого своего шага.
Довели. Сделали несколько снимков.
В это время к нам присоединился начкон Петров. И тут же начал расхваливать свой «товар».
Выслушивать тираду о многочисленных достоинствах кобылы, которая, потерянная и дрожащая, стояла посреди манежа, было, мягко говоря, дико.
В какой-то момент мимо, оглушительно хлопая крыльями, пролетел голубь. Веста резко отпрыгнула в сторону, а Петров начал рассказывать, что вот, видите – реагирует. Значит и не слепая вовсе. А так, чуть хуже видит, чем раньше.
За полную идиотку он меня принимал, что ли?
Потом речь зашла о цене.
-- Ну, такая лошадь дешево стоить не может. – Начал Петров. – И нее...
Второй раз о том, какая это замечательная лошадь, слушать было выше моих сил.
-- Да, Владимир Николаевич, если бы лошадь была здорова, цены бы ей не было. Но мы приехали покупать не здоровую спортивную лошадь, а больную. На которую люди по крохам собирали деньги просто потому, что пожалели. Так за сколько вы ее отдадите?
-- Ну... До тысячи.
-- До тысячи, это сколько?
-- А вы сколько дадите?
-- Пятьсот. Это больше, чем мясная цена.
-- Не, ну пятьсот, это не серьезно. Давайте хотя бы семьсот...
Договорились в результате на 550.
О чем я, довольная, рапортовала Эквихелпу, искренне полагая, что с Вестой мы уже обо всем договорились.
Часть 2. О том, что знание – сила. А незнание – спокойствие.
Наверное, договорившись по цене и сфотографировав лошадь, надо было поворачиваться и ехать домой. Но нет! И ведь никто за язык не тянул – сама попросила Наташу провести меня по конюшне и показать лошадей.
Она и показала. Причем почему-то именно тех, кто завтра должен отправится на мясо.
Первая же кандидатка на колбасу произвела на меня очень сильное впечатление: насыщенно-коричневой масти, без единой отметины кобыла с узкой породистой мордой. На вид – явно молодая.
-- Сколько ей? – спрашиваю.
-- Три года. Только летом заездили и начали напрыгивать.
-- А что с ней?
-- Да ничего. Кому она здесь нужна? У нас вон чистопородные трехлетки стоят не обтянутые, некому работать. Вот и попали все кони попроще под выбраковку. Ее еще летом хотели на мясо отдать, тогда отстояли, определили в детскую группу. И теперь вот опять.
Я зашла к кобыле в денник. Поморщилась – ноги тут же по щиколотку увязли в навозе. Погладила лошадь по плечу, нагнулась, посмотрела внимательно ноги, потом провела двумя пальцами по спине, прислушалась к дыханию. Здорова! Вообще никаких проблем по здоровью на первый взгляд не обнаружилось!
-- А по характеру она как? – пытаюсь я прояснить ситуацию. Ведь логично, что если молодую красивую и здоровую лошадь отправляют на мясо, значит должна быть причина. Может, она на людей кидается!? Хотя на меня явно покушаться не собирается. Я ее, вон, всю ощупала, в рот залезла, а лошадь стоит себе и ухом не ведет. Даже облизать успела.
-- Да нормальный у нее характер. Ну, строгая лошадь – сзади близко подъезжать нельзя, бьет. А в остальном без проблем. Дети ее чистят, седлают, ездят. Прыгают на ней. Она честная очень, и прыгает хорошо, и не обносит.
Недоумевая, кому пришло в голову обменять такую лошадь на 200 долларов (ее мясную цену), я пошла дальше по проходу.
-- И этого тоже сдают! – ткнула Наташа пальцем в соседней денник.
Лошадь, которая там стояла, очень напоминала владимирского тяжеловоза: большой – под 170 в холке, широкий, но при этом на длинных высоких ногах, с лебединой шеей и небольшой красивой головой. Но не горбатой, как у владимирцев, а прямой.
-- А с ним что?
-- Хромает часто.
-- Почему хромает?
-- Не знаю, никто его не смотрел.
Идем к следующей лошади. Это небольшая, около 150 в холке гнедая кобыла, в типе «полесский коник». Этих лошадок ни с кем не спутаешь. Иногда их даже называют белорусскими арабами из-за пропорционального сложения, тонких сухих ног и маленькой широколобой головы.
