Дневник прибрежного плавания

GnjjgS6W-rE.jpg
 
Последнее редактирование:
2. День два, КАРЕЛИЯ

Рассылка. Из всех рассылок, чиасло которых приближуется к двум десяткам, мартовские расслки я помню почти дословно. Каждую рассылку к 8му марта я делаю из Карелии. Почти тардиция.
Я сидела в огромном зале "Северной", смотрела на кружащийся снег, отражение хороводов люстр на бордовых стенах внутреннего двора, не голые, перепутанные ветви деревьев, украшенный старинными прозрачными люстрами, слушала музыку: подсознание комбинировало тексты, слова, идеи, людей, тенец позёмки, вкус кофе, продолжене путешествия, звонок Марианне, расслабление тела, логотипы, школы боевых искусств и флористов. Я оценила высоту окон метров в пять. Много пространства, приятный, спокойный декор, интригующий и возбуждающий желание оглянуться и остаться здесь. Но номера ни о чём - я жила здесь когда-то.

Потом я пошла на вокзал. Идти на вокзал не хотелось. Снег кружил, залетая под воротник, я рада был конному пальто и пушистой шапке. Утро, после сауны и завтрака, я провела у окна. Сидела и просто смотрела но озеро. Мы сделали ахрененно качественную рассылку по флористам. Великолепный, фанстатические фотографии я отсняла накануне в студии Тани, текст родился сам. Идея захватила меня и, несмотря на растянутость во сремени, была реализованна на одном дыхании и высшем уровне. Сегодня я всё пыталась понять, а в чём был прикол и что теперь делать со всеми этими ответившими флористами и на каком кураже продавать им идею сотрудничества с нами. Сработали мы с Марианной великолепно, идея была огонь, но сейчас казалась мне не то чтобы странной, а не особо понятной и не то, чтобы очень нужной. Ну да ладно. Какой-то смысл там безусловно был. Видимо он стоил такой проработки.

Моржно было бы сходить в спотрзал потянуться, но не хотелось. Вылезать из номера не хотелось совсем и я терпеливо ждала, когда же мне осточертеет прос то сидеть и я пойду потому что этот момент будет исчерпан. Я пошла в другую сторону, но всё равно оказалась на набережной. Путь к вокзалу затягивался. Я зашла в "Северную" пообедать, посокльку это был наимощнейший и единственный мотив выйти - билет можно было купить через интернет. Я купила себе юбку и новую пушистую кофту. Спускались сумерки.

И я поняла, что я не хочу ехать ни в какой Мурманск. Вокзал был совсем рядом. Знакомое состояние страха плющилось, утягивая и оттягивая, обижаясь, раздражаясь, тревожась и не находя себе места. Оставаться я не могла. Я купила билет. Делать было больше не чего. Нахрена мне Мурманск? Я два года мечтала об этом путешествии. Я не хочу. Хододно и мрачно. Я хотела поехать именно зимой. Чужой холодный город, в котором мне нечего делать. Я жила там, он не чужой. Я обещада себе это путешествие: я мечтала выйти из дома, сесть в поед и поехать по городам Севера, останавливаясь в каждым ровно столько, сколько потребует мгновеньте. Собственно так и получилось - я настолько заработалась, что ахренела, поняв, что февраль кончается. Я открыла инет и купила билет, я здесь.
 
На обратном пути мне позвонили из филармонии - за двадцать минут до начала концерта появился один билет на вечер Визбора. Светлый зал, все в платьях и костюмах, Полина в туристических ботнках, горнолыжных штанах, видавший виды потрёпанной толстовке цвета мокрого леса, конном пальто и шапке-ушанке. Из кармана торчит Хармс, в руках пакетик с едой и одежой. Огонь подготоваочка. В очереди в гардероб мне хотелось сказать бабашкам-одуманчикам: "я вам сейчас всё объясню". Я искала балкон, поднялась на какой-то этаж, подошла, рассматривая билет я подходила к стоящей у двери сотруднице филлармонии пытаясь задасть вопрос, как мне пройти на балкон или куда мне нужно пройти, но в голове в момент пожаления доброго вечера возник только один вопрос: "что я здесь делаю?". Мне иногда кажется, что люди читают мои мысли и отвечают на вопросы. которые я хочу задать, а не на то, что я проихношу - я уверена, что написано на мне было именно это, но мне так веживо объяснили как пройти на балкон, что я оказалась на своём месте в конце длинного балкона.

"Соврешенство достигнуто не тогда, когда больше нечего добавить, но тогда, когда больше нечего отнять". Не нуждался Визбор ни в оранжировках, ни в хоровом пение... Странно: его слова произнесённые другими людьми и смысл потерян. Я ушал после первого акта,но настроение поднялось. Я шла в готсинницу привычным путём - так я ходила когда-то домой на Ригачина, когда жила здесь - мимо большого театра, через мост, в "Зареку".

