Сто лет не была в собственном дневнике. Навалилось всякий хлопот-забод. В декабре у нас в доме был пожар :-( Мы все остались целы, и лошади тоже, а вот крыша и третий этаж сгорели.
Это так жутко -- пожар. Когда видишь, как огонь разрушает то, что строил всю сознательную жизнь, мечешься с ведром воды и понимаешь, что ничего не можешь сделать.
Но затушили, а потом выяснилось, что все не так страшно, когда рядом есть друзья. Elena V, несмотря на воспаление легких и температуру, в тот же день выехала к нам из Москвы, и утром была рядом, и очень убедительно сказала, что все фигня и все будет хорошо. Так сказала, что я ей поверила.
Наташа Far, Галя-Ingra, Андрей Суворов -- все были там, на пепелище, в залитом пожарными доме и помогали чем могли.
В результате благодаря поддержке ребят, в том числе и материальной, Новый год будем встречать под крышей
В прочем, было и хорошее в этом месяце.
Конные праздники, поездка к Мифу, который совсем перестал хромать, приобретение вот такой лошади
http://www.koni.by/default.asp?page=moravia (история и фото)
И в дневник залезть было приятно. Помнят! Поздравляют!
Так что отвечу на накопившиеся вопросы и в качестве маленького подарка выложу два рассказа.
1. Приехать к нам можно, гостям всегда рады, в том числе тем, с кем знакомы по интернету!
2. Книгу в Питере купить можно, напишите в личку, дам телефон.
3. У Мифа дела хорошо. Только оброс как мишка и совсем перестал быть похож на тракена. Забрала недавно его паспорт спортивной лошади. Там записано два десятка стартов, троеборье от 1 до 3 звезд, конкура. И в большей половине случаев в призах.
С 3 по 5 января буду в Москве, если кто-то хочет предложить помощь на Мифа, точно не откажемся ;-)
4. Впечатления о выставке выложу при случае.
5. Спасибо за поздравления! Всех с Новым годом!
Ну и рассказы
Байки свежеиспеченного перевозчика
ЛАСТОЧКА
Занявшись конеперевозками, и втянувшись в это дело – рейс каждый день, а бывает, и не один – волей-неволей наблюдаешь самые разные лошадиные судьбы. Иногда, выгрузив лошадь, уезжаешь в хорошем настроении. Но чаще – все же в грустно-задумчивом. Потому видишь, что лошадь – товар. Более или менее ценный, и нередко измеряемый не по красоте или другим качествам, а исключительно на вес.
В этот раз мы приехали на хутор. Три дома, дугой выгибается речушка, стеной стоит лес. Всего 100 километров от Минска, а места дикие и самобытные. На сараях крыши из дранки. Сколько им лет? Пятьдесят? Сто? Если смотреть на бревна, выдубленные временем, но все еще крепкие, скорее второе.
У самого забора, того, что выходит к лесу, следы хозяйствования кабанов. И тишина, такая, что звенит с непривычки в ушах.
Хозяева под стать подстройкам. Не с этого века. И не по возрасту даже – по мировоззрению. Такие, не сомневаясь, пустят на ночлег незнакомого человека, а утром еще и накормят досыта – бесплатно, за разговоры и новости с большого мира. Они и сейчас нас расспрашивают – слышали по телевизору про кризис, и что – до нас дошел? А что это будет дальше? Хотя, если подумать, что им, живущим на натуральном хозяйстве, кризис? На двух стариков гектар огорода, в хлеве свинки хрюкают, куры по двору ходят…
… Идем к одному их сараев. Самому большому во дворе. Хозяин раскрывает дверь и на двор, гарцуя, вылетает лошадь. Ноздри раздуты, хвост трубой, глаза горят. Некрупная гнедая кобыла по кличке Ласточка явно красуется. Пробегает круг, другой, потом подходит к нам. И мы ей явно не нравимся. Уши жмет, смотрит искоса. Эх, правильно не нравимся. По твою душу приехали.
Кобыла здесь явно любимица. Избалованная, капризная, гордость и краса своих хозяев. От них узнаю, что вырастили ее с жеребенка, а продают потому, что сил и здоровья держать лошадь больше нет. Два года уже просто гуляет. А неправильно для лошади просто гулять. Пусть лучше пользу приносит, работает.
Моя клиентка идет торговаться. А я – что взять с перевозчика, наше дело трап открывать-закрывать – бесцельно шатаюсь по двору. Здесь очень уютно. Все чисто выметено, все на своих местах. Хоть и старые люди хутор держат, а порядок просто завидный. В сарайчике, где стоит кобыла, тоже аккуратно. Пол щедро устлан соломой, чисто и светло. В кормушке луговое сено, да такое, что я с улицы аромат чувствую.
Хозяева и покупатель между тем договорились, идут грузят в машину лошадиную упряжь. Она здесь ни к чему. Лошадей на хуторе больше не будет.
Потом приходит черед Ласточки.
Гнедая упирается изо всех сил. Характера у нее хватает, а вот силенок – увы. Запихиваем общими усилиями в коневоз, закрываем перегородку. Кобыла стоит притихшая, из глаз текут крупные слезы. Хозяева тоже плачут, и долго махают рукой вслед коневозу. И перезванивают, чтобы узнать, как доехали, чуть ли не раньше, чем мы выгружаемся.
