Алёна часто говорила, что приезжает сюда, что бы увезти частичку этой удивительной атмосферы, ее взгляд на лошадиный мир всегда был ясным и радостным. Мне же не удавалось чувствовать себя спокойно, когда новые впечатления провоцировали колкий вопрос: «Почему выглядят иначе лошади, которых вижу я?»
У меня была лошадь, о которой нужно было думать. А мысли были уже невеселые. Глядя на гуляющих в поле лошадей, занятых своими лошадиными делами, я искренне радовалась, что мой конь растет в табуне и не менее искренне боялась, что когда придет время возвращаться в город, картинка нашей совместной жизни не сложится. Потому, что я не знаю для чего моему коню возвращаться на городскую конюшню. Потому, что я не знаю, что можно и можно ли вообще что-то предложить лошади взамен табуна.
С разрешения хозяев мы с Аленой пробрались в только что построенную конюшню. Из лошадей там пока был только мотоцикл. Пахло свежим строительным лесом и опилками. Снаружи конюшня была похожа немного на католический костел. Внутри же практически отвечала моим представлениям о конюшне. Увлеченно метались мы из одного угла в другой, обсуждая увиденное и пережитое, не менее увлеченно позировали нам мотоцикл, мешки комбикорма, деревянные и решетчатые перегородки денников. Заинтересованно заглядывал солнечный свет в еще совсем чистые окна. Хищно щелкали створки объектива, и попавшие в фотоаппарат живые лучи до востребования застревали в слотах памяти.
После всего виденного в городе, конюшня на шесть голов не могла не понравиться. Не помню, кто из нас: я или Алена высказал восторженное мнение, как хорошо бы здесь держать лошадь. Помню, что я в устах Алёны звучало оно даже более реально, чем в моих мыслях.
Мы с Алёной возвращались на Каланчу и после этой поездки, первой и наиболее памятной для меня. Эти приключения всегда были красочными, яркими, дарящими бурю эмоций, но оставались лишь приключениями. Катаясь на чужих лошадях по красивым местам, мы просто проводили время. Ничему не учили лошадей. Ничему не учились сами, но я, все равно возвращалась сюда, чувствуя какое важное место занимают эти прогулки в жизни подруги, особенно в преддверье переезда за границу.
Однако, говоря предельно откровенно, ездить на Каланчу я не любила: плотный налет грусти покрывал ощущения от наших походов до того, как они становились воспоминаниями, едва перестав быть реальностью. Глядя на сидящую в седле красавицу Алёну, я не могла не чувствовать, что она не живет настоящим моментом, а, скорее, переживает его, делая прошлым. Не получает новые ощущения, а стирает старые, повторяя испытанное однажды счастье быть с лошадью снова и снова, пока не потеряет оно значение и смысл, позволяя двигаться дальше. Почему-то любые острые ощущения: как отрицательные, так и положительные часто стремимся мы разделить с лошадьми.
Ездить на Каланчу я не любила еще и потому, что я и человек угрюмый и к лошадям отношусь скорее как к смыслу, которого в развлечении не много. На городской конюшне, был смысл: не придешь, не сядешь на лошадь – она будет стоять в деннике. Обстоятельства давали мне моральное право ездить верхом. Здесь ситуация складывалась по-иному: не приедешь – лошадь будет гулять в поле. В секторе моей ответственности за происходящее выбор был очевиден: садиться на коня нужно там, где от тебя меньше вреда, и радоваться тому, что отсутствие твердых убеждений по поводу лошадей и их жизни можно оправдать тем, что я рядом с ними неполных три года.
У меня тоже из всех параметров совпадает, что конь рыжий - получите, распишитесь))) Жду продолжения!