И вспомнила ту эйфорию, в которой всегда была и жида здесь. Причина была одна: здесь я могла быть собой. Здесь я была настоящей и всё было по-настоящему. Здесь я отдыхала от того, какой мне приходилось быть "там". И я поняла в чём причина: хорошо мне здесь больше не будет. Не будет потому, что теперь я "там" могу быть такой же нестоящей. Потому что это бл отдых от уродства. Наверное, варинтов раньше у меня не было. А сейчас есть. И хреново именно от того, что раньше я отдыхала от уродства, не имея возможности жить иначе, а теперь я могу. И отдыхать болье не получится. Каждое присутсвтие здесь лишь подчёркивает пропасть того, что "там" не так, как здесь. Чтобы оказаться на озере мне достачтоно расслабиться и закрыть глаза. Я давно могу возвращаться, я двано могу здеслать "там", как здесь. И теперь пребываение здесь - упрёк.

Ещё не сейчас, это ещё момент приянтия решения. Но я поняла - это оно. Я давно могу менять своей энергией и состоянием окружающее пространство и настроение. Я давно могу привнести "туда" всё, что есть здесь. Почему я не делаю этого? Согласие на уродство, возмодность бегства сюда и лень.

За десять лет многое изменилось. Изменилась я.
И дело не в вотсорге - пожалуйста, просто это игрушки. Можно играть в отчаяние, обиды, обвинения, в восторг, влюблённость, волшебство - это выбор. Я выбирала позитив. Но к релаьности он отношения не имеет - я поняла это в прошлом году.

Что имеет отношение и что происходит врелаьности - я стою на берегу своего собственного подсожнания. Всего того ,что составляет бэкграунд, что не осознаётся. Память, скрытая в глубине мозга со времён рептилий, воспоминания детсва, которые отлогосками и вспышками просачиваются скрозь ровный ток мышления. Мастабы объёма, котрый Я МОГУ воспринимать, осязать единовременно, я знаю это. Для обработки этой информации не подходят именюзиеся отлаженные процессы мышления, а подключать что-то ещё...

"Ты понимаешь, что можешь изменить свою жизнь - быстро и просто?" - спрашивала я друзей. И друзья предлагали пойти мне далеко и так же быстро. Теперь этот вопрос я задаю себе. Мне его задаёт молчащее озеро, всё то, что не осознаётся, но состяавлет для меня какую-то суть Жизни.

Смотреть на Север на равных - быть на равных это иметь высокую, естевтенную скорость реакции, как у животных, отличное состояние тела, здоровую психику, спонтанные реакции, лёгкий шаг и открытое пространство внутри. Всего этого не было и я приезжала сюда, как иностранец в Третьяковскую Галлерею.

Этот мир не требует восхищения, он предлагает тебе быть на равных - вот, что я поняла. И нехрена делать здесь, если ты - пасс. Не хрена делать и на лошади, и не надо брать в руки меч; не надо садиться в байдарку, если ты не готов встать на равных.
 
Последнее редактирование:
«Это состояние «выхода» явно имеет в системе древнееврейской литературы весомость символа: человек или народ должны «выйти» из инерции своего существования, чтобы стоять в пространстве истории перед Яхве, как воля против воли».
 
Последнее редактирование:
3. День третий ДОРОГА

День третий: бессмысленная активность. Привыкая жить в постоянной нагрузке, без неё начинает ехать крыша. Ходила по озеру, но не устала. Решила несколько рабочих вопросов – тоже не помогло. Полноценная двухчасовая тренировка или полдня за компьютером. А если отдых – то спалв, вот, что бы сейчас помогло.

Нормально всё. Просто перестать думать постоянно. Хотя стало лучше. Останься я здесь, я бы встретилась со всеми друзьями, сгоняла на Кивач и Ур, сходила на концерт кантеле, пошла в храм, посидела в «Сказке» за какой-нибудь статьёй и работой. Поездила бы верхом. У Иры или Алёны – по снежному лесу, снежному пляжу, по смеющемуся, распахнутому простору, я бы нашла прокат лыж и на весь день ушла на них по озеру. Я нашла бы школу айкидо и взяла бы пару индивидуальных занятий перед зачётом. Да я даже представить себе не могу, где бы я оказалась к концу отпуска. И всё было бы нормально. Просто надо отстать от себя и дать себе отдохнуть.

Даже приезжая на отдых, я каждый день выдерживала и восстанавливалась после массажа; готовилась к чему-то новому: помню приехала со спектром учебников перед тем, как начала читать лекции по предмету своего научного руководителя 4-му курсу. Писала диплом, поступала в аспирантуру, переоформляла землю, решала спектр дел по работе… Сейчас тоже куда-то еду. Может быть, это и нужно. Это не тоска и ностальгия – острая потребность что-то сделать, не ясно что. Как будто без этого всё бессмысленно, но что именно – я не знаю. Так бывает, это чувство постоянно тащит меня куда-то. Ладно, пусть.


