Рассказ "Один день"

Отличный рассказ! :) Читается легко и понятно!
Поскорее бы узнать, что там дальше! :writer:
 
Спасибо!

14

Давно я не ездила без седла. Ноги сами собой судорожно сжимают бока Парада. Одна надежда, что маховая в два гита, и правда, должна была его успокоить. Вот черт, и угораздило же кого-то воткнуть машину возле эстакады, да еще в самом узком месте, напротив кучи опилок. «ГАЗ-53», наверное, тот самый, совхозный. Этого мне только не хватало. Жеребец уже насторожил уши.

- Давай, давай, ничего тут страшного! – подталкиваю его пятками.
Парад косится на машину, бочит, забирая все ближе к эстакаде, прямо на опилки, но идет.
- Ну и все, вот какой молодец!
Ободряюще хлопаю коня по шее. Повод не ослабляю - неизвестно еще, что будет на дорожке.

Навстречу идут Дима Бочкин с Сережкой – обедать пошли.
- Этого же вроде махали только что, куда ты на нем?
- Ага! Напоили его. Шагать поехала.
Сережка скорчил сочувственную гримасу.

На дорожке уже никого. Нет, в дальнем повороте шагается кто-то в качалке. Парад идет, как ни в чем не бывало. Сначала я присматриваюсь к нему, готовая в любой момент вцепиться в повод, но постепенно успокаиваюсь. Хорошее все-таки дело маховая...

Хребет у Парада неуютный, острый какой-то. Но пять кругов даются мне, как ни странно, легко. Если бы еще не урчал пустой живот.… К третьему или четвертому кругу я уже совсем осмелела - вовсю размахиваю ногами, и даже решаюсь время от времени откидываться назад и опираться рукой о круп жеребца. Ну что, можно и домой, вроде высох. Под фуфайкой сыро, но это, наверное, ничего.
Спрыгнув с коня, я едва не упала – ноги как ватные, а подошвы тут же отзываются резкой болью.

Ковыляю в конюшню. Певун встречает нас оглушительным ржанием, прыгает на дверь, скалится, будоража соседей. Парад в его сторону и не смотрит, тянет меня к своему деннику. На шум вышли Ольга с Альбиной.
- Отшагались? - Альбина сладко потягивается и зевает.
- Спали вы, что ли? Покушать мне оставили? А то я сейчас овес есть буду.
- Иди, посмотри, булка точно была… Чай остыл давно.

(продолжение следует)
 
15

На столе, усыпанном крошками, и вправду обнаруживается мешочек с приличным куском сдобной плетенки. Холодная заварка в литровой банке покрылась радужной пленкой. От сала, конечно, остались одни шкурки. Зато на блюдечке лежит целое вареное яйцо, а у меня в пакете есть еще два бутерброда с сыром.

В тренерской жарко, батарея шпарит так, что можно обжечься. После еды неудержимо хочется спать. Нет, наверное, сейчас Федоровна с обеда вернется. Надо кормить оставшихся лошадей, да чистить начинать.

В манеже Слава мудрит над колесами, разложил на брезенте кучу всякого хлама.
- Думаешь, их сделать еще можно?
- Сделать все можно. Тут вот восьмерку поправил, и трех спиц всего не хватает.

Кот Шнурок на мое «кыс-кыс» не отзывается. Весна, ищи-свищи кота. Сорренто умильно скалится и крутит носом, не переставая облизываться. Отдаю шкурки от сала ему и выхожу на улицу. Ага, вот и Шнурок. Бежит вдоль конюшни, то и дело останавливаясь и брезгливо отряхивая белоснежные лапки. Еще и на спину ему, бедному, капает с крыши. Кот вопросительно смотрит на меня.
- А все, нету! Шляйся больше. Птичек вон лови.

Бросаю газету с мусором на навозную кучу, спугнув стаю голубей, и возвращаюсь в конюшню. Сашка отбивает денник, Альбина чистит Имитатора на развязке.
- Ты кого еще почистила?
- Рыжую и Певуна. Чарльстона смахнешь? И толстого своего, - это она про Толка. - Тигра тоже можно, наверное. Попону я сняла с него.
- Ага, посмотрю. Кормить пора их?
- Давай, напои, я сейчас ему ноги обработаю, и кашу раздам. Анька куда делась у нас?
- Куртка ее лежит. Здесь где-то.