Гнедая кобылка смотрит весело и с искренним любопытством. И ну никак не походит на больную лошадь, единственный путь которой – мясокомбинат.
Из разговора выяснилось, что зовут лошадь Путана (домашняя кличка Мурка), ей пять лет, она тоже из детской конкурной группы и тоже абсолютно здорова. Но при этом никому не нужна.
Вот так мы по конюшне и ходили.
Из других кандидатов на мясо очень запомнилась кобыла Виктория. Возрастная уже, но очень уж именитая: из года в год ее возили на все крупные соревнования. Прыгала она и 130, и 140 и даже 150. И делала это чуть ли не 15 лет подряд честно и старательно даже не под самыми сильными всадниками.
А теперь вот наливы на ногах страшные, передвигается с трудом (хотя летом еще выступала), падает иногда. Не нужна никому. (Правда, ее как раз вроде бы не увезли, оставили до весны – до очередной плановой выбраковки…)
… Домой ехали молча. Вита и Алла без конца курили, да еще у Виты как-то подозрительно поплыла косметика и захлюпал нос.
-- Зачем ты меня сюда взяла! – воскликнула наконец в сердцах она. – Это так страшно! Гладить лошадь, из которой завтра сделают колбасу.
-- Страшно. А что делать?
И помолчав еще минут десять, от эмоций мы перешли к делу. То есть начали обсуждать, что именно делать.
Даже не совсем так. План действий представлялся как раз-таки ясным. Приезжаем с деньгами и забираем лошадь. Правда, непонятно какую, за что и куда.
Но зря я, что ли с собой именно Виту взяла?
Сначала решили вопрос «за что» -- половину суммы вызвалась дать она, половину, подумав, нашла откуда взять я.
Потом пришел черед «куда». Ставить к себе в летний денник я отказалась категорически. Во-первых, меня в этом случае ждал бы не слишком приятный разговор с родителями, так как объективно времени, сил и денег на еще одну лошадь у меня (и у них тоже) не было. Во-вторых, денник этот все-таки летний. У него есть крыша и нет сквозняка, но температура внутри такая же, как и снаружи. А на улице декабрь, хоть и феноменально теплый.
Зато мы вспомнили про одну частную конюшню, директором которой не так давно стал наш хороший друг. И где условия содержания сразу поднялись на очень приличный уровень: в течении светового дня лошади гуляют в левадах, ежедневно отбиваются, взят на работу ночной конюх, а сено такое, что каждый раз приезжая в гости, я испытываю непреодолимое желание украсть хоть кусочек.
И финансово приемлемо, так как конюшня находится далеко от Минска, а корма для коней не покупаются, а выращиваются прямо на месте, в хозяйстве, которому конюшня и принадлежит.
А вот с третьим пунктом – «кого» -- возникла загвоздка. Про слепую ганноверскую кобылу мы договорились, ее возьмет Эквихелп. Но на мясо списаны еще 13 голов! Две из которых нареканий по здоровью вообще не имеют.
То есть выбирать надо из этих двух: между буро-рыжей Радой и гнедой Муркой. Рада мне нравилась своей благородной мастью, точеной мордой и достаточно высоким ростом. Но вот, что это строгая лошадь с явной стервозинкой сомнений не вызывало. Нет, мне конечно нравятся доминантные лошади. И у меня хватает опыта с такими сладить. Но я же не оставлю Раду себе! А такая лошадь ни под прокат не пойдет, ни под чайника-частника. А профессионалу она не нужна.
У Мурки, в девичестве Путаны (простите за каламбур), с характером все в порядке – идеальная детская лошадь. Но невысокая. И на душу, в отличии от Рады, не легла.
Всесторонне обсудив с Витой достоинства и недостатки каждой из лошадей мы пришли к выводу, что не сможем выбрать, кому из лошадей оставаться лошадью, а кому стать колбасой и при этом не мучаться потом долго совестью. И решили, что забирать надо или обоих, или не одну.
Когда я озвучила эту мысль, Вита сказала:
-- Вот и съездили сфотографировать слепую кобылу для Эквихелпа. И надо оно нам было?
А я при упоминании Эквихелпа вдруг вспомнила об еще одном человеке, который публично высказывал намерение вытащить из беду какую-нибудь лошадку.