Вчера я видела Северное Сияние. Наверно. На чёрно-зимнем небе, окутывающем озеро, появилось молочно-матовое облако – я удивилась локальности и необычной форме – перо, брошенное острым краем к поляной звезде, стояло неподвижно, мягко сияя белёсым светом. Горизонт чистый во всех направлениях на сколько хватает взора. И вот облако начинает преображаться, вытягиваясь по означающимся веретенообразным пикам, меняясь на глазах – одним прыжком я оказалась на балконе: «облако» ожило, перетекая по своей длине ширящимися сгустками похожими на всполохи энцефалограммы, оно меняло форму, неуловимо насыщаясь оттенками морской волны. У меня не было очков. Я сощурилась, но размытый контур, напоминающий мотив едва доносящейся песни, не стал отчётливее. В этот момент, когда я поняла, что это – оно, это не облако – со мной говорит само чёрно-синее небо, распускаясь неведомым струящимся драконом – я видела его сказочный полёт… И в этом была улыбка несуществующего – только она. На миг мир остановился, замерло и, сгорев в проблеске догадки, как в ударе молнии, рассыпалось всё сухое вещество обыденного, обнажив реальность несуществующего…

Волшебство никуда не денется… «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам»…
 
Последнее редактирование:
Здорово ехать. Вечером что-то включилось или выключилось в коридоре моего номера, что-то, похожее на гигантскую вытяжку. И шумело. Я подождала, ожидая, что это какая-то ошибка и скоро всё пройдёт, но прошло всё, кроме этого. Уже ночью обратилась я к администратору, надеясь на то, что кто-то что-то просто быстро выключит. Техник и горничная, материализовавшиеся со скоростью джинов, отключили пару систем вентиляции, но на моём номере это не отразилось, к сожалению, никак. Мне предложили занять другой номер, но переезжать не хотелось. Сказать, что я не выспалась – ни сказать ничего. Вместо потока белой тишины, льющегося с Озера, я слушала утробные судороги недосягаемого вентилятора.

И утром я поняла, зачем это было: засыпая каждый день с мыслями, я делаю то же самое. Можно подключиться и послушать тишину, а я плещусь в гудяще-бурляшем шлаке мыслей. Да и не моих по большей части. Спасибо, мир. Это не стоит того. Надо выключать на ночь ужасную систему в потолке.

Утром она затихла. Сдаётся мне, на работу пришёл кто-то с ключами от чего-то, похожего на секретный щиток, и закрытого на ночь от простых смертных, ввиду своей особой сложности, секретности и важности. Может быть, конечно, вчера взбунтовался искусственный интеллект, локально захватив власть над работой системы вентиляции, и всю ночь тестировал границы своей власти, выводя из себя техника и ничего не подозревающую администрацию. Может, стоило попробовать договориться?...

Последние часы мы провели с Озером в тишине. Я неохотно допила вино, потерявшего свою магию, просто чтобы не выливать его – пить не хотелось. Сложно сказать, чего хочется. Может быть, мышцы скучают по колёсику, а мозг по коробочке – найти альтернативу можно, но исход ясен. Хочется надеется, что это не так. Хочется иного, а получается только это, - вот как, наверное. Чтобы разрушить систему, нужно делать то, чего не делал раньше. Пусть поездка в Мурманск будет зачтена такой попыткой.
 
ПОПУТЧИК

Наш вагон был полупустой в отличие от остальных. Моим попутчиком был командир чего-то военного, плотный мужчина 56-ти лет, с ходу начавший мне что-то рассказывать. Я отказалась от еды, пива, диалога и монолога и ушла в вагон-ресторан. Когда я вернулась, свет в вагоне уже приглушили, я постелила постель и стала смотреть в окно. Олег проснулся и я решила, что притвориться мёртвой мне сейчас более лень, нем послушать его, тем более, почему-то появилось настроение.
Как сложилось с этим поездом и местом! Я взяла нижнее, чтобы сидеть у окна и любоваться снежными красотами, теперь не имея возможности сбежать наверх, я не жалела об этом. Мой собеседник оказался настоящим и интересным человеком. Ночью у него был инсульт, его откачали, посадили на поезд и он возвращался в Печенгу.

Где он только ни служил, родился на Украине, поездил по службе по всей стране и остался жить на крайнем севере. Я просто слушала. Я поняла вдруг, что есть люди, впитавшие в себя множество впечатлений и, сплетя их в своей личности в единый узор, являются самобытным, необыкновенным и живым сочетанием всевозможных времён и граней, ярких в меру уникальности и неординарности самого человека. Каждый такой момент и каждая грань существует в своей уникальной связи со всеми остальными, эпохой, индивидуальным жизненным путём и его осмыслением...

Слушая его, купаясь в странных и точных словосочетания, в интонациях, передающих суть гораздо более слов, в улыбке, скрытой в простом ритме повествования, в юморе, завершающем как последнее пристанище поптыки примерить реальность со смыслом, в возникающем рисунке ассоциаций, событий, миров, встреч и сюжетов - я всё более расслаблялась, диалога не требовались и я отдыхала. Многие слова - манера их произношения, те самые паузы, совершенно точно не осознаваемые им, но абсолютно знакомые мне по говору всех военных - начиная от папиных друзей и заканчивая друзьями моими - близкими и нет - все они говорили так же. И каждый такой оборот напоминал мне конкретного человека и все эти воспоминания были близкими и тёплыми. Странно, я встречаю людей очень близких по типу и понимаю, что нет никаких преград, хотя кажется, что мы из разных миров. Может быть,то, что я выросла в семье военного и все были военными и друзья, и родственники, может быть, те, с кем была я...

Свет в поезде выключили, я легла и закрыла глаза. Монолог перешёл на мир - его социальное несовершенство. Я всё же сказала ему, что единственный шанс (второй путь - это объединяться, но, конечно, я не стала ничего говорить про НЯ и то, что мы делаем) менять этот мир - это ЖИТЬ в нём и подавать пример тем, кто растёт рядом. Чтобы дети видели, что нормальные люди тоже есть. А он - как кажется, жить дальше не особо собирается. Потому что ЖИТЬ надо хотеть. И я спросила у него, есть ли у него мечта.