Лошади выпивают по два ведра. Скворчик надолго задумывается, не поднимая головы, потом вздыхает и продолжает цедить потихоньку. Слышен звук сыплющегося овса – Тигр опять выбрасывает кашу в проход.
- Тигр, с-скотина! – страшным голосом кричит Альбина. – У-у, получишь у меня!
Решетку над кормушкой Тигра давно забили металлическим листом, но он все равно умудряется прижимать овес мордой и тащить его наверх.

(продолжение следует)
 
Очень нравится. Лучший рассказ из всего форума, имхо. Нету ни несчастных покатушечных лошадей, ни призов с местами... Хорошо! :ik:
Но Horse Ridish права, нельзя так. Сала хочется.
 
Primary, мне вчера приснилось, что я захожу в "творчество", а тут продолжение "одного дня" :) Так нечестно! :roll:
 
Оксан, где продолжение?! Народ жаждет "Одного дня"! Порадуй нас, ведь праздники!
 
Всем спасибо!
Продолжение, а может, и окончание, будет, и может, даже до праздников, посмотрим.

Про сало - исключительно из жизни! Вам-то ничего, а я ведь его ела! :D

Флаундер, мне самой нравится :wink: , но про лучший рассказ - это ты загнула, ты навряд ли все здесь перечитала. 8)
Про покатушечных лошадей - правда, не писала и не собираюсь.
А вот про призы с местами я писала уже. Такое читала?

viewtopic.php?f=10&t=45139
 
Читала, как же! Жаль твоего Флажка. Кста, стихотворние 13 лет мне понравилось, даже подумала, почему ты не стала писать стихи дальше. Потом решила, не пишешь - жаль, но твое дело. вот уж в творчество вмешиваться посторонним - вамое последнее дело, имхо, разве сто покритиковать. Куда ж мы без этого (шутка)? :lol:
 
16

Вывожу на развязку Чарльстона. Заклейки от седла легко снимаются и без скребницы, а вот пыль … Прохожусь щеткой по каждой стороне дважды, пытаясь пригладить взъерошенную темную шерсть, но толку мало - шея и круп все равно будто присыпаны мукой. Протираю жеребца влажной суконкой. Это ненадолго, но сейчас хотя бы видно, что лошадь чистили. Заплетаю несколько косичек - грива у Чарльстона лежит плохо, упорно распадается надвое неровными прядками. Пробегаю пальцами по тонким сухим ногам, прощупываю под щетками – мне чудятся какие-то корочки. Нет, просто грязь…
- Все, можешь валяться теперь, - ухмыляюсь я, отпуская коня в денник.

Рамзес в соседнем деннике тут же бросается к перегородке, задирает голову к решетке и взвизгивает. Чарльстон прижимается к стенке, замирает, несколько раз со свистом, раздувая ноздри, втягивает воздух, ржет хриплым басом и бьет задом.
- Ну чего! Чего! Уймитесь вы уже! – я возвращаюсь и замахиваюсь на жеребцов недоуздком. - Ух, братцы… братцы- кролики…

Из сбруйной меня зовут. Ольга.
- Айда попоны переберем, найдем пострашнее, на Дурынду, сейчас грузить пойдут ее, - Ольга легко забирается под самый потолок, на деревянную перегородку, и садится на нее верхом.
– Лови!

На пол, поднимая пыль, плюхается стопка мешков и старых попон. Да, в основном они годятся только на суконки… Мы выбираем две почти целые, хоть и без половины застежек. Ольга отделяет несколько тюковых веревочек от пучка, замотанного за ручку двери.
- Вот тебе застежки. Очень даже пойдет. Они ж нам попоны не привезут обратно!

