Re: Будьте осторожны в своих желаниях. Они могут исполниться.
Карась.
Раньше мы каждое лето выезжали в деревню, в Гомельщину, Беларусь. Ох как мне там нравилось! Я ж с детства бредила собственным «домиком в деревне» - а тут почти свой (на самом деле родственников матери) дом, корова, речка, поездки в лес на «козлике», Мост через речку был очень интересный – перекинут через дюжину стоящих бок-о-бок лодок. Тогда они казались мне огромными - я могла спрыгнуть в лодку и спрятаться под балкой – сидением, места хватало. На этих лодках местные рыбаки устанавливали донки, и могла часами сидеть в ожидании звона колокольчика, оповещавшего наклевку.
И родителям было не страшно отпускать меня – шести-семилетнюю – в свободное плавание по деревне. Домой я заходила только обедать и ночевать.
Иногда мы – дети – устраивали масштабные игрища, что-то вроде казаков-разбойников; я была одна из самых младших, поэтому моей основной задачей было – как можно позже попасться в плен команде противника. Однажды братья спрятали меня в бочку с опилками (опилок было мало) и.. забыли.. А я ждала-ждала, пока меня найдут, и уснула в ней. Просыпаюсь – уже темнеет, а меня никто не ищет; пошла на разведку – а уже никто и не играет. Ох и обиделась я тогда..
Еще в деревне был Карась.
Впервые я его увидела на кладбище. Он стоял, запряженный в телегу, лениво отмахиваясь от мух; гнедой и лохматый, несмотря на жару, маленький жеребец (сейчас я думаю, что был он мерином. Но хозяин называл его – жеребец), типично колхозный, с короткой спиной и крепкими ногами. Челка и грива у Карася никогда не отрастала и смешно топорщилась пушистым ежом в разные стороны.
Бешеной тяги к лошадям в то время у меня еще не было – однако их было много в моих рисунках, игрушках; мой велосипед звали Алмаз – он был высоким серым статным конем! – но бешеной тяги еще не было. Она появилась позже, лет в десять. В тот раз я скормила Карасю полбуханки хлеба и торжественно доехала верхом на седелке до поселка с разрешения хозяина. Потом частенько бегала кормить Карася хлебом с солью на пастбище, и иногда мне доводилось проехаться на нем – конечно без седла и с веревкой в качестве повода и конечно неторопливым шагом – по единственной в деревне улице. Хорошо помню клубы пыли, поднимающиеся сзади нас – можно было пофантазировать, что мы несемся во весь опор.. на самом деле летом всегда было мало дождя и много пыли.
Все мои встречи с Карасем были обыденными.. одними из тех многочисленных забав, которыми дети умеют заполнять свой день. Кормежка Карася огромными яблоками, словно светящимися изнутри – такие у нас в Калининграде не росли – вставала в один ряд с играми, поездками в лес, попытками подоить корову; они не были чем-то из ряда вон выходящими.
Мы встречались с ним много лет. Какие-то года мы уже не ездили в деревню, но, приехав, я всегда встречала Карася. Тогда уже у меня началась «конемания», я уже уверенно ездила верхом (правда, только без седла. В седле научилась гораздо позже), спокойно относилась к попыткам других колхозных лошадей высадить меня или размазать мои коленки об забор или дерево (к слову сказать, сейчас я отношусь к своим коленкам гораздо более трепетно, а к высаживающим лошадям – гораздо менее лояльно), но на Карасе никогда не ездила быстрее, чем шагом. Я любила кормить его с рук, а он – облизывать мои руки; другие лошади никогда не облизывали мне руки, и эта привычка жеребца очень меня веселила. С годами флегматичный ленивый Карась делался еще ленивее; казалось, он смотрит на наш человеческий мир откуда-то из своего лошадиного мира, и принимает его снисходительно. Ездить на нем мне почему-то не хотелось, я воспринимала его как большое интересное животное, но не как лошадь. (Например, как корову – однажды в детстве я дружила с одной коровой – оказывается, они не такие тупые животные, как привыкли считать автомобилисты. Хотя, может, это была особо одаренная корова).
Хотя в тот период любовь моя к лошадям была потребительская – поскакать-поездить; мы даже брали по ночам в соседнем колхозе лошадей кататься – сейчас утешаю себя тем, что мы никого не угробили в то время.
В то время я уже знала, почему в Калининграде не растут такие замечательные сочные яблоки. Деревня была в радиационной зоне, образовавшейся после аварии на Чернобыльской АЭС в 1986 году, и все это время (19 86 -1991) жители получали некоторую дозу стронция.. плутония.. цезия.. в том числе дети, которых заботливые родители вывозили на лето в деревню «поправить здоровье».. Последние два года наше летние деревенские каникулы родители сокращали до пары недель, а году наверное в девяносто третьем было принято решение о ликвидации поселения. Деревню сровняли с землей и похоронили.
Получал свою дозу облучения и Карась. Говорят, что из Зоны было запрещено что-либо вывозить, в том числе и животных; их бросали вместе с домами и имуществом, - но в последний раз я приезжала в деревню лет в четырнадцать.. вернее, туда, где раньше была деревня, а осталась лишь пара деревьев и печь от школы. И кладбище.
Мы приезжали на кладбище, в родительский день – единственный день, когда местных жителей пускают в радиационную зону.
И я встретила там Карася – запряженного в телегу, лениво отмахивающегося от сонных весенних мух, лохматого, еще не перелинявшего после зимы.
Понапишут тут,уши развесишь,читая...