Может быть, это было лишнее. Но в какой-то момент не сказать этого я не могла. Не потому что не могла - давно могу, но потому что душевная боль. И что делать с этим нежеланием жить, наверное, со времён Жени меня подспудно мучает этот вопрос, как быть с человеком который, предположим, прошёл всю Чечню, оставил там всех друзей и теперь вроде как живёт, но находясь рядом с ним я этого не чувствую. Как мне быть, если я не могу остаться и не хочу уходить. Этот вопрос касается не его одного - очень и слишком многих из тех, с кем я оказываюсь рядом, и с кем мне оказывается комфортно. Нет смысла называть их имена и то, что нас когда-то связывало и связывает, я много думала об этом - может быть, я ищу эликсир жизни, противоядие от смерти, может быть, я не найду его никогда, но этот поиск - часть жизни. Потому что с ними я могу быть собой, я не боюсь потерять контроль. Их мир я не разрушу и не выведу из равновесия, случись у меня истерика - да просто с ними я могу не контролировать себя постоянно, как с другими... Цена этого - то самое ощущение отсутствия чего-то сверхценного, смыслообразующе важного. Оно скрывается за куражом, умением произвести впечатление, оттренированным обаянием или наоборот максимальным отсутствием в реальности, позволяющим оставить свой настоящий и единственный мир незаметным для всех, некоторой абсолютной нормальностью, не претендующий на внимание, и некоторым отчуждением.


Я спросила есть ли у него мечта. Он начал говорить о сыне и внуках, о делах и заботах... Я спросила про тоску, но он продолжал не слыша. Мечта. Нет. Тоска - если нет и тоски, то дело - дрянь. Но и это не конец. Потому что самоубийство вполне естественный ход событий. Я спросила хочет ли он жить - не прямо в лоб, но достаточно ясно. Мне ответ был слишком ясен, чтобы его задавать, но была ночь, стучали колёса, мимо неслась безбрежная снежная синь, полупустой вагон - все соседние полки были пусты и он сам начал разговор.

Когда человеку много дано, когда его душа живая не получится жить как все, надо когда-то это понять. Он сказал мне, насчёт мечты, что хотел бы прожить по другому молодость или вернуть её. Я сказала, что это бред, если бы он имел тогда тот опыт, что имеет сейчас, его молодость не была бы такой весёлой. Да знай я тогда то, что знаю сейчас, даже мою юность это бы убило.

Имею ли я право говорить ему об это? Я часто оказываюсь в таких ситуациях и каждый раз задавать себе этот вопрос устала. Он видел мир, искал и открывал многое, я тоже много где была, и тоже нашла достаточно, чтобы сказать сейчас это спокойно и ясно. Я просто говорю это. Скажи он мне, что я ничего не понимаю и вообще, я бы не обиделась и пожелав ему доброй ночи уснула. Впрочем, примерно это я и сделала, до вопроса о тоске и многом другом дело не дошло.

Утром он сказал мне "по поводу перспектив" - хотя я это слово не употребляла - что какие перспективы, если... и понеслась - от тёщи до качества грунтов приусадебного участка и внешней политики. Умереть гораздо сложнее, чем кажется, это не менее мучительнее, чем жить - я видела это в тех, кто переломав себе крылья многие годы сажает морковку, смотрит сериалы и пьёт валидол. Но меня это всё не трогает - раньше я принимала это близко к сердцу, теперь - нет.
 
Последнее редактирование:
Но есть в этом один момент, знание корого спасает жизнь. Экзюпери писал:

"Старый чиновник, сосед мой по автобусу, никто никогда не помог тебе спастись бегством, и не твоя в том вина. Ты построил свой тихий мирок, замуровал наглухо все выходы к свету, как делают термиты. Ты свернулся клубком, укрылся в своем обывательском благополучии, в косных привычках, в затхлом провинциальном укладе, ты воздвиг этот убогий оплот и спрятался от ветра, от морского прибоя и звезд. Ты не желаешь утруждать себя великими задачами, тебе и так немалого труда стоило забыть, что ты - человек. Нет, ты не житель планеты, несущейся в пространстве, ты не задаешься вопросами, на которые нет ответа: ты просто-напросто обыватель города Тулузы. Никто вовремя не схватил тебя и не удержал, а теперь уже слишком поздно. Глина, из которой ты слеплен, высохла и затвердела, и уже ничто на свете не сумеет пробудить в тебе уснувшего музыканта, или поэта, или астронома, который, быть может, жил в тебе когда-то".

Но это - половина правды. Вторая половина в том, что если кто-то разбудил тебя или ты проснулся сам, всё ранво не получится уже "захлопнуться в привычном укладе"... Все способности, которые ты развивал, вся чуткость и ясность, вся, наконец, честность с собой и миром, будет тащить тебя к горизонту - сколько бы лет тебе ни было. я даже не знаю, что сложнее - научиться летать или перестать летать, разменяв какой-то там десяток...

Не суть. Его жизнь в его руках. По крайней мере пока. Дай Бог, чтобы он был тем, кто он есть.