Часть 3. О том, как опасно высказывать свои мысли через Интернет
У нас есть свой белорусский конный форум
http://forum.i-go-go.com. Где однажды в разделе «Help!» появился топик с таким вот загадочным названием: «Росинант еще живой?».
И вот что в нем было написано:
«Уважаемые, а есть ли желающие поучаствовать в проекте в духе «отнять у старухи с косою конскую душу». В смысле найти, поставить, кормить, лечить, отбивать, а после, (это как получится), работать либо закапывать. Интересуют люди готовые участвовать не виртуально, а помогать реально оторвавшись от компьютера»
Я долго не могла понять, почему Росинант и почему живой. А потом сообразила – ведь и в самом деле, спасать коней, то же самое, что бороться с ветряными мельницами. Занятие бессмысленное и безнадежное – по крайне мере пока мы все с таким аппетитом едим колбаску.
Обсуждение темы затянулось на 6 страниц.
Кому-то идея понравилась, кому то нет. Но большинство форумчан все-таки высказывались очень положительно и проявляли энтузиазм.
Тогда Глеб, автор темы, написал такой пост:
«Хотелось бы точно знать на что именно рассчитывать. Нужны руки кормить, отбивать и лечить, а прежде нужны головы чтобы найти, а после нужны люди чтобы грузить, а потом нужны гвозди, чтоб заселить, и еще конечности, чтобы их вбить. Нужно время, деньги, руки, мозги, а не только желание. Найдется все перечисленное - возьмем первую лошадь. Кстати, я тоже не буду сидеть сложа руки. Но нужны еще люди….
... Смысл в том, чтобы засунув нос в гриву, ты подумал: "А я-ж тебя из ..... вытащил". Чтобы вместе с сладковато-кислым запахом, внутрь к тебе вливалась сила того, что ты что то сделал.
Более того я это сделаю не зависимо от того, найдутся ли среди всех желающих попи_деть, люди реально желающие что то сделать. Мне начхать в чьей собственности будет эта лошадь, мне до .... чем она будет потом заниматься. Хочется собрать людей готовых перейти от размахивания ... , да нет, даже не шашкой... . Хочу найти людей ГОТОВЫХ это сделать. Не может быть, чтобы из полутора сотен любителей лошадей никого не нашлось!»
И предложил собраться всем, кто хочет реально в этом поучаствовать, у себя на конюшне. Как водится, не приехал никто. На чем тема стала затихать.
И подъезжая к Минску, я подумала, что надо попробовать. Глеб – автор темы про Росинанта, человек не однозначный и очень неожиданный. Но продекламировав желание спасти какую-нибудь лошадь через Интернет, едва ли от своих намерений откажется.
Эти соображения я пересказала Вите, подытожив:
-- Если Глеб к нам присоединится, то мы вытащим обоих лошадей. А если нет – значит ни одной. Лошади уже списаны, и скорее всего их отдадут за бесценок на мясо – так проще, ведь бумаги уже подписаны. А у Глеба талант. Он сможет. Если захочет.
Часть 3. Такое вот дорогое мясо
Думал Глеб весь вечер. Даже не думал, как я понимаю, а пытался найти других желающих ввязаться в эту авантюру. Не нашел.
Но сам поехал.
И если бы не он, то действительно ничего не получилось бы решить.
То есть хозяйство не возражало простив того, чтобы продать Раду и Мурку нам. Но не по мясной цене в 0,3 доллара за кг живого веса. А долларов эдак за 800.
Торговались яростно и торопливо. А во дворе конюшни стояла машина Борисовского мясокомбината, куда уже начали грузить лошадей. И Глеб с Витой разрывались между конюшней и конторой, и каждый раз боялись, что на нас и кобыл махнут рукой и отправят всех куда подальше – нас на фиг, кобыл на мясо.
Сначала сторговались на 550 долларов за голову. Потом Глеб посмотрел молодящейся бухгалтерше в лицо, достал кошелек и проникновенно сказал:
-- У меня здесь всего 930 долларов. Больше нет. Отдаете?
И кобылы стали стоить 465 долларов.
Их торжественно вернули в денники. Машина Борисовского мясокомбината уехала (Вита лично за этим проследила – а то мало ли что). И у нашей троицы появилась большая головная боль – что с этими лошадьми теперь делать.
(продолжение следует)
