Немного фентези на стр.2.

Золотая

Новичок
Я открою свою темку рассказом Помогающая

Кто такие помогающие на конюшне? Большинство владельцев лошадей скажут: вредные, непослушные, безответственные девчонки, лишенные всякого понимания, что такое лошадь. Помогающим презрительно смотрят в след.
А ведь многие спортсмены начинали с этого статуса. Став взрослыми, они благополучно забыли о первом страхе перед лошадью, о незаслуженных обидах, о той необыкновенно нежной и трепетной любви, которая существует только в самом начале знакомства с гривастыми созданиями.
Ирина была обыкновенной помогающей. Никем и ничем на конюшне. Девушка была высокой и слегка полноватой, и вес у неё был соответствующий. Садить такую нелегкую тушку на свою лошадь, мало кому хотелось, поэтому в основном она лишь делала грязную работу, и случаи, когда Ирина ездила верхом, можно было пересчитать по пальцам. Она не сопротивлялась и довольствовалась тем, что давали. Течение размеренной конюшенной жизни мягко несло её.

Она ходила по коридору вдоль денников. Кони тянулись к ней, они любили и уважали девушку. И это выражалось не в лошадиной радости при её приходе и даже не в беспрекословном послушании ей, хотя это тоже было. Просто, когда она произносила имя какой-нибудь лошади, то животное успокаивалось, мгновенно становясь управляемым.
Однажды был случай. Молодой жеребец, которого перевели в новый денник, разбушевался, реагируя на большое количество кобыл. Он нервничал, прыгал на стены, громко ржал. Конюхи и хозяин жеребца не решались к нему войти, но что-то надо было делать, конь мог навредить себе. Тогда пришла Ирина. Незаметная, даже при немаленьком росте. Тихая и, казалось бы, трусливая, она вошла. Жеребец замер, боясь причинить вред девушке. Этому случаю не придали значения. Там она была никем, безликим человеком.

Ирина не нравилась девчонкам. Малообщительная, замкнутая, про неё говорили: «Крыса!», «Стукачка – на все сто, как иначе?», «Всех сдает, шепчет конюхам на уши…», «Узнать бы чего им плетет, и как бы нас всех не повыгоняли!»…
Огромное количество внешних недостатков отпугивало от неё мальчишек. Рыжая, веснушчатая, про неё говорили: «Страшилка!», «Хуже не бывает, точно?», «На улице увидел бы, от ужаса ноги б отбросил…», «Узнать бы что она делает, чтобы быть такой ужасной!»…
Что говорили они, мало её заботило. Ирина просто чистила лошадей и их денники. Лошадь – это всё: жизнь и смерть, радость и горе, прелесть и ужас. Стихия чувств незаметно воевала в её, на первый взгляд, флегматичном сердце. Но она была никем, и это все решало. Она ходила вдоль денников, и это было единственно настоящей радостью, потому что кони любили её и уважали больше, чем своих хозяев.

Шло лето. Жаркое и солнечное. Все помогающие, конюхи, тренера, хозяева ходили почти раздетыми, в легких тоненьких топах и коротеньких шортах, одевая сапоги и брюки только перед самой тренировкой. Над Ириной смеялись в открытую и за спиной, но она внимания не обращала.
Шагая очередного, раньше времени вспотевшего коня, она мечтала о просторах полей, о великих спортивных достижениях, и радовалась такой редкой возможности поездить верхом, хотя то, что она делала ездой назвать было сложно. Катание – да, но не езда…
Гнедой жеребец по кличке Хвостатый вышагивал, старательно выбрасывая ноги. Под любым другим седаком он бы выделывался, срываясь на рысь, а то и на галоп. Хвостатый был сложным конем, по всем определениям. На соревнования его не ставили, потому что он боялся людей и срывал выступления не только свои, но и чужие. На нем проходили закалку мужества начинающие спортсмены. Ирину к ним отнести было нельзя, даже с очень большой натяжкой. Сегодня она отшагивала его лишь потому, что начинающих спортсменов на конюшне в этот день не было, а ездить на очень вредном коне мало кому хотелось.

Вечером, возвращаясь домой, она встретила незнакомую лошадь.
На белоснежной, сверкающей кобыле сидела столь же ослепительная белая всадница. Ирина остановилась, чтобы полюбоваться их совершенством. Животное нервничало, переступало с ноги на ногу, дергало головой, вырывая поводья. Вдруг белая кобыла, испугавшись громкого сигнала автомобиля, вскинулась на дыбы. «Понесла», - мелькнуло у Ирины, тем временем беляночка действительно подорвала. Всадница ничего не могла сделать. Она была опытным седаком, но такого поворота событий явно не ожидала. Лошадь пробежала мимо Ирины. «Успокойся, - мысленно сказала ей девушка, - ничего не бойся». Кобыла скакнула пару шагов и остановилась. «Хорошая!» - ещё раз прикоснулась Ирина к сознанию лошади, которая словно забыв о своей всаднице, отчаянно дергавшей за повод, подошла к своей настоящей повелительнице, к той единственно лучшей, к той, которую стоило любить. Девушка протянула руку , чтобы погладить розовый бархатистый нос.
– Не трогай, откусит, – Ирина вздрогнула и спрятала руку в карман, – как тебя зовут, ребенок.
Девушка представилась. Белая всадница решила ехать восвояси, но лошадь явно думала иначе, она упрямо двигалась за Ириной.
– Ребенок! Ты определенно имеешь власть над этой лошадью! – женщина дружелюбно улыбнулась, – ты любишь лошадей?
Ирина кивнула в ответ.
– О! Тогда мы сговоримся…– всадница счастливо улыбнулась, – меня зовут Катерина… Пойдем со мной.
Женщина слезла с лошади и повела её в поводу.
Катерина привела Ирину на небольшую частную конюшню. Там было тепло, уютно, чисто, все вещи лежали на своих местах. Вскоре Ирина узнала недлинную историю Беляночки. Оказалось, что на день рождения коллеги подарили Катерине лошадь. Белая кобыла слыла нервной, дерганной, злой. Женщина сама хотела ухаживать за ней, но, в силу своей загруженности на работе, не могла. Найти хорошего человека для столь тяжелой работы крайне трудно. Дело осложнялось тем, что о Беляночке шли дурные вести. Узнав, что Ирина имела счастье заниматься с лошадьми, женщина предложила Ирине работать с Беляночкой за ранее небольшую плату. Девушка согласилась, и Катерина взяла её на испытательный срок. Потекли счастливые дни. В течении первых трех месяцев Ирина могла подходить к лошадям только в присутствии тренера или конюха. Прошел целый год, в течении которого Ирина училась выездке и конкуру. Последний ей нравился куда больше. Её волновало ощущение полета, возникающее во время прыжка.

Была осень. Шел мелкий дождь, который превращал мир в однообразное серое полотно, где-то и дело мелькали лошадиные бока. Ирина сидела под навесом перед входом в конюшню. Она уже почистила Беляночку, приготовив ту к приезду Катерины. Когда женщина приехала Ирина не поднялась, лишь дружелюбно кивнула ей. Катерина любила сама седлать лошадь. Через полчаса белая всадница въехала на плац. Из-за дождя никто не прыгал, ну и Катерина решила поберечь лошадь. Она выслала её на рысь и направила вдоль забора по травке. Беляночка бежала легко, оправдывая рысачьи корни. Кобыла настойчиво добавляла хода, всем своим видом выказывая желание пробежаться галопчиком. Катерина легко сдалась и выслала белую на неспешный галоп. Раз скачек, два… «Нет!!!» – завопило все сознание Ирина, девушка не видела падения, но ощущала его всем своим существом. Она вскочила, уронив лавку, и бросилась к плацу. Катерина лежала смятая, кровь тоненькой струйкой текла изо рта. Рядом пыталась встать Беляночка, она отчаянно ржала и дергала копытами. Кобылья шерсть была в грязи, своей и чужой крови.
Боль и страх лошади мгновенно передались Ирине. Девушка сперва стояла, оперевшись на забор, потом упала. Ужас, сжавший сознание лошади, рвал Ирину на куски, она не могла дышать.