Но в этом всём - в кажой встрече, в каждом собеседнике и попутчике, я встречаю себя и что-то снова встречает меня. Может быть, я не могу смириться с тем, что жизнь может потерять свой аромат. Что можно перестать хватать жадно первый морозный воздух, что можно обращаться с жизнбю вот так. Наверное, в этом причина. Возможно, для меня проблема именно в том, что люди, отказавшись от жизни в силу каких-либо обстаятельств, ставят себя выше её, совлада такми образом со смертью, и я, навреное, подсознательно чувствую, что обрашаясь так с жизнью - своей или чужой, они будут так обращаться и с моей - не важно с чьей, в конечном итоге - с Жизнью. И я не могу поверить и представить, что так обращаться с ней можно. Я не могу поверить в самоубийство.
 
Я ехала на конюшню с Алисой. Из всех помощников, умных, способныхи даже одарённых, Алиса одна из тех, кого я оставила и кому я рада.

Они выращивают бабочек. В одну такую поездку я узнала, в чём состоит метод. Куколки закупаются в Африке и привозятся сюда ещё совсем твёрдыми. Здесь они продаются в виде тех же куколок или вылупляются. Я не совсем поняла, что с бабочками происходит дальше.
Недавно я узнала. Они хранятся в холодильнике. Их расправляют, прижимают, чтобы не повредить крылья, раскручивают им зубочисткой хоботок, раз в день достают и поят сахарным сиропом. Потом снова убирают плашмя в холодильник. Если находится покупатель - бабочку отдают.Ещё ими украшают букеты. Ещё заказывают на свадьбы вместо фейерверка - открывают коробку и оттуда вылетает огромное количество роскошных, пёстрых бабочек.
- Так они же умрут, горою я Алисе, они же в нашем климате жить не могут...
- Они всё равно умрут, хотя если их опрыскивать и кормить, могут жить несколько недель.

Я ехала и думала. Ты идёшь пить чай, а в холодильнике у тебя лежат обездвиженные живые бабочки. Огромный, яркие, как солнечный зайчик, дикие, как сама Африка, расписные, узорчатые, бархатистые, созданные для полёта и радости, утверждающие жизнь, её составляющие... Бабочка - это вечный символ души.
Может быть, её купят для утехи, не зная, как за ней ухаживать, крылья её потускнеют, обломаются и засохнут, она упадёт за кресло, будет биться и умрёт. Может быть, она умрёт в холодильнике и её используют для декора. Её купит такая же мёртвая душа.

Для Алисы это нормально, потому что было до неё. У родителей тоже был аквариум, в котором заживо гнили какие-то рыбки. Такой аквариум был не только у нас. Задыхающиеся в грузи золотые рыбки, "попугаи" с облезлыми хвостами, дерущиеся и проданные скалярии... Говорят, у бабочек нет нервных окончаний, им не больно. Но у тебя-то они есть!...

Я когда-то была в Ашане, ненавижу гипермаркеты, но тренировала там способность сохранять свою цельность, не растворяться. Шла мимо полок с крупами, блестящими овощами, котлетами и хлебом. Меня занесло в рыбный отдел, я смотрела на лежащих на льду раков. И были они как живые и я в какой-то момент не удержалась, чтобы дотронуться до одного из них, просто почувствовать его. Я протянула руку и едва коснулась его пальцем... В этот момент рак встал в защитную стойку и расправив клещи стоял на хвосте. Он был полумёртвый уже, полуспящий, но инстинкт был сильнее, он, красиво уложенный в ряд таких же полутрупов бросился вперёд. И в этот момент мне стало жутко: я оглянулась вокруг, на других раков, на мёртвую рыбу, на массу кишащих вокруг людей и поняла, что этот рак - единственное ЖИВОЕ существо во всём окружающем меня пространстве. Я и он и больше никого. И никто не понимает, что здесь происходит, и никто не видит, что так нельзя, что в этом всём нет жизни - ни в этой еде, ни в этом месте, ни в них самих, ни вокруг них... Я, пятясь, отошла от рака - я ни чем не могла ему помочь - ни себе, ни ему. С тех пор я стараюсь не быть в Ашане. Я никогда не заводила больше аквариумов, хотя они до сих пор часто снятся мне в кошмарах.

Я не знаю, что с этим делать. Я не знаю, как побудить человека вынуть свою душу из холодильника и стоит ли это делать... Меня перестало коробить это - я приняла это как факт. Я стараюсь не дать засунуть туда же мою душу и в какой-то мере у меня это получается.

Но я не могу смириться с этим настолько, чтобы перестать искать это противоядие и в первую очередь - в себе самой.
 