Я успеваю наскоро почистить Турандот, и ее забирают. Выхожу следом из конюшни, жмурюсь на солнышке. О! Вот и Анька! Ведет лошадь в синей зимней попоне - похоже, нам привезли кого-то. Анька всегда в гуще событий.
- Смотри какой! Двухлеточка! Здоровый, а?! – Анька возбужденно машет руками, пугая жеребчика, рот до ушей, глаза сияют.

Гнедой, с большой звездой на лбу, конек, действительно, крупный и высоконогий.
- А ты иди туда, там еще две лошади, привести надо. Троих привезли!
- Троих?
- Ага, классно, да?! Ты беги, беги, Федоровна сказала всех позвать. А они там для Дурынды машину делают.
По дороге соображаю, что места на три головы у нас нет.

(продолжение следует)
 
Давно ждала рассказа твоего авторства, и вот... Пропустила, когда он появился. Зато смогла сразу большую часть прочитать :wink:
Присоединясь к ожилающим продолжения :)
 
Невезучая, рада снова видеть тебя среди своих читателей. :D Прошу прощения за задержку - есть уважительные причины.

17

У конца конюшни встречаю Ольгу, тянущую за веревку упирающуюся рыжую лошадь. Эта, пожалуй, еще выше того, гнедого. Я останавливаюсь.
- Тоже двухлетка, что ли?
- Двухлетка! А перестроенный какой, глянь! Бросок кличка. Бросок! Шагом-то идти не хочет. На руках, что ли, я его до конюшни понесу?! У-у, замороженный!

Она треплет жеребца по морде, чешет лоб под отросшей челкой. Бросок прикрывает глаза и опускает голову.
- Откуда таких слонов пачками везут? – хихикаю я.
- Ничего, для тебя там одного поменьше оставили. Ладно, шустрила, пошли! – Ольга легонько подгоняет жеребца свободным концом веревки.
Тот даже не вздрагивает. Сначала вытягивает шею, насколько возможно, вслед за Ольгиной рукой, и только потом нехотя трогается с места, еле волоча по асфальту здоровенные копыта с новенькими подковами.

Две машины возле эстакады, как обычно, окружены толпой зрителей и советчиков. Прибавляю шаг. Альбина с Турандот в сторонке, возле самой дорожки. На насыпи, среди пожухлой прошлогодней травы, кажется, появились и крошечные зеленые листики – кобыла уткнулась носом в землю, не обращая внимания на шум. Слава забивает гвоздь, укрепляя доску над бортом. Федоровна, как всегда, тоже в машине - придерживает доску с другой стороны.

- Давайте, кто тут еще наш остался?
Федоровна поднимает голову.
- Ксюша, Плаката вон забирай! Смотри, аккуратней с ним, не спи!
Плаката задом выталкивают из машины, сводят с эстакады. Жеребчик крохотный, вороной, белоногий, с широкой лысиной. Слишком большая для него попона сползла набок, почти до самой земли.

- Чуть не пегий! А мелкий-то какой! – я удивленно качаю головой.
- Зато яйцы, глянь, какие здоровые! – ехидный голос у меня из-за спины.
Боря Кипельский, бригадир соседнего с нами отделения, невозмутимо щурится. Я краснею, но невольно кошусь на жеребенка.

С машины откликается Федоровна:
- Это, конечно, кому чего интересно!
Слушатели довольно ржут.
– Он ишо вам всем тут чих-пых покажет! Мелкий!!

Я пристегиваю принесенную корду. Жеребенок косится на меня бешеным сорочьим глазом, тянет голову вверх. Недоуздка на нем два – один новенький, сыромятный, второй брезентовый, с подбитым войлоком ошейником.

(продолжение следует)
 
18

От второй конюшни меня окликает Женька Столяров. Стоит, привалившись к створке двери, лузгает семечки в кулак. Останавливаемся.

- Оксанка, ты у Федоровны работаешь, что ли?
- В смысле – работаю?
- Ну, устроилась к ней?
- А-а! Нет, я любителем…
- А я смотрю, ты с утра на дорожке?
- Ну да.
- Эх, вот мне бы таких любителей! Чтоб с утра лошадей тротили, и после обеда еще… Возились…
- Ладно, буду иметь в виду, если что, - улыбаюсь и трогаю жеребенка с места. Женька смотрит нам вслед.