Доехали хорошо. И выгрузились хорошо. А вот остальное…
Ласточка попала к хорошим людям. Только в совсем другие условия. Вместо просторного сарая – коновязь. Где рядом с Ласточкой полдесятка других разномастных лошадей. Навес над головой есть, но под ним не намного теплее, чем на улице.
Гнедая тут же начинает дрожать и с недоумением отказывается от грубого, купленного в ближайшем колхозе сена.
Ее взяли на перепродажу, но так до сих пор хозяев не нашли. Люди спрашивают спокойных, беспроблемных лошадок. А Ласточка раз за разом демонстрирует характер. Куда и к кому она в результате попадет, неизвестно. Очень хочется верить, что гнедой повезет…
КАК ВОРОНОЙ МЕРИН ПРЕВРАТИЛСЯ В БЕЛУЮ КОБЫЛУ
Этот рейс делала с цыганами. По телефону звучало как обычно «одну лошадку перевезти, вторую обратно привезти». Как же – как же! Знаем, ездили!
Первого грузили вороного мерина. Богатырского. Килограмм на восемьсот зверюга (вот уж точно, с кем поведешься. Раньше я коней все больше по высоте в холке мерила, а теперь перешла на килограммы). Грудь необъятная, шея с массивным гребнем, ноги-столбы.
-- Зачем продаешь? – спрашиваю у цыгана. И тот отвечает честно – кашляет. Поэтому и избавляюсь. Только не продаю – меняю.
Учитывая, что дышит мерин ровно, ноздри не раздуты, запального желоба нет, такой резон меня несколько удивляет. Многие цыгане кашель за болезнь не считают, полагая, что эта проблема легко лечится с помощью свежего воздуха и … овсяной соломы. Мол, вытягивает она все плохое из легких. Так что долой вентипульмины и бронхиалы – солому на подстилку, солому в кормушку и будет лошадь здорова.
В коневоз мерин заходит спокойно. Но потому, как трогается машина, делаю вывод, что даже не восемьсот килограмм весит лошадка, а побольше.
Ехать недалеко, километров сорок. И опять-таки к цыганам.
Жилище их впечатляет. Дом-развалюха. Покосившийся, запущенный до крайности. Из трех окон два выбиты и заделаны с помощью картона и скотча. Во дворе худая цыганка складывает в детскую коляску дрова. Нищета страшная.
А за домом сарай. Просторный, на четыре головы. Ухоженный и добротный. Кони – как на подбор. Сытые, лоснящиеся, только глаза у всех злые и наглые. Пара серых орловцев, рыжий советский тяжеловоз, и некрупный серый в яблоках конек. Его и меняют.
Порода у конька неизвестная, некрупный. Но хорош! Аккуратный, пропорциональный, яблоки крупные, как нарисованные. Но характер! Начинаем заводить в коневоз – ни в какую! И ладно бы просто сопротивлялся. Бьет наотмашь ногами по людям – не подойти.
Цыган выносит пугу и я ухожу в кабину. Не хочу на это смотреть. Бьют цыгане коней жестоко, по самым нежным болезненным местам. Уговорами не занимаются – ломают.
Десять минут – и серый загружен. Едем дальше.
И опять-таки к цыганам. На этот раз зажиточным. Во двор не зовут, перегружаемся прямо на асфальте. Вместо серого мерина у нас появляется светло-соловая кобыла. Я люблю соловых, но это уже чересчур. Кожа просвечивается розовым, блеклые голубые глаза. Несуразная лощадь.
-- Нравится? – спрашивает цыган.
И я честно отвечаю, что нет.
Цыган задумывается, потом звонит по телефону и мы опять едем меняться.
На место очередного обмена попадаем уже по темноте. Нашу соловую смотрят в коневозе. Там свет есть. А кандидатку на обмен выводят под ближайший фонарь. Это серая (то есть белая) одиннадцатилетняя кобыла. Рослая, с высокой оленьей шеей. Явно помесная – пробегали в предках рысаки. Красивая лошадь.
Почему такую меняют без доплаты на соловое недоразумение, мне не понятно. До тех пор, пока не заводим белую в коневоз.
Она дерется. Прицельно расчетливо рассчетливо метит в голову любому, оказавшемуся в зоне досягаемости. Закрыть за ней перегородку мы не смогли – побоялись. Так и поехали.
Всю дорогу цыган вздыхал и жаловался на судьбу. Зачем менял, что делать с такой кобылой? А я не удержалась и спросила – действительно, зачем? Ну кашлюющего коня на здорового, это понятно. А к чему дальнейшие обмены?
-- Не понимаешь ты, -- сказал цыган. – Часто и не выгоды в этих обменах, но так мы живем. Обменяем, отметим, выиграем или потеряем, опять обменяем. Вороного надо было менять – кашлял. Серого не надо. Но я как договорился, сразу на отмечании сделки и махнул его не глядя. Пьяный был, но раз пообещал, надо отдавать. Соловая мне не понравилась. Не хотел домой везти. А с белой просто не повезло…
ЗЫ: через две недели я вновь встретилась с белой кобылой. Уже в другом цыганском дворе, куда привезла очередную лошадку. Поинтересовалась, что за лошадь? Мне тут же расписали, какая это замечательная, ласковая и послушная лошадь. Убавили на 4 года возраст. Самое интересное, что нахваливая кобылу, цыган подходил к ней со всех сторон, и ноги трогал, и круп. И та даже попытки не сделала ударить. Перевоспиталась. Но доверия у меня так и не вызвала...