4. День четвёртый и пятый, МУРМАНСК

Я вышла из вокзала, взяла такси, мы ехали через большой, живущий своей жизнью город. Я снова думала о том, что я здесь делаю. Но где-то внутри зарождался и медленно трепетал восторг, всё, что я видела, напоминало присказку Угрюмова, когда происходило то, что ему нравилось, она звучала как «дададада»… Безостановочно, как будто качество и верность происходящего поддерживается и продолжается чтением этой мантры… Внешне не происходило абсолютно ничего, но во мне возникало ощущение, остающееся в руках после попытки поймать жар птицу – птица улетела, но в руках ещё звенит, переливаясь золотой пыльцой, искрящийся шлейф прикосновения к чуду…

«Тундру» только что построили. Настолько только что, что водитель такси подождал меня у дверей, пока не убедился, что гостиница на самом деле открыта. Мой номер, белый штиль белья и снега, окно на уровне постели, добавляющее неба, первозданная чистота едва созданного мира – «везения не бывает» сказал как-то один мой друг, что же – значит так должно было быть. Арктика. Граница Крайнего севера и Арктической зоны проходит в Мурманске – здесь начинается настоящий Север, настоящий край света, здесь стираются условности, здесь начинается иной мир. Снега, забвение и штиль. Прострация. Я упала по постель. Тишина. Тишина, прострация и бездна. Пустота. Я купаюсь в пустоте, она окружает, окрыляет, она дарит покой; забвение молчащих снегов, морей и льдов, всей неторопливости мира, лежащего по ту сторону суеты.

Я купаюсь в доброте. В этот момент я поняла зачем: чтобы встретится с собой. Я уехала для этого. В том мире нет для этого места и времени, я слишком сфокусирована на решении задач. Друзья обижаются, что нет времени на встречу с ними, но у меня нет времени, чтобы остаться даже с собой. Здесь – курорт. Здесь можно и нужно снимать рекламу баунти, здесь время жарит тебе тебя, здесь всё честно.


В карман пальто влезет Хармс. Огонь пальто. В другой – бутылка воды или всё, что нужно для выхода. И я иду. Я помню город гораздо лучше, чем у думала. Я узнаю улицы, проспекты, легко и просто я нашла свой дом у кинотеатра Мурманск, в котором жила. Я зашла в кафе, любуясь видом, который видела из окна своей квартиры… Та же лестница – мне кажется я не уезжала никогда. Так хотелось подняться домой. Бросить вещи и просто лежать, остаться здесь ещё на месяц, не важно – остаться! Мир принял меня легко, Мурманск сказал мне: «Привет!», как говорят друзьям, расставшись с ними лишь на днях.

Пройдя арку своего дома я шла к высшей точке этой сопки – я помню всё! До мельчайших деталей. Сначала я поняла, что любой город требует адаптации, а Мурманск тем более – дугой воздух, другое солнце, другая вода, давление, магнитное излучение какое-то – много всего. Но подходя к крайней улицы я забывала всё – приближались сумерки, вечные сумерки Мурманска, и мой любимый вид открылся мне в волшебном великолепии заходящего дня… Ожерелье снежных сопок обнимало город сизыми волнами, янтарно-розовым кружевом горя в длинных, пологих лучах северного солнца… Эти цвета! Этот океан красок, в котором тонули формы, напоминающие касаток и феодальные замки, поднебесье Кавказа с его горными вершинами и долинами Юга…

Говорят, в японском языке есть сотни оттенков цветов, но, я уверена, спасовал бы и он. Представить себе: ряды стройных иероглифов, изображающие краешек струящегося неба на краешке западного горизонта… Стройные иероглифы становятся густым лесом, окаймляющим склоны сопок, становясь частью пейзажа органично и ясно, - есть здесь и они.. Есть здесь всё: и прибой, и сумрак, и полёт, и покой, и вызов… Здесь – не хочется летать. Я стою как стояла десять лет назад… В тот день я нашла их спонтанно, было пасмурно и снежно, пейзаж тонул в голубом прозрачном сумраке, незаметно стушевывающемся во мрак. Я помню, что я чувствовала тогда. Помню, как горело всё внутри, как переворачивалась, обжигая каждая мысль и перспектива развития событий… Всё помню остро, как сейчас. Всё помню и знала, и тогда, знала, что выберусь и всё было настоящим, и каждое нервное окончание, окунаясь в реальность оголённым и только здесь я смотрела в бездну и она успокаивала, холод, снежность, влажность и небо, открытое сердце черпало простор, запасаясь им впрок…


Сейчас я вижу розовую долину, а розовая долина видит меня – и нам хорошо.

И внутри начинает звучать музыка. Та самая, непонятная и неслышная. Но она звучит, и я ей слышу.

Это поездка – я мечтала сесть в поезд и уехать и ехать на север и не о чём не думать. Это была романтика. Не думать – не думать ты или можешь или нет. Если нет – поезда не помогут. В этом нет абсолютно ничего романтичного. Садишься в поезд и едешь. Круто попробовать это. Чтобы понять, что романтика есть в том, куда ты её привносишь. И её нет там, где видеть ей ты её не хочешь или не можешь. Отрезать кусок торта – романтика, готовить ужин для встречи с друзьями, стелить скатерть, проводить рукой по гриве лошади, встречать любимого человека, смеяться, падать на диван, мучиться выбором, гулять с собакой – в этом ни меньше романтики, чем в том, чтобы уехать в закат.

Во всех отношениях, что у меня были самыми яркими и волшебными были те, которые могли закончиться в любой момент, когда каждую минуту мы превращали в праздник, когда мы отдавали, и каждый превращал в праздник утверждения жизни. Были и когда мы начинали жить в месте и это убивало весь смысл того, чтобы быть вместе… Дом, улица, фонарь, работа, ужин, постель, работа, аптека. Вот, в чём ужас, ужасней нет равнодушия. Всё требует ухода и полива – хочешь романтики – живи в ней, не позволяй мгновению пройти в суете и прозе, в привычном функционировании. Вы скажете это невозможно. Только это и могло побудить нас начать эту жизнь, остальное – прах.

