…Это был Крым. Где и когда я не вспомню точно, да и не скажу, было ли это на самом деле. Внешние декорации не имеют значения до тех пор, пока ты не примешь их, пока не проникнешься в их суть расслабленным состоянием, пока не устанешь и не научишься отдыхать среди них. В тот момент они станут тебе домом и больше не будет тебя, времени, внешнего мира. Будет одно скольжение, невесомое скольжение подобное бегу ветра над морем – едва касаясь его блестящей поверхности потоки воздуха оживляют безмятежное пространство, заливая море осыпью серебряных искр, разлетающемуся подобно звонкому смеху – его легко услышать, легко почувствовать… Так бывает, когда спонтанность и радость существования заполняют без остатка расслабленную душу и, переполняясь, вливаются в мир ощущением свободы и страсти, входящими в месте с тобой в любое развёртывающееся пространство.
В лабиринтах ближайших улиц нас ждало уютное кафе. Здесь было кофе, плетёные кресла, бесподобная яичница и столько утреннего, светлого, чистого солнечного светла, сколько только возможно себе представить. Оно проникало под навесы и, отражаясь от росы на клумбах, подсвечивало профиль Марины нежнейшим фарфоровым светом. На Марине была безукоризненно-чистая светлая рубашка, складки лёгкой материи собирались на груди тонкой шнуровкой, вписывая её лицо в овал, на манер портрета. Она сидела в этом просторном кресле, с прямой спиной, с остановившимся на какой-то детали пристально-голубым взглядом, острота которого была обращена скорее во внутрь, чем в направлении взора. И я подумала в тот момент, что гены, спящие в внутри нас заложенные предками дают нам огромные возможности, тот уровень, который мы сами того не зная несём внутри, он проявляется неожиданно и ясно, в любой естественной для нас ситуации. Это то, что мы несём в себе, что чем мы являемся независимо от нашего на то желания. Я смотрела на Марину с остро возникшим чувством восхищения и какой-то неосознанной готовностью признать в этом человеке существо имманентно превосходящее меня по уровню своей организации.
Аристократия, должно быть, выгладила так. Как мало мы знаем о себе. Я никогда её такой не видела. Никогда ситуация того социума, того мира, в котором мы учились и жили, не позволяла проявиться этой черте. И смутно чувствуя в себе ресурсы и возможности быть на голову выше всех остальных, Марина так никогда их никуда и не приложила, научившись маскироваться как и все мы, носить маску и играть социальную роль. Со мной происходит всё так же. Так происходит со всеми. И часто мы так срастаемся с маской, что забываем своё собственное лицо.
Перестав любоваться Мариной, я с невероятным удовольствием съела свой завтрак. Кофе мы тянули медленно, наслаждаясь каждым глотком.
И в какой-то момент я потянулась к кусочку тоста – этот момент – я почувствовала как движется на плече гладкая материя моей зелёной рубашки, как свободно и просторно она провожает лёгкие движения свободного тела, как безупречно работают мышцы плеча, как точно, плавно, спонтанно и верно каждое желание, угадываемое телом без каких либо усилий. Без сопротивления. И в этот момент я почувствовала себя так, как ни чувствовала никогда до этого. Такие моменты бывают у всех. Когда ты ощущаешь вдруг, что ты из себя представляешь, что спит внутри тебя просто потому что ОКАЗЫВАЕТСЯ невостребованным в привычной для тебя социально реальности.
Какие то моменты и ты вспоминаешь вдруг такие ощущения. Они собираются в какие-то пучки неизведанного, подобные ощущению де жа вю.
...есть ощущения, корыте мы гоним от себя, потому что они не вписываются в систему наших представления о себе, наш привычный облик. И именно они могут быть проводниками, волшебными указателями какого-то иного другого мира, нам доступного каких-то других, иных нас…
Как часто наше тело вопротивляентся наши мысли..."
