Daiana
Новичок
Далее по идее должны следовать слова : и тут я проснулась… но нет! Перед моими глазами то и дело прокручивалась одна и та же ситуация: я подхожу к деннику кобылы, беру недоуздок * ты ко мне, хозяйка? Давай скорей прыгать, я по тебе соскучилась!*… беру недоуздок и ухожу, да ухожу покататься на одном из меринов. Слезы…
- Она очнулась! Вера! Вера, сестренка!
Но никакого желания открывать глаз у меня не было. Все, ради чего я жила, боролась, все умерло. Я буду плакать дни, недели, годы… Но все равно все будет плохо…
Оля схватила меня за руку и потащила куда-то. Ну и пусть, хуже уже не будет, как впрочем, и лучше. Мечты о своей конюшне мгновенно рассеялись. Мне следует подальше уехать от этих лошадей… Слезы, опять слезы. Но что это за надоедливый звук? Я его помню… Но воспоминания, они заполонили все… Хорошо, я открою глаза… Это же ржание!!! Кобыла рожает!!! Я уже вижу маленького жеребенка!
Вот так радикально изменилась моя жизнь. Хоть и рожающая кобыла – это совсем не Лерка, но мне разрешили взять себе жеребенка. Его назвали Сокрушительный, я же звала его Сашкой. Нет, я не забыла Лоренсию; вечерами я вспоминала наши дни, проведенные вдвоем, но уже с улыбкой на лице. Потом я будила сестру и в сотый раз благодарила ее за возвращение к жизни. Я не забыла те мысли, которые гуляли у меня в голове после смерти кобылы. Вспоминая и сейчас о них, я лишний раз убеждаюсь, что была отнюдь не совершенна. Но не буду забегать вперед.
Следующий день я провела, наблюдая за мамой и сыном. Он не был похож на всех жеребят: ребячество в нем присутствовало, но куда больше было ума и хитрости. Скача галопом, он гордо держал голову и старательно менял ножки то в три, то в два темпа. За неделю он подрос и научился без трудов покидать леваду. Сокрушительный не боялся оставаться один. Выбравшись из левады, он уверенно рысил к плацу, где находились «взрослые» лошади, не обращая внимания на отчаянное ржание мамы. Вот она смена из проката! Сашка вставал впереди всех и начинал делать диагонали, вольты. Все, как ни странно следовали за ним. Обескураженные всадники нервно дергали за повод и хлопали по бокам ногами… а потом жеребец устраивал скачки, впоследствии которых немало всадников отряхивались от песка.
- Она очнулась! Вера! Вера, сестренка!
Но никакого желания открывать глаз у меня не было. Все, ради чего я жила, боролась, все умерло. Я буду плакать дни, недели, годы… Но все равно все будет плохо…
Оля схватила меня за руку и потащила куда-то. Ну и пусть, хуже уже не будет, как впрочем, и лучше. Мечты о своей конюшне мгновенно рассеялись. Мне следует подальше уехать от этих лошадей… Слезы, опять слезы. Но что это за надоедливый звук? Я его помню… Но воспоминания, они заполонили все… Хорошо, я открою глаза… Это же ржание!!! Кобыла рожает!!! Я уже вижу маленького жеребенка!
Вот так радикально изменилась моя жизнь. Хоть и рожающая кобыла – это совсем не Лерка, но мне разрешили взять себе жеребенка. Его назвали Сокрушительный, я же звала его Сашкой. Нет, я не забыла Лоренсию; вечерами я вспоминала наши дни, проведенные вдвоем, но уже с улыбкой на лице. Потом я будила сестру и в сотый раз благодарила ее за возвращение к жизни. Я не забыла те мысли, которые гуляли у меня в голове после смерти кобылы. Вспоминая и сейчас о них, я лишний раз убеждаюсь, что была отнюдь не совершенна. Но не буду забегать вперед.
Следующий день я провела, наблюдая за мамой и сыном. Он не был похож на всех жеребят: ребячество в нем присутствовало, но куда больше было ума и хитрости. Скача галопом, он гордо держал голову и старательно менял ножки то в три, то в два темпа. За неделю он подрос и научился без трудов покидать леваду. Сокрушительный не боялся оставаться один. Выбравшись из левады, он уверенно рысил к плацу, где находились «взрослые» лошади, не обращая внимания на отчаянное ржание мамы. Вот она смена из проката! Сашка вставал впереди всех и начинал делать диагонали, вольты. Все, как ни странно следовали за ним. Обескураженные всадники нервно дергали за повод и хлопали по бокам ногами… а потом жеребец устраивал скачки, впоследствии которых немало всадников отряхивались от песка.