Путешествие на Север – это не романтика. Это преддверие Заполярья, сопки, морозы и снега. И то, что ты возьмёшь сюда с собой.

Я рада, что я живу в Москве - ужасно, когда Озёра или сопки, окружая твой город, из Вечности, становятся фоном. А ведь становятся. И дело не в фоне а в инертности души в нежелании и неумении восхищаться тем, что твориться за дверью твоего сознания. Я вернусь и буду любить Москву, я буду смотреть на неё, пока не найду в ней себя...
 
Последнее редактирование:
5. ДЕНЬ ПЯТЫЙ, МУРМАНСК

В Мурманске солнце. Вместо того, чтобы упасть и отключиться вчера, просидела за текстами и как всегда снился какой-то бред. А можно было бы... Тексты помогают мне сформулировать что-то цельно и ясно. Но есть ли в этом необходимость...
Чего я хочу. Этот вопрос я задаю себе каждый этап, каждый момент, каждый раз перед и после очередного витка. Кофе принесли с фиником. Круто. Будет кафе тоже будем подавать кофе с фиником. Теперь можно сидеть и грызть косточку.

Ну вот, грызть косточку надоело. Кафе полупустое, из окон льёт свет. Здесь он иной. Это чувствуется во всём: в интенсивности, во влиянии на кожу и особенно глаза, но главное - его цвет, он почти белый. Яркий-яркий, как у нас весной, но белый.
А торт - с ломтиком апельсина.

Я очень долго валялась сегодня в огромной посели. После моего коврика на котором я сплю на полу - это блаженство. За окнами стоит северный день, полный пустоты и забвения, и солнце, вставая позже, долго висит в туманной дымке матового неба.
Я приехала сюда, чтобы понять, что всё. Время уходит и надо что-то делать. Всё остановилось этой осенью. Не смотря на то, что я переехала и то, что в моей жизни появилось айкидо и занятия Тай Чи с Сергеем. Это дало ещё какой-то толчок дожить до сейчас. Далее - всё.

Если смотреть на мою жизнь, вначале было детство - убогая школа, девяностые, выживание, не пойми что в семье, бабушка и единственная отрада - дача летом, велосипед и книги. Да, ещё были походы, спасибо родителям-туристам. Была мечта. Мне хотелось путешествовать так же с конём по степям, лесами прериям. Потом появились лошади, я ушла в них с головой, потом привезли Зорю и появилась "Сивка". Старшая школа, я уже работала инструктором. Я ждала, набиралась сил и знала,что час придёт. Потом не поступление в институт, хотя по сумме баллов я была в первой пятёрке, - поступление в другой это был конец и шок от которого я отходила года два. Потом был институт, ненависть как единственная мотивация развития, постоянное развитие, постоянная работа на разные клубы, молодость и наше юность ЮЗ. Потом было окончание института, я снова не поступила в РАГС, год, в который я как раз жила в Мурманске, подготовка к аспирантуре и аспирантура; уход из аспирантуры, уход бабушки, полтора года прострации, в которые я ничего не делала и ничего не чувствовала, потом фаза знакомства с Собчик и поиск другой аспирантуры. Потом эта мысль меня оставила, я повстречала человека, отношения с которым многое изменили в моей жизни, встреча с НЯ, два года построения своей жизни и клуба, и вот - я пришла в эту точку. Нет боли. Нет безудержного стремления к науке, лошадям, человеку, какой-то цели. Всё отболело. Остался шлейф пройденного и прожитого, сконденсировавшегося в опыт, изменивший улыбку и взгляд, придавший смысл молчанию.

За это время не было момента, чтобы мне было скучно или бессмысленно - в каждый этап, в каждый поворот я входила полностью, каждый момент вело меня ясное понимание цели, к которой я иду. Всё было качественно и полно, я не слукавлю, если скажу, что всё было по-настоящему.

Что я делаю сейчас? Клуб - сделать клуб это вопрос обретения стабильности и начала нормальной жизни в плане адекватности и предсказуемости. Я не строю иллюзий, мне станет скучно, когда он будет. В целом, мне даже не столь важно будет он или нет. Посмотрим. Всё идёт к этому, я пойду спокойно.
Семья - да. И всё же есть здесь и магия и ясное понимание того, чего я хочу. Я хочу показать детям розовые сопки, курящиеся поля, серебристый штиль спящих шхер, озёра, укрытые дремучими лесами, и кувшинки, стоящие в лунном свете как светлячки в океане. Я этого хочу. Это то, что имеет смысл. Это то, ради чего стоило просыпаться и, позвонок за позвонком расправляя позвоночник, видеть всё это в лужах Московских улиц, полных расплёсканного неба, стоящего в штиле под твоими ногами. И, конечно, у детей должен быть отец, который показал бы им как править лодкой и обращаться с оружием. Хорошо бы, конечно, если бы жён было две - тогда у детей был бы сразу и здоровый микро-социум... Да и вообще было бы весело. Ещё дом свой. И умение летать, - желание. Умеют - многие. "Противоположностью одиночества является не совместная жизнь, а душевная близость".
 