Ирину откачали… Три месяца в больнице, полная апатия ко всему происходящему… Беляночку зарезали, она сломала плечо… Катерина скончалась в машине скорой помощи…

Ирина закончила школу. Страдать, выбирая профессию, ей не пришлось, девушка давно решила, что станет ветеринаром. Врачи настойчиво её отговаривали. Девушка лишь хмуро смотрела на них и мрачно улыбалась. Она поступила в областную сельскохозяйственную академию. Ирина переехала в центральный город региона. Первым делом она нашла там ипподром и устроилась туда на секцию конкура.
На конюшне, проверив все её знания, тренера поручили ей жеребца. Могучая стать его приводила в восторг любого. Вороная шерсть отливала серебряной сединой. Конь был стар, но до сих пор он мог обогнать любого молодого. А буйный нрав его и не думал успокаиваться к почтенным годам. О нем мечтали все, но ездили лишь единицы.
Ирина терла скребницей широкую грудь. Конь, которого звали Рахш, по имени легендарного героя, не мог и минуты постоять спокойно. Он уворачивался от щетки, пытался кусать за руки. Девушка игриво грозила ему пальчиком, и он на недолгое время успокаивался.
На плацу он вел себя ещё ужасней, сказывались плохая заездка, свободолюбие и огромное желание бегать и прыгать. Нет, он не обносил, не закидывался. Он просто закусывал трензеля и нес на самые высокие препятствия, самые сложные системы. Должно быть, другие наездники, ездившие на Рахше до Ирины, проклинали коня. Девушка же полюбила его всем сердцем, ведь когда вороной решал попрыгать, он звал её к препятствию, а не тащил на него.
Своего личного тренера она увидела только на третье занятие, до этого с ней занималась Лариса Павловна. Маленькая худенькая женщина, прирожденная всадница, мастер спорта в выездке. Тренером оказался молодой парень двадцати трех лет от роду, густые темно-русые кудри, холодно-серые глаза, жесткие тонкие губы.
– Денис, – представился он. Парень критично осмотрел Ирину, профессионально прикинул вес, рост, силу.
– Ирина, – девушка протянула руку, юноша пожал её, – что мне делать?
Денис ещё раз осмотрел Ирину, заставил её повертеться. Потом ушел на улицу. Девушка, поседлав и зауздав Рахша, отправилась на плац. Там тренер уже разговаривал с какой-то незнакомой девчонкой. Сердце Ирины кольнуло. Она легко запрыгнула на жеребца и выслала его вдоль забора. Размявшись, они приступили к прыжкам. Коню очень хотелось спортивных достижений и высоких барьеров, но Ирина, не напрягаясь, сдерживала его пыл. Тренер повернул в её сторону голову только тогда, когда молодая блондиночка скрылась из поля зрения. К этому времени Ирина уже слезла с Рахша и повела его в денник.
– Да… Он волочет тебя куда хочет, совсем не слушается, – сказал Денис и почесал свой затылок, Ирина в недоумении смотрела на молодого человека, Рахш слушался её с полпосыла, – будь с ним строже, – проговорил он скороговоркой.
«Каждому говорит, кто на Рахше ездит, – дошло до девушки, – зазубрил наизусть слова…» Ирине сделалось противно, она отодвинулась от Дениса и быстро скрылась от его глаз.

Тренировки ли через день, и на каждой Денис находил себе собеседницу. Рыженькие сменялись блондинками, блондинки – брюнетками, брюнетки – шатенками… Иногда он совсем не показывался на занятиях, тогда его заменяла Лариса Павловна. Это случалось очень часто, поэтому начинало казаться, что Иринин тренер – Лариса Павловна, а не Денис.

Шли дни, бежали недели, неслись месяцы… Вплотную приблизился тот день, когда Ирина получала свой третий разряд. Она с вечера тщательнейшим образом вычистила Рахша, смазала сбрую кремом, приделала к седлу новенькие сверкающие стремена, выстирала вальтрап, начистила хромачи, перебрала уздечку. Утром, собирая жеребца, ещё раз все проверила, чтоб каждая деталь была на своем месте.
Выступала она пятым номером.
Первым на плац вышел серый жеребец арабской породы, на нем восседала очень красивая женщина. Они двигались с конем как единое целое существо, ни одного лишнего движения. Четкие прыжки, мягкие взлеты и приземления. Изящество и грация наполняли каждый скачек. Ирина смотрела на них, не отрываясь, она забыла, зачем здесь находится.
Вторыми выступал великолепный дуэт. Гнедой злой жеребец и юноша, ровесник Ирины. Молодой мужчина и на секунду не выпускал хитрого коня, который то и дело норовил обнести. «Хвостатый?… – Ирина глядела на гнедого и не могла поверить глазам, на диком, срывающем все выступления, коне сидел незнакомец, но он так умело управлял жеребцом, что у того и мысли о непослушании не было, – старый знакомый». На сердце у девочки потеплело, она вспомнила те первые счастливые и горестные годы, проведенные в роли помогающей.
Под номером три скрывался очень неопытный всадник и умудренный жизнью конь. Они не работали дружно. Мальчик просил одно, конь выполнял другое, но впоследствии круг они завершили, сбив всего одну жердь.
Белый мерин, который вышел на плац четвертым, заставил всех ахнуть. Великолепная стать, налитые мышцы, легкие и бодрые аллюры, совершенные прыжки. Зрители следили за ним, не отводя глаз. Как выглядел всадник, впоследствии, никто вспомнить не мог.
Они выехали на желтый песок. Седой, старый конь и рыжая, молодая всадница. С первых шагов стало понятно, что они победители. Они выглядели сплоченнее, чем первая пара, опытней, чем вторая, умней, чем третья, и не затмевали один другого, как четвертая. Рахш слушал свою всадницу, он ничего не боялся, он ей верил. Ирина слушала своего коня, она ничего не боялась, она ему верила. Легко вписавшись в последний поворот и перелетев последнее препятствие, они чисто завершили круг…

«Ты молодец!» – говорила Ирина коню в деннике. «Да, я очень хороший», - отвечал ей Рахш.

– Выиграла!!! На Рахше??? – глаза Дениса округлились, – не припомню такого… Разве только, когда тот был молодым…
– Легко, вообще не напрягаясь! – отвечала ему симпатичная блондинка.
– О! – многозначительно сказал юноша.
– Подумают, что твоя заслуга, но ты-то здесь ни при чем… Ей и занималась только Лариска, – фыркнула девочка.
– Да это просто тренер я хороший, – стукнул кулаком в грудь Денис.
– Хо-о-ороший? – задохнулась от смеха беловолосая, – да ты и пальцем не пошевелил!
Этот разговор случайно был подслушан одним маленьким помогающим, который рассказал о нем всем. До Ирины дошли весьма искаженные слова…Но умная девочка легко отличила правду от лжи.