«Ага, а ты будешь семечки грызть» - думаю я.
Плакат идет неуверенно, вздрагивая и оглядываясь по сторонам. Но ведь идет же, и чего Федоровна меня пугала… Я уже не так судорожно сжимаю корду. Мы доходим до нашей конюшни, и тут, при виде стройного рядка оглобель качалок, которые соседи выставили на улицу, жеребчик взвивается, храпя, и прыгает вбок, впечатывая меня в забор.
- Тш-ш-ш! Тихо, ну что, качалок не видал?

Отделываюсь ушибленным локтем. Навстречу нам трусит Сорренто, повиливая хвостом. От него Плакат не шарахается, но тянет меня вправо, обходя пса по широкой дуге. Нас встречает Ольга:
- Давай его в Скрипачкин денник.
- А ее куда дели?
- Вон же, к Сушке затолкали. Рыжему сейчас фуражную освободим. Айда, проходите.

Осторожно провожу Плаката мимо рыжего Броска. В деннике он принимается шумно нюхать оставшиеся от кобылы россыпи навоза. Подхожу к Просушке. Похоже, она не очень довольна новой соседкой – зажала щупленькую Скрипачку в угол и толкает ее крупом. Да, тесно им.

(продолжение следует)
 
19

Тихое поначалу пиканье будильника сдергивает меня с постели. Я нащупываю кнопку «Позже» - теперь есть еще целых десять минут. Зажимаю телефон в кулаке и обнимаю подушку, пытаясь вернуться в сон, туда, в конюшню. И вроде бы получается, да, вот два ряда денников, длинный проход, тусклые лампочки под потолком, потемневшая побелка и паутина… Так тихо и… темно, и я не могу увидеть ни одной лошади. И почему-то не могу оглянуться, вижу только эти решетки впереди и пустой проход… Я открываю глаза. Все, нужно вставать.

Кот, как всегда, свесив лапки, лежит на порожке ванной - ждет, пока я умоюсь, потом провожает до кухни, обметая хвостом мои ноги. Но сегодня я не обращаю на него внимания, и, неодобрительно муркнув, он возвращается на дочкину кровать – досыпать. Кашу я ем долго, но так и не переворачиваю страницу в раскрытой книге. Я снова и снова перебираю картинки из сегодняшнего сна, в груди то ли ноет, то ли щекочет, - так знакомо и так забыто...

«Газель» летит по темному проспекту, тормоза то и дело взвизгивают, а я забываю хвататься за спинку переднего кресла. «Господи, когда-нибудь он нас угробит», - привычно думаю я, но не перестаю улыбаться - мне снова снился ипподром.

На улице еще не до конца рассвело, а я уже на работе. Мы снова приехали первые - во всем здании не горит ни одно окно. Еще не раздевшись, включаю компьютер. Одной рукой стаскиваю сапог, другой ввожу пароли. Ого, у меня еще целых двадцать минут… Просматриваю почту – единственное развлечение перед началом рабочего дня. Но, не дочитав письма, я сбрасываю его вниз. Открываю новый документ и быстро набираю:

«На улице еще не до конца рассвело, а я уже у конюшни».

КОНЕЦ
 
***

Снова, снова бессонный пророк
Из каких-то забытых "вчера"
Жжет свой маленький злой костерок -
До утра, до утра, до утра.

И нельзя от него ускользнуть
Под прикрытие сомкнутых век...
В чем ты хочешь меня упрекнуть?
Я - такой же, как все, человек.

Я не больше других солгала,
И забот у меня - до бровей,
И кривые мои зеркала
Всех приличных зеркал не кривей.

В чем ты можешь меня уличить?
Мне и так уже - тысяча лет;
Я и так не боюсь отличить
Шепот сердца от зова монет...

Но опять замыкается круг,
И опять приближается срок,
И мой верный, безжалостный друг
Зажигает в ночи костерок...

Татьяна Дрыгина.
 
Сверху