Рождественское чудо.
Старая прокатская Кобыла тревожно вздрагивала во сне.
Она родилась в этой конюшне еще в те времена, когда через дорогу еще цвели поля, вместо ровных рядов коттеджей. С детства знала слово «надо» и принимала свою судьбу. Другой она и не видела.
Надо молча ждать до вечера маму с покатушек в городе. Надо работать на плацу дома и на выездах. Надо спокойно заходить в фургон и ехать катать не совсем трезвых людей в области, оставляя дома уже своих жеребят.
А если не сможешь, то за тобой приедет уже другой фургон, пахнущий чем-то страшным. Примерно так же, как соседка через три денника слева, когда так и не встала, рухнув и уснув прямо на плацу.
Вчера упала сама Кобыла. Не смогла пробегать третью смену. Перехватило дыхание, закололо в груди и ноги сами собой подогнулись. В хвосте смены тревожно заржала ее мать и Кобыла подорвалась на трясущихся ногах. Нельзя лежать! Надо дотрюхать вторую рысь под очередным новичком! Но ее расседлали и увели в денник.
Пришли две странные девушки. Они ни на ком здесь не ездили, только помогали. Прибрать в деннике, лишний раз почистить какую-то лошадь, угостить, а иногда, после смен, выпустить на плац погулять тех, кто промариновался дольше всех в конюшне. Ведь полей рядом давно уже нет...
Девушки спорили с хозяйкой, кому-то звонили, суетились. Что-то кололи Кобыле и пихали ей в рот...
Тревожный утренний сон прервал шум большой машины во дворе. Мать, стоящая напротив, изогнула шею, зажгла бесячьи огоньки в давно потухших глазах и начала копать. Дочь ее поняла. Обе лошади в молодости, зная слово «надо», славились драконьим нравом. Мать призывала не сдаваться и, пусть и напоследок, но как следует усложнить людям жизнь!
Толи лекарства вчерашние так хорошо легли, толи воззвание матери такую силу имело, но выводили Кобылу на двух кордах. Коневозчик был уверен, что его обманули, и повезет он сейчас не старую клячу подыхающую, а буйного жеребчину! Кобыла рвала и метала, рычала и хрипела! Еле загрузили!
...И еле выгрузили по приезду... Да, фургон был не тот самый, со страшным запахом, но все равно чужой. Выскочив из него на новом месте, Кобыла искала опасность и орала, бесновалась.
Слева, с полей, прискакали три лошади и удивленно переглядываясь, рассматривали прибывшую, пока одна из них не гугукнула что-то вроде:
- Ты совсем дура, или как?
Зайдя в чистую, светлую конюшню, в выбеленный денник с кучей соломы под ногами вместо навоза и охапкой сена в углу, Кобыла растерялась и притихла. Там было мирно, спокойно и тепло.
А утром на нее надели попону и отвели в детство и юность. В поле, где была, хоть и зимняя, но трава, росли кусты и покачивались деревья. И где в дали ее ждали другие лошади. Минут десять Кобыла стояла на месте, не в силах поверить происходящему, а потом неловко порысила к лошадям.
Под ее фото две девушки - волонтера, в одночасье ставших коневладелицами, написали
«Дарите лошадям пенсию!»