Утром её разбудил телефонный звонок. Из трубки послушался знакомый, срывающийся голос старшей сестры Люды:
– Ирина, приезжай… Родители… – тут она сорвалась и заревело, Ирина почувствовала неладное, – мама и папа попали в аварию, могут не выжить…

Ирина быстро собралась, она не верила в случившиеся, но забрала всё, будто знала, что уже не вернется. Девушка сожалела только о том, что не сможет попрощаться Рахшом.
В родной город она заехала поздней ночью. Огромное звездное небо навевало грустные мысли. Душа Ирины рвалась от страха на части. Беспокойство за родителей, вероятный конец спортивной карьеры, разлука с Рахшем – будили в ней смешенные чувства: печаль, одиночество, безысходность...[/b] :roll:
 
Класс! Я даже забыла, что зашла только обьявления проверить!:) Давай скорее продолжение :yes!:
radd.gif
001.gif
 
я не литературный критик :D читается довольно легко и читать хочется! даже длинные вещи читаются за раз :!: все мелочи и тонкости - это уже авторское право :wink: главное грамотно и не занудно :!: :!: ждем продолжения :lol:
 
Ну... как по мне, многовато неточностей и небрежностей.
65 кг для высокой девушки - это отнюдь не "тушка".
Сколько раз писать: человек на лошади - это "всадник", а не "наездник". Наездник - тот, кто в качалке.
Сюжетных натяжек хватает: Катерина вот так вот сразу просекает талант Ирины, потом сразу ей доверяет лошадь... Ну хорошо, лошади чувствуют девушку, но не люди же!
Как Ирину могли взять в секцию конкура, если у нее откровенно не было практики? Как она прыгала фактически без участия тренера? это уже, сорри, полная фантастика.
Когда Ирина сдавала на разряд: почему ты ее назвала черной всадницей? Ты же раньше писала, что она рыжеволосая!
Грамматические ошибки. Даже в названии...
Но - при всем этом - читается с большим интересом. У тебя, бесспорно, есть талант удерживать внимание читателя. Пиши - и не обижайся на критику, это действительно неординарно и интересно :wink:
 
Yennefer, огромное спасибо за поправки, немедленно исправляю. Натяжки конечно есть, я выставила, даже не прочитав (необдуманно, не спорю), в моей голове действия развивались слегка иначе, в тексте этого нет, так как печатать за мыслью обычно не успеваю, поэтому много не точностей… не медленно переделываю. А черная всадница – это из-за одежды, а раз не понятно, то заменю.… Ещё раз огромное спасибо… так лучше?
 
Ну слава тебе господи, хоть один человек среагировал на критику адекватно :wink:
Да, так, как ты поправила, лучше и логичнее. Жду продолжения :wink:
 
Которое я незамедлительно печатаю... Ежели вы узреете орфографические ошибки, то плиз, ткните носом!

Сестра ждала её на перроне, глаза были красными. Люда опиралась о могучее плечо мужа, увидев Ирину, она разрыдалась. Женщина крепко обняла свою сестру, когда та вышла из вагона:
– Они умерли, умерли… – простонала Люда.
Ирина села на землю, в глазах потемнело, к горлу подступила тошнота. «Этого не может быть… Их нет. Нет. НЕТ!!!» – мысли в голове девушки неслись с огромной скоростью, она плохо понимала происходящее, которое представлялось ей страшным сном.

Прошли мрачные похороны. Люда почти оправилась от потрясения. Ирина же, казалось, сломалась под грузом этого горя. Она не разговаривала, полностью замкнувшись в себе. Плохо ходила, мало ела. Похудела, так, что стало видно выпирающие ребра. Глаза на высохшем лице казались зелеными болотами. Рыжие волосы потускнели, утратив блеск, веснушки сошли. Она стала похожа на живого мертвеца. Люда не знала, что делать. Ирине поставили страшный диагноз: реактивный психоз. Нездоровье сестры стало подавлять и её. Тогда муж Люды отправил Ирину в частную клинику для душевнобольных.
Шли годы. Люда не могла жить спокойно. Ненормальность сестры сводила с ума её саму.
Одна из медсестер заметила, что Ирина оживает как только видит лошадь. Будь то картинка, фотография или фильм. Врачи провели эксперимент. Посадили девушку перед телевизором и включили спортивные новости, Ирина с осмысленным интересом стала наблюдать трансляцию скачек с центрального ипподрома. Это сообщили Люде, и она сразу повезла Ирину на ту, первую конюшню.

Ярко светило солнце, Ирина жмурилась, подставляя лицо ласковым летним лучам.
К ней подвели гнедого жеребца. Ирина потянула руку, и конь буквально замурлыкал, когда девушка коснулась его носа.
– Хвостатый, – еле слышно шепнула она.
– Она сказала? Я не ослышалась? – Люда обняла широкую грудь мужа.

Ирину стали ежедневно привозить к лошадям. Мало помалу она стала говорить. Но все её речи были обращены исключительно к коням. Способность понимать животных развилась в ней с великой силой. Теперь она знала всё, что говорили лошади.
Девушка была счастлива. Лошади были счастливы. А больше было и не нужно.

Полностью восстановиться Ирина так не смогла и в возрасте сорока трех лет умерла, схоронив с собой и все лошадиные тайны и секреты.

Ну и как получился Хеппи Энд?
 
Очень интересно и нешаблонно. Буквально пару замечаний - можно?
"пирон" правильно пишется как перрон.
Клиники для психов называются не "клиники для сумасшедших", а "клиники для душевнобольных".
То, что ты описала, диагноз Ирины - это реактивный психоз. Годами в неизменной форме это длится редко, но бывает и такое течение, это можно оставить как есть. Мне кажется, было бы здорово, чтобы Ирина не включила сама телевизор, попав на трансляцию скачек, а проявила бы какую-то живую реакцию, случайно увидев по телевизору эту трансляцию. А то странно получается: что, она програму посмотрела - или телепатически узнала, что лошадок будут показывать?
И окончание мне очень понравилось.
Здорово вышло, короче говоря :wink:
 
Спасибо, Yennefer, ты хороший критик, сердечно благодарю за помощь и немедленно переделываю... :oops: :)
 
Одно первое стихотворение

Лошадиная грива струится по ветру,
Ты несешься по краю судьбы.
Справа - обрыв, слева - горы.
Только и ждать беды.
И вот она страшная гостья,
Стучится костями в дверь.
Спотыкается конь, ты летишь,
А в глазах от удара, лишь черь.
Железо подковы ломает кость головы,
Последняя мысль: «Спасешься хоть ТЫ».
Но конь, подставляясь под стрелы врагов,
Спешит откликнутся на твой зов.
Хоть погиб от удара его ноги
Коня никогда не винишь ты.
Он умер минутой лишь позже,
Там на утесе, где красные вяли цветы
От политой сверху вашей смешавшейся крови.
Не было больше друзей,
Совместной скачке – конец.
Белые приминая облака, бежали два
Не то человека, не то коня…
 
Здорово! Лично мне понравилось стихотворение больше чем рассказ, но рассказ тоже очень и еще раз очень интересен! Молодец! :wink:
 
Этот стих мы сочинили с моей соседкой по парте на двух парах (астрономия и МХК)...

Скучно вечером по улицам ходить,
Надо срочно друга заводить!
Но кругом одни придурки: там и тут,
Нам для дружбы явно не пойдут!