Последнее редактирование:
Это всё здорово. Но вопрос ещё в том, что делать сейчас. Сидеть и ждать этого момента прикольно, но едва ли возможно. Что мне делать пока. Надо выходить из инерции. Может быть, действительно уехать куда-то, пожить другом месте. Сделать что-то другое, совершенно другое. Создать сеть конных походов по стране и уехать инструктором в горы? Всё, что я могла узнать здесь, я узнала. Вчера я возвращалась домой с мыслью о том, что же не так.
И я вспомнила, что на каком-то тренинге у Ады, отписав левой рукой несколько листов желаний, я поняла, что хочу ЖИТЬ ТАК, КАК Я МОГУ.

И мне не нравится то, как я живу.Я не хочу жить больше так. Это честно и ясно. От меня в реальности присутствует хвостик. Колёсики и коробочки. Строительный мусор, биомасса, суета, перегрузка, метания, истерика. Я жила на плацу и в библиотеке, в лесу, в работе, в сверхидеях, в потоке. Всё. Я не хочу больше так. Право выбора нужно заработать, наверное, но именно этим всю жизнь я и занималась.

Всё происходит одномоментно. В моменте. Можно. наверное, построить домик на даче и даже стоит. Клуб и так далее. Но всё это фон. Пойду на "Зелёный мыс".Посмотрю на Кольский залив. Может, уехать в Ташкент... Работать я могу и оттуда, как и работаю отсюда. Главное перестать. Хватит, с меня хватит. Я всегда думала о том, на что я трачу время, чему ещё мне надо научиться, что ещё в себе изменить, что ещё создать и сделать. Я хочу просто жить. Я хочу быть собой. Господи, как просто, предельно просто и неимоверно трудно. Выйти из инерции будней. То, что говорит НЯ верно. Но возводить в бездумное следование чему угодно - не нужно. Мы все немного успокоились. Но ничего ещё не былою Ничего ещё не началось по-настоящему.

Сил столько, что мир перевернуть можно, но это делается не силой. Возможностей столько, что дух захватывает, но без вектора они остаются потенциалом, страсти, куража и энергии хватило бы для полёта в космос, но мы продолжаем пахать и строить. Это не плохо. Просто в какой-то момент, ты понимаешь, это это - инерция. Иногда это понимают в шестьдесят, иногда в сорок. Иногда не понимают совсем. Иногда именно это и считают жизнью. Лучше спрашивать себя почаще.

Я не хочу больше так жить. И дело, может быть, не в месте. Хотя поменять можно попробовать всё. Компас работает, всё верно. Нет ничего, чем страшно было бы рискнуть. И сделать это надо.
 
Фоток не видно Мурманска и тундры, баржи и там, где 1. Или их там не должно быть?
 
Пямятник "Алёше" в самой высокой точке Мурманска.
Сумерки. Каскады сопок, так же похожие на касаток, на южные хребты, на всё настоящее, что только есть на Земле.
Стоящая в огнях баржа. Русалочку можно писать здесь. А может быть, Андерсон её здесь и писал?... Чуть дальше - моря и льды... Огни корабля, стоящего на якоре посреди Кольского...
Серебро воды, отливает жёлтым приливом заката и кажется, в сизо-голубом мире течёт волшебная река, рождающая светила и звёзды... Курлыканье порта. И долгий, протяжный лязг, напоминающий пение китов, и приглушённый расстоянием бесстрастно-глухой грохот, выверенный с точностью метронома ритм, возникающий и стихающий, как раскаты далёкого грома...

Я стояла, смотрела на это и думала о том, как я могла столок лет провести без этого. Чудного орнамента сопок, окаймляющего горизонт и дарящего всё то, что спит в душе, что составляет не больше ни меньше суть всего со мной ТАМ происходящего.
Странно. Странно было не возвращаться сюда хотя бы во сне, странно было не помнить этого невесомого прикосновения... Взгляд человека не может вместить этого, его тело - тоже; пройти эти сопки нужны недели и годы, но дух человека, едва касается родного края вмещает его весь, без остатка... Каждый слон, каждый иззубренный или пологий откос, каждую непримечательную деталь рельефа... Только это нужно оставить в себе, не загромождая внутреннее пространство чужеродно выстроганной мебелью. Этот вид и библиотеку. Вполне достаточно для внутреннего мира.
 
Последнее редактирование:
Я прогулялась от "Арктики" до дома, купила билет до Беломорска, прогулявшись вдоль порта, прокатилась на троллейбусе, и, выйдя на ближайшей остановке, пошла домой.

Справа, в темноте сгустившейся ночи, возникло жёлтое здание неправильной формы. В окнах первого этажа дрябло горел тусклый свет; верхние этажи, меняя архитектуру, таяли в мраке. Про него можно было бы написать мистический рассказ. Иди поэтический. Паустовский. Пришвин. Популярный, научно-популярный роман.
Слева возникла труба. Справа возникло здание правильной формы. Про него нельзя было написать никакой роман.

Мысли возникали и улетучивались, скользя как тени на воде. Сборы, поезд, Беломорск... Завтра. Всё это будет завтра. А завтра отделено от сегодня бездонной пропастью настоящего. И пока у тебя есть это Настоящее ты и живёшь...
 
Последнее редактирование:
Сверху