Мы пойдем сегодня погулять
На конный на конях гонять.
Зачем нужны нам пацаны?
Мы счастливы лишь с лошадьми!

Да, мысли разные у нас стобой,
Однако соглашаюсь я порой,
Что эти лохи нафиг не нужны,
Они - придурки, эгоисты и жлобы.

Лишь лошади наши друзья,
Но думаю не очень права я.
Конечно, мальчики нужны
Они нам тачки с навозом вывозить должны!

Ну не только тачки им возить,
Не будешь же ты с лошадью дружить!
Ходить в кино, в саду гулять
И нежно, сладко в губы целовать…

Ты ошибаешься так говоря,
Своих коней целую в губы я!
И погулять пойду я с ней,
И промчусь по бескраю полей.

И что, всю жизнь ты будешь с ними жить,
Детей от них рожать и их растить?
Я тебе в этом смысле говорю,
А, в принципе, чуть-чуть коней и я люблю!

Уж сразу грубо так:
Детей рожать…
Мне просто нравится
Их носик целовать!

Животные наши друзья,
Но пацанами пренебрегать нельзя!
Они нам в жизни очень нужны:
Цветы, конфеты дарить должны.

Цветочки их завянут,
Конфеты пропадут
И зубы лишь испортят.
И много тебе наврут!

И что ты хочешь всем сказать,
Что мужиков мы всех должны послать?!
И жить в конюшне с лошадьми,
Нет уж, спасибо, боже упаси!

В жизни нашей все на много хуже.
От их предательства лишь слез лужи.
А лошадь тебе врать не будет
И никогда тебя не осудит.

Но всё ж поддержать тебя я не могу,
Я думаю иначе…
И все таки, пожалуй, я скажу,
Что лошади не клячи!

Конечно, понимаю я тебя:
Нужны нам особи мужского пола.
И понимаю, что любить должна их я,
Но не могу заметить за собой такого.

И всё же после этой болтовни
Остались при своих мы точках зрения.

Подумайте девчонки:
Пацаны не стоят наших сожалений…
 
класс! рассказ обалденный!действительно за душу берет.все мы когда-то были помогающими, конедевочками. вопрос только в том из кого что выросло...
 
Гена стоял уперевшись лбом в зеркало. Он угрюмо рассматривал своё отражение. Молодой мужчина, девятнадцати лет от роду. Не красавец, но и не урод. Он выделялся из толпы ростом, шириной плеч и всегда мрачным выражением лица. Темные, бывшие когда-то кудрявыми, волосы были коротко острижены. Настоящими пропастями на лице были два блестящих, карих глаза.
Вдруг тело мужчины сковала судорога, он повалился на колени. С огромным трудом дополз до дивана, достал из кармана куртки пачку сигарет и с удовольствие закурил. Гена сидел на полу, пуская клубы серого дыма. И вспоминал Ту, которая подтолкнула его к черте. Она испортила жизнь себе и ему случайно, просто так получилось. Гена тяжело вздохнул и вышел на балкон. Было холодно и сыро. Слякоть перемешивалась сотнями ног. Серое, почти черное небо, иногда, тяжело вздыхая, выпускало порцию воды, хранящуюся в неисчерпаемых запасах туч. Тело мужчины выгнулось дугой, он упал, храпя, пена потекла изо рта, его бесщадно трясло. Гена схватился руками за перила балкона и увидел сквозь решетку её. Гнедая лошадь подлетела к балкону и предложила Гене сесть на неё. Мужчина сразу узнал кобылицу. Боль прошла, и он с трепетом залез к пегасу на спину. «Раньше у неё не было крыльев!» - подумал Гена. Они взмыли вверх с невероятной скоростью. Мужчина был счастлив…

– Передозировка, – сказал молодой стажер подходившему офицеру.
Он вышел на балкон и указал на скрюченное тело. На лице умершего мужчины застыли радость и восторг.
– Нашли личные вещи? – офицер оглянул пустую квартиру.
– Только дневник.
Офицер тяжело вздохнул и попросил стажера принести личные записки умершего.
– Весьма занятно, - сказал офицер, оторвав взгляд от тетради с толстыми корками.

Дневник.

28 сентября
Я решил вести записи о моей жизни. Ведь может кто-нибудь когда-нибудь в будущем прочитает это и узнает обо мне.
Я родился девятнадцать лет назад именно в этот день – двадцать восьмого сентября. Я не знаю какая погода была в восемьдесят пятом, сегодня же солнечно и тепло. Всю свою жизнь я провел на улице. Я – уличный пацан. Я не знаю свою мать, не имею представления кто мой отец. Они могли быть бомжами, а могли разъезжать на модных спортивных «Ягуарах» и «Маздах». Я предпочитаю первый вариант. Ведь в этом случае родители могли меня любить, но не могли содержать. А во втором: меня бросили, как паршивого котенка или щенка. Мало приятного так о себе думать.
До сих пор я жил, попрошайничая и воруя. Ел от случая к случаю, я не помню, когда последний раз спал на кровати. Должно быть, никогда. Моя приемная мать была воровкой. Её посадили, когда мне было пять, и всё же я очень хорошо её помню. Она заботилась обо мне. Думаю, что мачеха единственная, кто меня когда-либо любил. Она же и научила меня маломальски писать и читать. Я благодарен ей за все…
Я пишу об уличной жизни в прошедшем времени, теперь у меня есть дом. У меня есть свое место. У меня есть семья. И это семья насчитывает сто пятнадцать голов отличных лошадей, тридцать одна голова обслуживающего персонала и огромное количество голов помогающих. Конечно, здесь есть не только головы, но и замечательно мягкие гривы и хвосты, твердые копытца, бархатистые носики – у одних, по две ноги и по две руки – у других.
Мне нравиться просыпаться под приглушенный шелест, доносящийся из конюшни. Я люблю, когда лошади громко ржут, радуясь утренней порции овса и сена. Но самое моё любимое время, когда главный тренер, отзанимавшись с группой конкуристов, кивает мне головой, и я вывожу в леваду старенькую гнедую кобылку. Если кто-то скажет, что она мала, худа и неказиста, то пусть повторит это мне и лишится передних зубов…. Моя любимца очень нежна: чуть дернешь поводом – порвешь ей губу, слишком сильно вышлешь – на боках не миновать кровавых полосок. И давно уж Желанну – так зовут гнедую – не седлают, потому что даже самый профессиональный всадник собьет в седле ей спину. Тренер говорит, что если я проезжу на ней месяц, и она будет целенькой, то мне дадут настоящего коня! Сперва я радовался этому. Теперь прошла полвина срока, и мне очень не хочется расставаться с Желанной. Вы бы знали, как она двигается на аллюрах. Я не ездил на других лошадях, но думаю, лучше не бывает. А как она радуется моему приходу, как ластится. Настоящая кошка! Я люблю её!

30 сентября
Как Она прекрасна! Нет, не Желанна, а девочка приходившая сегодня к нам кататься. Хотя гнедая тоже очень красивая, но с этим светлоголовым бархатным существом не сравнится даже она! Что я пишу??? Никто не может быть лучше моей кобылицы…

1 октября
Сегодня Она вновь приходила и наблюдала, как я езжу по леваде. Я млел от ужаса, что сделаю что-нибудь не так, и старательно держал спину, расслабляя поясницу. Но… дурная кобылица споткнулась, резко дернув головой вниз, и я слетел! Как новичок, впервые севший на лошадь. Девушка громко засмеялась. Лежа в грязи, я хотел утонуть. Гнедая сидела рядом, всматриваясь мне в глаза… Мне стало стыдно. И отшагав Желанну, я повел её в денник. По пути я целовал лошадиную морду.
Я стоял, поглаживая темно-коричневую спину Желанны, когда услышал Её смех. Я сел, прислонившись к двери денника, и весь превратился в слух.
Её милый голосок вещал (дословно):
– Эта мелкая лошадка споткнулась, – Она издала булькающий звук – сдержанный смех, – и…и…и о-о-он пал…
Рядом с ней шли три человека, конюшня содрогнулась от их хохота. Пол отказывался меня держать. Мне было больно.
– А-а-а потом, – продолжала Она, – он целовал её личико…
Тут пол перестал держать и их компанию, от смеха они валились в сено, лежащие у денников.
«Вот так», – подумал я. И грустно посмотрел на гнедую.
– Прости…
Я – предатель, потому что я бросил Желанну! Теперь я понимаю, что зря, но днем мне так не казалось. Я подошел к тренеру и попросил его, проверив меня, пересадить на жеребца – это для меня было принципиально важно. Он улыбнулся и сказал: «Я рад, что ты повзрослел!».
С завтрашнего дня я езжу на вороном жеребце английской породы.

2 октября
Теперь я знаю, как Её зовут. Наяна. Странное имя. Но мне нравится, я готов раз за разом его повторять. Наяна пришла сегодня в светлых джинсах. Тренер отругал её за это и выдал ей чьи-то спортивные трико. Она выглядела слегка нелепо, но очаровательно. Наяна – прелесть, ангел на Земле… Похоже я схожу с ума.
Жеребец оказался злым и раздражительным. Как я хочу вернуть Желанну…
Наяна снова смотрела, как я езжу. Сегодня, мне показалось, что ей понравилось как я сижу в седле. А я впервые сидел в седле. Скажу вам неудобно…
Вы бы видел её волосы, вы бы тоже влюбились.… Влюбились? Кто сказал: влюбились??? Я – нет. Признаю: симпатичная, но не больше!

11 октября
Долго не писал, но это оттого, что ничего интересного не происходило.
Наяны не было восемь дней.
За это время я значительно продвинулся в верховой езде. У меня новый конь. Серый в яблоках орловец – тренер сказал, что на нем я научусь правильной строевой рыси.
Сегодня Она пришла и как-то странно смотрела. Прямо мне в глаза. Тяжело выдерживать взгляд её ярко синих озер. Я сперва ронял взгляд на пол, а потом подумал: мужчина я или нет. Ещё подумал и решил, что – мужчина. Тогда на каждую Её улыбку я стал отвечал злобным оскалом. Чтоб мало ли ничего не подумала… Но мне так хотелось, если быть честным, что б Она всё поняла и подошла ко мне. Я сделать это не в состоянии.

18 октября
Я не понимаю зачем Она это делает!!! О, Она убивает меня съедает моё сердце. Я люблю Её, и она знает это. Я уверен. Наяна играет со мной! Зря она так…

1 ноября
Всё… Сегодня всё произошло. Конец Её и моей жизни. Какой я дурак!!! Боже спаси меня… Нет это не возможно.
Утром я сказал Наяне, что люблю Её. Она РАСХОХОТАЛАСЬ и сказала, что я – наивный дурак. Они с подружками поспорили, сколько Ей понадобиться времени, чтоб я потерял голову. И, действительно, наивный дурак. Как я мог…
Я собрал все деньги с сегодняшнего проката, снял квартиру на месяц.
Вечером она шла домой одна… Темно в ноябрьский вечер, словно зимой, но на улице лужи, а с неба второй день льет дождь.
Я схватил Её поперек туловища и затащил в подворотню Мрачное такое место, во дворе давно нежилого дома. Наяна вздрогнула и начала вырываться. Я зажал ей рот рукой. Крепко, чтоб не пискнула …
Что я наделал???
Я оставил её в том нежилом доме, связав. Она ревела и вырывалась, когда я… Поэтому я ударил её …
Лучше б я остался с Желанной. Карие глаза кобылицы никогда мне не врали…В отличии синих глаз Наяна. Она просила меня не трогать Её, но я был на пределе и уже не смог остановиться…
Я оставил Её. И пошел в снятую мной квартиру. По дороге я зашел в известный мне из уличной жизни притон и купил там много таблеток… Теперь осталось только одно…


– Два преступления раскрыты, – сказал офицер стажеру, – помнишь изнасилованную вчера девчонку? Так вот это он…

В едва освещенном луной деннике стояла старая гнедая лошадка и горько плакала, сожалея о двух душах. Она прокатила обоих на своей слабой спине, порадовав напоследок несмышленышей.
 
Хры, последний сих класный! :D да и не токо последний! :wink:
 
супер! просто молодец! грустно, страшно, может даже жестоко, но зато правдиво.иногда в жизни остается слишком мало отдушин.
 
Начало не о лошади, но продолжение о ней... Этот рассказ я назвала "Черный", быть может по мере написания следующих глав, название поменяется, а теперь критикуйте:

Глава1

Голые ветви деревьев тянулись к небу, застланному серыми тучами. Подтаявший снег создавал атмосферу дома, в котором начали, но еще не успели закончить уборку, и всё же начинался праздник света. Веселое пение, недавно прилетевших птиц, создавало ощущение легкости, безмятежности, но только для тех, кто находился на свободе, для нас же, заключенных Вердворской тюрьмы, лето не приносило никакой радости. Весенняя «уборка» очистит все тюрьмы города. Нас отправят либо на каторжные работы, либо повесят, поэтому, когда у других людей были праздничные и торжественные лица, наши становились всё мрачней. А сидел я, впрочем, за любовь к родному городу. По крайней мере, мне так казалось.
Однажды в ненастный денек я решил прогуляться, и вот незадача: этого же захотелось и нашей «прекрасной» царевне. Юная амазонка в штанах и с мечом при бедре, сидя в седле по-мужски, скакала во весь опор по центральной улице города. Как в таком чуде-юде признать нашу степенную правительницу, которая, как мне казалось, и ездить то верхом не умела! Я, поймав повод, остановил лошадь. Вообще-то лихачество в нашем городе было запрещено, и поэтому на правах воина, ответственного за жизни людей, я пригрозил ей, мол, не степь тебе, галопом по новенькой мостовой. И городу убыток, и покалечить кого можно. Она извинилась и пообещала, что больше не будет так делать. И довольные мы направились каждый в свою сторону. На следующий день я, уже верхом, отправился на охоту. Путь мой лежал, как ни странно, всё по той же улице. Я был ошарашен, увидев ту самую девушку на коне, которая вновь скакала тем же аллюром, что и в предшествующий день. Она вынужденно притормозила, мой конь преградил ей дорогу. Теперь я не намерен был её просто отпустить. Злость и презрение к людям, которые не дорожат чужими жизнями, душили меня. Я отругал её последними словами, самыми гнусными, которые только смог придумать, она глянула на меня снизу вверх, просверлила во мне огромную дыру, и громким властным, но не кричащим, голосом позвала стражу. Прошел месяц прежде, чем я понял, что облаял свою благодетельницу. Вот тогда я взревел лютым волком, все же своих правителей я любил, как родителей. Было очень больно и обидно, а сердце ныло при воспоминании о тех страшных словах, что я наговорил ей. Но сделанного не воротишь, и я страдал. Я знал, что заслуживаю наказания, но не верил, что такого жестокого. В одно мгновение я из великого воина, призванного защищать закон, превратился в нарушителя порядка и осквернителя святости вождей. Нет хуже наказания, я был готов к смерти, и безропотно ждал её. Но не суждено мне было погибнуть на плахе или в горной шахте.
Мной заинтересовалась сестра той самой амазонки. Вот это вправду была красавица, каких свет не видывал. Ровный цвет лица, прямой нос, большие карие глаза, густые каштановые волосы. Она вызвала меня к себе во дворец.
Я был крайне удивлен и обрадован. В разорванных грязных одеждах не бритый, не чесанный, я напоминал себе дикаря, на неё же я произвел, явно, другое впечатление. Она оглядела меня с ног до головы, похмыкала, поулыбалась, задумчиво морща лобик, потом сказав, чтобы я ждал, ушла.
Час прошел, два прошло, три прошло, я пропустил обед. Ещё час, потом еще один и ещё, я пропустил ужин. Живот мой яростно «вопил», кроме этого мне не давали сесть, за всё время мои ноги затекли, я тихонько, незаметно от других разминал ступни, покачиваясь с пятки на носок. Пришла ночь, а я всё ещё стою, про меня явно забыли. Грустные мысли одолевали меня, ночью все дневные беды становятся невообразимо огромными, неразрешимыми, грядущая смерть подавляет своей неизбежностью. Я ещё молод, жизнь только начинается, боль и тоска разъедают душу. Как много я мог ещё сделать, но… Пропел первый петух, а я всё ещё стою. Когда взошло солнце, в палату вошла моя мучительница. Её большие каре-зеленые глаза распахнулись от удивления:
– Ты всё ещё здесь?
– А где мне ещё быть, государыня, – её короткая память стоила мне бессонной ночи, обеда, ужина, и завтрака.
– Разве я тебя вчера не отпустила?
«Глупая, стоял бы я в палате целую ночь на пролёт, если бы ты мне разрешила уйти» – подумал я, а вслух сказал:
– Нет, государыня.
– А мне показалось, что да, - она вновь задумалась, почесала высокий лобик и вышла, – жди, – шепнула она напоследок.
Время идет, я пропускаю второй обед. Ноги начали дрожать и подкашиваться, я сел на пол и не заметил, как задремал. Проснулся я на восходе солнца, минут пять стоял, ничего не понимая. Когда память вернулась ко мне, я страстно пожелал смерти этой противной девчонке. Желудок настойчиво требовал пищи, горло – воды, разум – нормального отдыха. В тюрьме жилось лучше, там, по крайней мере, давали спать и есть. Когда я твердо решил уйти без спросу, дверь распахнулась, и вошел мой кошмар. Её удивление хлынуло через край.
– Опять ты!!!
Я церемонно поклонился, дескать, ваш покорный слуга, чего изволите.
– Я же сказала тебе вчера, иди!
Я ещё раз поклонился и пошел, презрительно щурясь. Рука моя не успела коснуться спасительной ручки двери, когда сзади меня раздался властный голос:
– Хотя… стой, – я вернулся на своё прежнее место, – подожди чуть-чуть.
Я одним прыжком прыгнул к креслу, напугав бедную девочку до полусмерти, и грозно рыкнул:
– Чего? Я жду тебя вторые сутки, я хочу есть, спать и у меня от стояния и «ждания» болят ноги!!!
– Ах, вот в чем дело, сейчас сделаю, - она громко хлопнула в ладоши. Стража, признав во мне преступника, который осмелился посягнуть на жизнь великой правительницы, сбила меня с ног и в миг скрутила.
– Отпустите его, отпустите, - железные пальцы разомкнулись, я вновь смог дышать, - неси всё, что есть на кухне.
Я в самой унизительной позе корчился на полу, пытаясь протолкнуть в легкие хоть немного воздуха. Она лишила меня последнего, что я имел: воздуха и достоинства. Ей вроде хотелось утешить меня, но брезгливость пересиливала все благородные чувства, присущие ей. Я уже немного оправился, когда в палату внесли огромный стол и пару дубовых лавок.
– Ты можешь есть, - она красивым жестом указала мне на лавку. Я сел, глянул сперва на пустой стол, покрытый скатертью, потом на царевну. Лицо девушки заволокла пелена печали, она не видела меня, не видела палату, она явно была где-то в другом мире. Желудок мой, не видавший пищи с позавчерашнего утра, громко заурчал. Этот звук заставил девушку вздрогнуть.
– Ты уже закончил?
– Э…, я не начинал.
– Как? Странно, а мне казалось…
Я, испугавшись, что вновь потеряю её, потребовал обещанной пищи. Она хлопнула в ладоши, из двери пошли караваны слуг. В одно мгновение стол заполнился разнообразными яствами. «Ради этого можно ждать и три ночи» - думал я, отрывая толстую ножку гуся. Подчистив добрую половину стола, я вдруг застеснялся своей невежливости:
– Госпожа, а Вы?
Юная царевна, будущая правительница, истинно царской походкой подошла к столу, придвинула к себе тарелку с перепелами и, отломив малюсенький кусочек мяса, отправила его в рот.
– Почему ты такой грязный?
Я поперхнулся бараньим боком. «Чего она ждала? Чтобы в тюрьме узникам ставили горячие ванны?»
– Не имел возможности помыться.
– А хотел бы?
Думать было не о чем, ночные видения в виде лоханки полной воды мучили меня с первых дней пребывания в заключении.
– Очень…
Она в третий раз хлопнула в ладоши. И меня повели в баню. Настоящую, с горячей водой и березовыми вениками. Я парился, потом терся, потом снова парился, и снова терся, до тех пор, пока не содрал с себя всю кожу. После мне разрешили причесаться и подстричь бороду. Я посмотрел на себя в отполированную пластину металла. Оттуда на меня смотрел молодой аккуратный мужчина, а не разбойник, который только и может, что убивать да калечить. В новой рубашке и чистых портах я предстал перед царевной. Она никак не могла узнать кто я такой, и зачем здесь стою. Она всё хмурила брови, кожа на лбу собиралась в мелкие морщинки.
– Ты кто, - наконец выдавила она.
– Я? Узник вашей тюрьмы, государыня.
Она, видимо, признала меня по голосу:
– Что делает с человеком вода – мать всего сущего…
Я, выждав должную паузу, спросил её о том, что так мучило меня всё это время:
– Государыня, простите мне мое невежество и не велите казнить за глупые слова, дозвольте лишь спросить?
Она, пребывая ещё в шоке от чудесных свойств воды, ножниц и расчески, не услышала меня. Я повторил свою просьбу ещё раз.
– Да, конечно, - рассеянно сказала царевна.
– Зачем Вы позвали меня?
– Я вижу, что ты достоин и теперь могу рассказать тебе всю правду. Видишь ли, Мой отец не желает отдавать меня, старшую дочь, за кого попало, ведь Мой жених будет правителем всего государства Вреаллы. И батюшка, будучи слишком умным, сказал, что я выйду замуж только за того, кто побьет Красного Дракона.
– И что, нет желающих?
– Как раз наоборот, желающих слишком много.
– А я тут причем?
– Я не хочу выходить замуж за кого попало, хочу по любви.
– А я-то тут причём? – «Неужели она считает меня героем достойным стать правителем страны?!»
– Есть у меня друг, мил он мне, и я ему, - «Каму такая не мила будет, да ещё с таким-то преданным»- между тем думал я, а она продолжала, - может видел когда, Илгом зовут.
– И в чём проблема? - Илгу знали все, здоровый детина, очень хорош собой, любого дракона в узел завяжет, - он справится с заданием.
– А вдруг нет, что мне тогда делать. Ты должен сходить за головой этого Дракона и отдать её Илге.
– Просто сходить и взять, что может быть проще! Но есть ещё один малюхотный вопросик, не вели казнить, что мне за это будет?
– Во-первых: свобода, во-вторых: деньги, много денег, много золота!
– Если я выйду за ворота, а со мной будут деньги, надеюсь, налегке ты меня не отправишь…
– А ещё броня, вооружение, боевой конь и пара заводных.
– … тем более. Что будет служить залогом, что я вернусь?
– Твоя честность.
«Хочет от преступника честности, совсем от любви свихнулась!»
– Моя сестра, – после этих её слов стало всё ясно, сестра рассказала ей о неком воине, сидящем в их тюрьме, который, якобы, отличается смелостью, честностью, кроме этого способен выговаривать самой царевне о её недостатках, причём в очень грубой форме. Это всё объясняло. Просить кого-то из свободных нельзя. Кому захочется рисковать головой ради золота, всё равно больше, чем в козне не заплатят, проще принести голову и самому сделаться царем. А ведь может оказаться и доносчиком, расскажет батюшке, что тогда? Из тюрьмы - другое дело, никто не хватится единственного узника, а умрет по дороге и не жалко. Терять мне было нечего.
 
Глава 2
Из палат царевны я, через потайную дверь, отправился в оружейную, где меня уже ждал специальный слуга. Он выволок всё оружие на огромный стол рядом с наковальней. Там были мечи: кривые сальфинские, короткие и длинные рыцарские; легкие сабли, огромные секиры, тяжелые цепи, исполинские алебарды, катаны, рапиры, мечи-ножи и много другого добра, у которого не было названия. Я долго рылся в этой куче, подбирая клинок по руке, но всё было либо легко, либо тяжело, либо непривычно, хотя я умел, как приличный воин, сражаться любым оружием, но страсть у меня была одна: длинные карефульские мечи, их в стране было три штуки, каждый имел имя. Мою прежнюю подругу, меч-спату, звали Ирейли, за звонкий нрав и необыкновенную легкость для клинка такого размера. Я осторожно поинтересовался у подмастерья, ни к ним ли привозят дорогое оружие, конфискованное у преступников. Оружейник-мастер утвердительно кивнул, сердце маё застучало чаще, уже взволновано я спросил о спате. Оружейник странно посмотрел на меня:
– Твоя, что ли красавица?
Я тяжело вздохнул и подтвердил его догадку.
– Повезло тебе. Завтра придет покупатель... Но вижу, хороший ты человек, - мастер положил огромную руку на мое плечо, – отдам я тебе её, для меня важно в хорошие руки, – он посмотрел на мои немаленькие кулаки, – у тебя не заржавеет, часто в крови купать будешь. Не место ей в коллекции на стене висеть. Всегда сердце ломит, когда клинки уходят к лентяям, лежебокам и им подобным собакам. Всех их в лес и горы к троллям, – выругался он и шагнул в соседнее помещение. Оттуда он вынес мою Ирейли и вараненую кольчугу. Я сердечно поблагодарил мастера. Накинул железную рубашку, ощутил приятную тяжесть, перекинул ножны с мечом за спину, к поясу привешал пару швыряльных ножей, за голенище сунул длинный кинжал. Поклонился оружейнику в пояс и вышел через секретную дверь в мрачный коридор, по которому и добрался до конюшни.
Я впервые был в царских конюшнях. Ряды денников уходили в неведомую даль. Кони стаяли один другого лучше. Сытые, здоровые, с лоснящимися боками. Конюх с недоверием оглядел меня, я показал ему царский перстень, он ещё раз смерил меня взглядом, прикинул рост, вес, хмыкнул в усы и долго водил меня по проходам конюшни, в которых на развязках чистили коней. В конце концов, он решился, подвел к деннику, который почему-то был окован железными пластинами. Внутри стоял зверь пегой масти. Высокий, с точеными ногами, он лихорадочно прядал ушами и бил ногой в пол. Он был целиком черный, только грива, хвост, сапожки и отметина на холке были белыми. Конюх растянул губы в улыбке:
– Давно не знал кому сплавить, не слушается, скидывает всех. Ты, я вижу, паря не промах, справишься.
Я рассеянно кивнул, с лошадьми ладить не умел и не любил. Помощник принес сбрую, предоставляя мне самому седлать коня. Это и вправду оказалась тупая и злобная тварь, не упускающая не одного случая укусить, лягнуть, пнуть, боднуть. Я покрылся синяками, пока смог собрать его. Вывести его из конюшни оказалось делом ещё более трудным. Он упрямился, то вставал на дыбы, то порывался бежать, то высоко вскидывал голову. Меня кидало из стороны в сторону, но я уже твердо был уверен, что возьму его. Странная тяга возникла между нами. Я чувствовал его буйный настрой, и меня это радовало, я хотел скорей унестись в поле на простор, чтобы ощутить под собой всю мощь коня, проскакать, не останавливаясь, всю страну. Я запрыгнул на могучую спину и слился с лошадью. Я чувствовал себя кентавром.
– Вы созданы друг для друга, – тихо шепнул конюх.


Я ехал по проселочной дороге, погруженный в свои мысли, конь не желал идти шагом и бежал сокращенной рысью, от чего тяжкие мои думы перемешивались в одну общую кучу, я никак не мог понять, почему я начал думать об этом и кончил – о том.
Все знали, что Красный Дракон есть, но где он есть никто сказать не мог. Я, руководствуясь собственными рассуждениями и интуицией, поехал в сторону ближайших гор. Путь лежал далекий, ближайшими горами были Каменные (всегда поражало их название), находившиеся почти в ста сорока милях от столицы.
Своего коня я назвал Буяном за дикий нрав и непокорность, порой мне начинали надоедать его выходки, тогда я злился и начинал его гонять, чего, впрочем, тот и хотел. Утомить его было крайне сложно, практически невозможно. За счет этого скорость передвижения была высокой. Почти сорок миль в день. Таким образом, благодаря Буяну, я должен был доехать до гор за четверо суток.
Местность, окружающая меня, была пустынной. Изредка встречались раскидистые деревья, выросшие на приволье, они были невысокими и коряжистыми. Трава при маленьком росте была очень сочной, Буян на привале так наедался, что иногда даже не мог бежать. Короткий отдых от его рыси очень радовал меня.
Сел и деревень я старательно избегал. Ехать приходилось окольными, малоезжими путями, отчего я за двое суток пути ни разу не встретил разбойников.
На третий день я въехал в дубраву. Толстые стволы, по три – четыре метра в диаметре, увенчанные шикарными шапками листвы. Я любил такие леса: светлые и теплые. Они кажутся родным домом. Эту ночь я решил провести в этом месте. Я долго и придирчиво выбирал поляну для стоянки. Наконец пришел к небольшому звонкому ручейку, окруженному высокой травой, которая сразу привлекла внимание Буяна. Расседлав коня, я пошел собирать сухие ветки для костра, что оказалось делом не легким. Я ходил никак ни меньше часа, а когда вернулся, понял, что кто-то роется в моих вещах. Поправив перевязь с мечом на спине, я стал наблюдать за непрошенными гостями. Буян храпел и брыкался, удерживаемый сильной рукой. Человек, державший его, громко ругался, грозясь прибить непослушную тварь. Я громко свистнул, зная, как это пугает коня. Тот резко вскинулся в полную свечу, увлекая за собой вора, намотавшего повод на руку. Другой грабитель повернулся в мою сторону. Метательный нож воткнулся в ладонь его правой руки. Я выскочил на поляну, извлекая со свистом Ирейли.
– Мужик, успокойся. Мы уйдем и никогда не вернемся, если ты нас отпустишь, - прохрипел разбойник, который никак не мог успокоить взбесившего Буяна. «Молодцы против овец», – с презрением подумал я. Другой разбойник безуспешно пытался вытащить нож, который, пробив ладонь, воткнулся в дерево. Я подошел к нему, он съёжился от страха, глаза зажмурил, но свободной рукой упорно вытаскивал крепко застрявший в дереве нож, по стволу обильно текла алая кровь. Я ухватил за рукоять и дернул. Лезвие легко вышло. Разбойник упал на землю, застонав от боли. Мне стало жаль его, от хорошей жизни ворами и убийцами не становятся. С другой стороны здоровый крепкий мужчина всегда найдет достойную работу. Хотя… чужая жизнь потемки. Я принял повод беснующего коня.
– Идите, и чтобы я вас больше не видел!
Вор мигом подхватил раненного и, уже исчезая под покровом леса, крикнул мне:
– Будь уверен… Ха-Ха…
Настроение было испорчено. Хорошая погода и красивое место больше не радовали меня. Я знал, что в своем городе я такой же изгой и разбойник, как они. Я больше никогда не смогу жить в своем доме на правах хозяина. «Мир огромен, если я останусь жить, то поеду куда-нибудь, на юг или запад. Новые королевства новые законы, а лучше вообще уплыву за море к Великой Реке в Пустынный Край. Если останусь жить… Шанс один из миллиона» - горько думал я. Вот с такими не весёлыми мыслями я и встретил приход ночи, а затем и рассвет. Теплый лошадиный бок мерно вздымался. Буян громко храпел, должно быть, простудился. «Этого ещё не хватало». Злость душила меня, придется заезжать в деревню. Бедный конь едва встал, он и вправду был не весел: не кусался, не сопротивлялся, просто покорно стоял. Я бережно заседлал его и навьючил тюками, к седлу приторочил меч, а сам повел его вповоду, жалея животное. Но и эта моя жертва не помогла. Буян хрипел и кашлял. Я снял меч и часть вещей. Через пять часов ходьбы, он начал спотыкаться, мне пришлось расседлать его и нести всю сбрую на себе. Конь с благодарностью потерся о мою щеку.
Впереди маячили недалекие горы, по моим расчетам сегодня мы должны были быть там. Чтобы это сделать, я должен был сесть верхом. Но за короткий срок, что провел с Буяном, я успел полюбить коня. Я никогда не смог бы загнать его. Ещё через час впереди показалась небольшая деревня.
Всего восемь домов стояло на краю берёзовой рощи. Старик сидел на завалинке ветхой избушки.
– Здравствуй, дедушка, - миролюбиво поприветствовал я.
– И ты будь здоров. Далеко ль путь, страничек, держишь.
– Далеко. Дед, можно у тебя спросить?
– Ну, спрашивай, страничек, спрашивай.
– Видишь ли, дед, у меня заболел конь, есть ли у вас лекарь или волхв, что может помочь.
– Невесел друг твой, что-то и впрямь, голову повесил. Давай, что ли, я прям и посмотрю, – я подвел Буяна к старцу. Тот долго щупал ему нос, заглядывал в рот, уши. Прикладывал своё ухо к груди коня. Против обыкновенного Буян стоял, боясь шелохнуться и нечаянно повредить старцу, он чувствовал доброту, исходящую от деда.
После долгого осмотра старец покачал головой.
– Плохи твои дела, страничек, необыкновенная зараза в нём. Кто-то специально отравил его.
Сердце моё тяжело бухнула пару раз и вовсе остановилось.
– Что делать, дед. Помоги.
– Я знаю противоядие, но на твою беду, достать его ой как не просто.
– Я всё сделаю, говори, - Я упал перед ним на колени, схватил за руки, - говори, ГОВОРИ же ты!!!
– Успокойся, страничек. Время есть… хотя его мало. Когда утром взойдет солнце, конь твой вздохнёт в последний раз.
Я оглянулся на багряный солнечный круг, который медленно и неотвратимо поглощался землей. Руки мои затряслись, я посмотрел на Буяна, тот стоял, по своей привычке, опустив голову между передних ног, но глаза его изредка закрывались от боли, он переставал дышать, лишь тихонько стонал.
– Что мне делать, - я встряхнул старика за плечи.
– Сходи к старухе, вон на том холме её дом, у неё есть противоядие. Если сможешь её уговорить и успеешь вернуться к рассвету, твой конь будет жить. Попроси у неё крын-травы.
Когда он закончил свою то и дело прерывающуюся речь, я сорвался с места. Должно быть, я бежал быстрее Буяна, холм разрастался и приближался, делаясь всё более устрашающим. Силы покинули меня, но я не останавливался. Я карабкался, обдирая ногти, срывая кожу с ладоней, до крови прокусывая губу, но не останавливался. Я не слышал ничего, кроме своего надорванного дыхания, но не останавливался. Я понял, что сил на обратную дорогу не хватает, а если смогу вернуться во время, то упаду замертво, отдав противоядие… я не останавливался…
Выскочив на верхнюю площадку холма, я увидел небольшую избу. Добротную, крепкую и, видимо, недавно построенную, окруженную высоким забором. На огромных воротах висел пудовый замок. Я взвыл волком и начал от бессилия долбить кулаком по дубовым доскам, громко, крича и обвиняя богов в несправедливости мира.
– Чего, милок, так ругаешься, Боги ни в чем не виноваты, как и мои ворота, что стряслось?
Я кинулся к ней, обнял за ноги и стал умолять дать мне крын-травы. Она покачала седой головой, почмокала беззубым ртом.
– Понимаешь, милок, сильный это яд, зачем тебе он.
Я вкратце объяснил ей. Пропел первый петух, я стал её умолять. Глаза её потемнели.
– Придешь, когда коня вылечишь, - я рассеяно кивнул, чувствуя, что небо начинает понемногу светлеть. Она сунула мне в руку свёрток. Я, больше не теряя ни секунды, кинулся вниз. Всем известно, что под горку легче, чем в горку, но явно не в этом случае. Позже я никак не мог вспомнить, как спускался и каким чудом не переломал себе ноги. Должно быть, короткая передышка на горе и надежда на спасение единственного друга дали мне сил.
Я отдал крын-траву старику, он сунул её под нос Буяну, который за ночь похудел так, словно не ел неделю. Конь тяжело вздохнул и начал неторопливо жевать сено. Ничего не произошло.
– Помогло?
– Если дышит, значит помогло.
– Я обещал старухе вернуться, - тихо шепнул я.
Старик отшатнулся и глухо застонал.
– А я думал, как она тебе дала эту траву? Кто знает, может было бы лучше, если бы этот конь умер…
– Нет, – я сел около Буяна, он доверчиво положил свою голову мне на колени, – он должен жить. Я чувствую…
 
Сверху